Может быть, и древние майя, вернее их жрецы, подобно католическим священникам, также у кого-то заимствовали свой культовый язык и письменность, с помощью которой он закреплялся? Но тогда у кого? У кого они могли их заимствовать?
Цивилизация майя была, несомненно, самой высокой и, пожалуй, самой древней на Американском континенте. Мы говорим «пожалуй» только потому, что, как уже указывалось, пока нет абсолютно достоверных доказательств, подтверждающих прямое родство цивилизации майя с ольмекской культурой — самой древней культурой Америки. И все же есть немало весьма убедительных доводов, настойчиво требующих признания древних майя прямыми наследниками ольмеков, и среди этих доводов важное место занимает бесспорное сходство письменных и цифровых знаков, сохранившихся на ольмекских памятниках, со знаками письменности майя. Из этого следует только один вывод: если ольмеки и майя — ступени одной языковой «лестницы», древним майя, «потомкам» ольмеков, попросту не у кого было ни заимствовать письменность, ни тем более писать свои рукописи на чужом языке: они могли писать только на своем языке, на языке майя.
В пользу такого утверждения, наконец, есть и прямые свидетельства самих испанцев. Вот что написал, например, Ланда в своем «Сообщении о делах в Юкатане»:
«Эти люди (то есть индейцы майя) употребляли также определенные знаки или буквы, которыми они записывали в своих книгах свои древние дела и свои науки. По ним, по фигурам и некоторым знакам в фигурах они узнавали свои дела, сообщали их и обучали. Мы нашли у них большое количество книг (написанных этими буквами), и, так как в них не было ничего, в чем не имелось бы суеверия и лжи демона, мы их все сожгли; это их удивительно огорчило и причинило им страдание…»
Ланда в «Сообщении о делах в Юкатане» приводит также пример написания упомянутыми знаками нескольких слов. Это слова из языка майя, того языка, на котором они говорили. Следовательно, их письменность была приспособлена передавать их устную речь, то есть обслуживала ее.
Только теперь, пожалуй, мы имеем достаточно оснований утверждать, что исследуемые рукописи действительно были написаны на языке майя.
Однако на этом, к сожалению, вопрос о языке не исчерпывается. Язык не относится к постоянным категориям. Он невероятно чувствителен к малейшим социально-экономическим явлениям в жизни своего народа и непрерывно изменяется под их воздействием. Но язык не мембрана; он не только улавливает и передает эти изменения, но и закрепляет их в коллективной памяти говорящего на нем народа. Постепенно одни слова отмирают; другие прочно входят в речевой обиход; третьи, полностью сохраняя звуковую и графическую внешность, решительно меняют свое первоначальное значение, передавая совсем иной, порой и противоположный смысл.
Язык живет жизнью народа; вместе с ним он радуется и страдает, строит и разрушает, но если жизнь народа немыслима без языка, сам язык — история знает такие случаи — способен иногда пережить своего создателя и через многие тысячелетия поведать о нем людям, как это произошло, например, с шумерской цивилизацией.
На языке майя сегодня говорят несколько сот тысяч человек, живущих на Юкатане, а на родственных, весьма близких к нему диалектах из общей языковой семьи майя-кичэ — почти два миллиона.
Язык сегодняшних майя значительно отличается от языка XVI века, когда к берегам Юкатана впервые подошли корабли испанских конкистадоров. Первые из них под предводительством Франсиско Эрнандеса Кордоба пытались высадиться на Юкатан ровно четыреста пятьдесят лет назад — в 1517 году, однако испанцам было оказано столь решительное сопротивление, что только через четверть века (1541–1546 годы) им с большим трудом все же удалось завоевать земли, принадлежавшие древнему американскому народу.
По записям испанских миссионеров можно составить довольно точное представление о языке майя того периода. Это позволило установить весьма существенную разницу между языком майя XVI и XX веков. Тем более невероятно предположить, что язык текстов рукописей идентичен языку майя XVI века (не говоря уже о современном).
Почему? На это есть много причин.
Прежде всего удалось установить, что рукописи были написаны задолго до прихода испанцев. Об этом говорят календарные даты и форма их написания; характер изображения отдельных богов, совпадающий с изображениями этих же богов на стелах, датировка которых известна; упоминание отдельных названий городов (например, в Парижской рукописи часто упоминается город Майяпан, что достаточно убедительно привязывает рукопись к периоду гегемонии этого города); и наконец, состояние рукописей (сохранность «бумаги», красок и т. д.) помогает определить их возраст.
Основываясь на этих данных, Ю. В. Кнорозов приходит к заключению, что Дрезденская рукопись была написана до XIII века (XI–XII); Мадридская — до XV (XIV); Парижская — в XIV–XV веках (период гегемонии города Майяпана).
В истории майя XI–XV века были периодом гигантских потрясений, когда на Юкатан одна за другой обрушивались волны событий, резко отражавшихся не только на привычном укладе жизни населявших его народов, но и приводивших к исчезновению целых городов-государств и появлению новых столиц-гегемонов. Это был период ожесточенной междоусобной борьбы и раздробленности, в которую постоянно вклинивались нашествия инородных племен и варваров-кочевников. Язык майя не мог не претерпеть значительных изменений за эти бурные века их истории.
Совершенно очевидно также, что жрецы пользовались для написания своих текстов не современным им разговорным языком XI–XV веков, когда составлялись рукописи, а каким-то особым, «подсказанным» жрецам самим письмом. В чем тут дело? Не впадаем ли мы в противоречие с тем, что говорилось выше, в частности о латыни? Попробуем разобраться и в этом вопросе. Необходимо пояснить, что по сравнению с устным языком письмо всегда является куда более консервативной формой его бытия. Причем консерватизм, сам по себе характерный для письма, к тому же, как правило, искусственно культивируется теми, кому оно доступно. Не забывайте, что речь идет о рабовладельческом обществе, да еще на самом начальном этапе. Следовательно, письменность была достоянием лишь жречества и знати, то есть господствующих классов. Они не только стремились удалить письмо от простого народа, но и придавали ему характер чего-то недоступного, сверхъестественного, мистического, превращая письмо в еще одно орудие своего господства.
Из сказанного можно сделать вывод, что если рукописи майя и были написаны сравнительно недавно, примерно в XI–XV веках, зато их писали языком, весьма близким или идентичным с древним письменным языком, сложившимся, как полагает Ю. В. Кнорозов, по-видимому, на рубеже нашей эры, а может, и раньше. Отсюда легко понять, что разница между языком текстов рукописей и современным языком майя — по времени их разделяют два тысячелетия! — должна быть достаточно велика. Она, например, может достигнуть такой же степени, как между латынью и, скажем, испанским или французским или между языком Киевской Руси и тем, на котором мы с вами говорим. Язык рукописей мог быть мертвым языком; это была местная «латынь», дальняя, но прямая «родственница» языка народа майя, а скорее всего родоначальница всей языковой семьи майя-кичэ.
Следовательно, современному дешифровщику необходимо проследить эволюцию языка (как бы сделать «срез» во времени), его грамматики и лексики, на протяжении двадцати столетий! И если верхние слои — язык майя XX века, на котором сегодня говорит этот народ, — лежат прямо на поверхности, нижний слой — язык трех известных нам рукописей — так глубоко зарыт в толщу прошедших веков, что добраться до него кажется делом невероятным. В довершение всего возникает заколдованный круг: чтобы дешифровать рукописи майя, необходимо знать особенности языка, на котором они написаны, а единственным достоверным источником познания этих особенностей и, следовательно, древнего языка вообще являются три упорно молчащие рукописи…
И снова, уже в который раз, Юрий Кнорозов просматривает страницу за страницей манускрипты Ланды и других свидетелей и составителей хроник времен испанской конкисты Мексики и Юкатана. Нужно найти хоть какую-нибудь зацепку, пусть небольшой, но подлинный языковой «срез» из более ранних слоев языка майя, предшествовавших испанскому завоеванию.
«…У них есть басни или предания очень предосудительные, — писал в XVII веке испанец Санчес де Агиляр. — Некоторые они записывали, сохраняют их, читают на своих собраниях. Такую тетрадь я отобрал у учителя при часовне селения Сукон по имени Куйтун…»
…«Басни»?.. «Предания»?.. Ну, конечно, это первое упоминание о так называемых «книгах Чилам Балам», как сейчас именуются рукописные тексты, записанные индейцами майя еще в XVI веке. О них, например, говорит в своей «Истории Юкатана» Диего Лопес де Когольюдо, автор XVII века. Индейцы писали их на своем родном языке — на майя, но не иероглифами, а латинскими буквами (латиницей). «Книги Чилам Балам» — общепринятое название этих старых текстов, но оно довольно условно. Его возникновение связано с знаменитым чиланом (прорицателем — на языке майя) по имени Балам, который жил в городе Мани во времена испанского завоевания Юкатана, хотя сами «книги Чилам Балам» составлялись, несомненно, позже.
Много «книг Чилам Балам» собрал и исследовал в XIX веке Пио Перес. Он скопировал и опубликовал некоторые из них (1837 год), и они так и вошли в мировую литературу как «Рукописи Переса». «Книги Чилам Балам» были обнаружены и в более поздние времена. Одна из последних находок датируется 1942 годом, когда в столице Юкатана городе Мериде случайно нашли рукописный текст «Песен из Дзитбальче».
Именно они, «книги Чилам Балам», оказали неоценимую услугу в сложнейшей «археологической» работе по выявлению особенностей языка древних текстов, да и по дешифровке иероглифических рукописей майя.
Когда иероглифическое письмо было запрещено испанскими монахами, а древние книги сожжены, индейцы майя стали записывать латиницей в «книгах Чилам Балам» свои пророчества, мифы, хроники, восходящие к древнему периоду их истории. Правда, все это оказалось в хаотической смеси с более современными текстами, относящимися к XVI веку, и даже с переводами… из испанских книг.