К концу рассказа мы успели прийти в себя и только тогда увидели величавую, неповторимую красоту лежащих внизу под нами развалин древней столицы людей тутуль шив Ушмаля.
Гигантское здание, распластавшееся на земле строгим квадратом с просторным, словно открытое поле, внутренним двором (кому могло прийти в голову назвать его «Квадратом монашек»?). Стройные площадки для игр в мяч, Храм черепах, Квадрат голубей (что за убогость фантазии?!) и многие другие строения Ушмаля лежали внизу, неповторимо прекрасные, хотя и разрушенные временем, природой и человеком…
Но и этого, оказалось, было мало: на широкой площади гордо возвышался венец Ушмаля — Дворец губернатора — поразительное сооружение, причудливый танец или скорее даже песня, воплощенная в каменном узоре… Прав был известный американский ученый-майист Сильванус Морли, когда назвал Дворец губернатора самым прекрасным зданием древней Америки!..
— Ты майя, ты говоришь на языке тех, кто построил все эти чудеса? — спросили мы нашу маленькую сказительницу легенд.
— Да, сеньоры, — ответила она сразу на оба вопроса. И тогда внезапно, видимо под воздействием окружающих нас чудес, нам захотелось сделать что-то необычное, почти невероятное, и мы… прочли вспомнившиеся слова из «книги Чилам Балам»:
Лахун каль хааб ну тепалоб
Люм Ушмаль
Йетель у халач виникиль Чич’ен-Итса
Йетель Майальпан.
Лай у хаабиль ку шимбаль
Ка учи аньос: лахун каль[31].
К сожалению, девочка не оценила наш «подвиг». Ее лицо изобразило изумление и испуг; было ясно, что она ничего не поняла!
И в этом нет ничего удивительного. Конечно, московское произношение языка майя наверняка сыграло свою роль, однако дело не столько в нем, сколько в самом языке: попробуйте заговорить с любым советским школьником на языке Киевской Руси, и вы получите почти тот же результат. Ваш слушатель удивится гораздо больше, чем ежели вы начнете разговаривать с ним на любом незнакомом ему иностранном языке. Кстати, и «наша» девочка-майя совершенно спокойно воспринимала русскую речь, ничуть не удивляясь ей.
По совету мексиканских друзей из Национального института антропологии и истории — так называется в Мексике научный центр, под руководством которого ведется всестороннее изучение доколумбовой Америки, — мы решили завершить свое знакомство с Юкатаном посещением Острова женщины. Этот островок настолько мал, что менее чем за час его можно обойти вдоль и поперек. Здесь находятся развалины самого миниатюрного храма древних майя, сложенного (глагол «возводить» никак не вяжется с его размерами) в честь прекрасной Иш Чель, божественной супруги Ицамна.
Если говорить честно, память не сохранила очертания развалин этого храма, и виной тому не размеры и не степень сохранности или важности храма, а… сам остров. Он настолько красив, что буквально подавил нас своим сказочным очарованием. Если бы потребовалось подобрать на земле место для рая, каждый, кому хоть раз посчастливилось побывать на Острове женщины, не задумываясь, назвал бы этот благодатный клочок земли, омываемый со всех сторон кристально чистой, удивительно нежной водой, едва тронутой бирюзовой голубизной. Белый, как сахар, ласковый песок, стройные королевские пальмы и тишина, околдовывающая душу убаюкивающим спокойствием и даже — это уже опасно! — отрешенностью от всего земного: «Сидел бы всю жизнь на бережку, глядел бы на песочек, водичку, камешки, пальмочку…»
Остров — самая восточная территория Мексики. Отсюда рукой подать до Кубы, и, должно быть, поэтому в одной из бухт мы увидели два больших рыболовецких сейнера с развевающимися на ветру знаменами острова Свободы. Даже чарующая, неземная красота Острова женщины оказалась бессильной и не помешала нам вспомнить, что Мексика — единственная из латиноамериканских стран, не порвавшая отношений с революционной Кубой.
Мы провели на острове целый день. Следующим утром на небольшом катере вместе с немногочисленными пассажирами и шестью попарно связанными черными свиньями мы переплыли узкий пролив, разделяющий остров с материком, вернее, с полуостровом Юкатан (между прочим, когда мы плыли на остров, нашими «спутниками» были точно такие же черные свиньи). У одинокого, сколоченного из досок причала с громким названием Порт Хуареса[32] нас поджидала машина. Все еще околдованные красотой Острова женщины, мы молча уселись в нее и тронулись в обратный путь.
Однако нам не повезло: вскоре машина сломалась, и по рекомендации шофера-мексиканца мы были вынуждены приступить к несложной процедуре «голосования» на шоссе, как оказалось, совершенно одинаковой во всех странах мира.
Не было машины, которая не остановилась бы при виде сигнала бедствия, но все они шли, перегруженные пассажирами, и поэтому на нашу долю доставалось лишь искреннее сочувствие.
Наконец далеко-далеко на прямом и узком, как школьная линейка, шоссе появилась маленькая точка. Она быстро росла, пока не достигла размеров большого многоместного автобуса. Он затормозил прямо перед нами. Не мешкая, мы заняли свободные места, и автобус рванулся вперед.
Он был довольно ветхой конструкции, но развивал огромную скорость. К сожалению, это обстоятельство не очень влияло на скорость нашего передвижения, поскольку водителю приходилось довольно часто останавливать машину, чтобы принять новых и распрощаться со старыми пассажирами. Десятки людей, молодых и старых, женщин и мужчин, прошли перед нашими глазами.
Мы смотрели на них и изумлялись; казалось, что они только что сошли с фресок и барельефов древних храмов и дворцов Паленке, Бонампака, Ушмаля, Чич’ен-Ица… Горбатый, почти полукруглый нос; острый, но не выступающий вперед подбородок, чуть-чуть раскосые черные глаза, и только лоб не был таким опрокинутым и заваленным назад, каким его изображали художники и скульпторы в древности. Но такое различие во внешности древних и современных жителей Юкатана имеет вполне точное объяснение: древние майя, по-видимому, считали идеалом красоты такой лоб, который образует с линией носа почти прямой (!) угол.
Однако природа чрезвычайно редко шла навстречу их вкусам, и тогда люди сами придумали, как подогнать себя к эталону красоты. Для достижения необходимой деформации черепа они изобрели специальный «пресс». Он состоял из двух положенных друг на друга прямых досок, скрепленных веревками с одного конца; с другого конца доски разводились, и в вершину образовавшегося угла втискивалась голова новорожденного младенца. Постепенно разведенные концы досок стягивались (тоже веревками), доводя приплюснутость черепа до нужной формы, которая диктовалась нормами красоты. Судя по тому, что майя достигли в науках, искусстве, архитектуре и других сферах своей деятельности, такая деформация черепа в младенческом возрасте не сказывалась в дальнейшем на умственных способностях, если, конечно, новорожденные выживали, ибо какая-то часть из них умирала, не перенеся этой пытки.
Долгое путешествие — верный союзник для тех, кто ищет собеседника. Вскоре после одной из многочисленных остановок на сиденье перед нами оказался пожилой мужчина, одетый, как и все мужчины Юкатана, в синий груботканый, костюм, похожий на комбинезон. Ему нетрудно было угадать в нас случайных пассажиров этого обычного рейсового автобуса; нам же был не менее очевиден его интерес к «нашим особам». К взаимному удовольствию, знакомство быстро состоялось.
Пожилой мужчина оказался учителем. Он возвращался в школу от своих родных, живших в небольшом селении на берегу моря. Когда и мы, в свою очередь, представились ему, он не стал скрывать своего удивления и заявил, что впервые видит советских людей и слышит русскую речь.
Узнав, зачем мы приехали на Юкатан, он стал рассказывать о древней цивилизации майя, остатками материальной культуры которой буквально «утыкан» весь полуостров. Он говорил удивительно ярко. Было видно, что учитель не только знает историю своих древних предков — в школе он преподает математику, а не историю, — его глубоко волнует все, что связано с прошлым величием и могуществом, с разрушением цивилизации майя испанскими завоевателями, с безрадостным и тяжелым периодом колониального господства. Однако больше всего импонировала его беззаветная вера в светлое будущее своего народа.
В небольшом городе, лежавшем на нашем пути, автобус вдруг запрыгал по канавам, которыми были покрыты городские улицы и центральная площадь. Мы вспомнили, что точно такими же канавами «разукрашено» большинство улиц и площадей Мериды — столицы Юкатана. Учитель догадался, о чем мы говорили между собой (конечно, по-русски).
— Пропаганда, — сказал он, отвечая на незаданный ему вопрос. — Гринго[33] роют нам канавы ради «прогресса», требуя взамен нашего «союза» в их грязных делах. Канавы прорыли давно, а водопроводные трубы никак не проложат…
Мы поняли намек относительно пресловутого «Союза ради прогресса» и в шутку сказали, что подумали, будто канавы — оригинальные археологические раскопки, которые ведутся в городах Юкатана.
— Этим они тоже интересуются, — сказал сердито учитель, — они всюду поспевают…
Он долго молчал, думая о чем-то своем, а потом заговорил:
— Вы, должно быть, уже посетили Чич’ен-Ица! Там обязательно побывает каждый, кто приезжает на Юкатан. Помню, я еще был мальчишкой, когда все эти земли — я имею в виду территорию, которую занимает Чич’ен, — купил консул Соединенных Штатов в Мериде мистер Эдвард Томпсон[34]. Каждый, кто интересуется древними майя, конечно, слышал это имя. Но не все знают его так хорошо, как мы, юкатанцы… Он их купил. Но что значит купил? Время тогда было неспокойное, в Мексике началась гражданская война против диктатора Порфирио Диаса