Текст читается с трудом. Глаза не привыкли к замысловатым закорючкам. Да и тот, кто выводил их на бумаге, еще не устал — он только начинает свой долгий тяжелый труд и поэтому старается поразить будущего читателя вычурной красивостью своего почерка.
Брассер де Бурбур переворачивает страницу, не дочитав ее до конца:
«..Эта провинция на языке индейцев называется «У луумил куц йетел кех», что означает «страна индюков и оленей»; они называют ее также «Петен», что означает «остров», так как их вводят в заблуждение упомянутые бухты и заливы…»
Сомнений нет — текст староиспанский, по-видимому середины XVI века. Об этом красноречиво свидетельствует построение фраз: они кажутся неуклюжими, слишком длинными и в то же время как бы обрубленными с обоих концов.
Перевернута еще одна страница:
«…Первыми испанцами, приставшими к Юкатану, были, как говорят, Херонимо де Агиляр, родом из Эсихи, и его спутники…»
Замелькали имена испанских конкистадоров. Чаще других — Франсиско Монтехо, первого губернатора Юкатана. Здесь можно не задерживаться! О нем и так немало известно. Дальше, дальше… Теперь страницы не кажутся тяжелыми; они легкие, совсем легкие…
Что это?., «…брат Франсиско Тораль…» Интересно! Скорее назад. Здесь может что-то быть.
«…Хотя эти люди были просвещены в религии, а юноши преуспели (в учении), как мы говорили, они были совращены (снова) жрецами, которых имели в своем идолопоклонстве, и сеньорами и возвратились к почитанию идолов и жертвоприношениям не только курениями, но и человеческой кровью.
Вследствие этого братья сделали расследование, попросили помощи у главного алькальда и схватили многих. Их подвергли суду, и было устроено аутодафе, на котором многие попали на эшафот и были одеты в позорные колпаки, острижены и подвергнуты бичеванию, а другие одеты в санбенито на определенное время. Некоторые от огорчения повесились, обманутые демоном, но в общем все проявили много раскаяния и желания стать добрыми христианами.
В это время прибыл в Кампече брат Франсиско Тораль, францисканец, родом из Убеды, который до этого 20 лет находился в Мексике и пришел в качестве епископа Юкатана…»
Как странно описаны те страшные события 12 июля 1562 года! Столь невозмутимо спокойно, по-деловому о них мог рассказать только один человек, тот, кто сам организовал избиение индейцев и уничтожил священные реликвии майя, предав их аутодафе. Правда, в названии и в некоторых местах рукописи автор упоминает свое имя, скромно называя себя «брат Ланда», но, пожалуй, приведенное высказывание куда более достоверно свидетельствует о том, что автором сообщения действительно был провинциал, а позднее епископ Юкатана Диего де Ланда. Конечно, нужно будет сотни раз прочесть эту рукопись, изучить каждую страницу, чтобы окончательно решить, кто именно написал этот труд, однако уже сейчас ясно одно: рукопись не фальсификация, она имеет самое непосредственное отношение к Диего де Ланде!..
Волнение Брассера де Бурбура не было напрасно. Находка означала великую удачу — вернее, закономерный результат настойчивых поисков французского аббата и ученого: манускрипт хотя и не был оригиналом, но оказался подлинной копией рукописи Ланды, правда сильно сокращенной. Рукопись открывала след, который вел к древним майя. Идя по нему, можно было проникнуть в глубь истории этого великого народа. По иронии судьбы этот след, эту «тропинку» отдавал в руки человечества тот, кто уничтожил важнейшие документы для изучения истории народа майя — их рукописи.
Диего де Ланда сжег рукописи майя в 1562 году. Брассер де Бурбур обнаружил манускрипт через триста лет, в 1863 году, однако потребовалось еще сто лет — целый век! — прежде чем выяснилось, что находка Брассера де Бурбура действительно открыла перед учеными возможность пойти по тому следу, который оставил в своем «Сообщении о делах в Юкатане» францисканский монах,
След снова потерян
Обнаруженный Брассером де Бурбуром манускрипт был копией составленного Ландой «Сообщения о делах в Юкатане», переписанной с должным старанием тремя неизвестными писцами в 1616 году. Она хорошо сохранилась, сравнительно легко читалась, и, хотя переписчики допустили (очевидно, сознательно) ряд сокращений, к счастью, они сохранили наиболее ценные части оригинала, в том числе очень важный для нашего рассказа список 27 алфавитных знаков, которыми, по словам Ланды, пользовались писцы древних майя.
В своем сообщении Ланда дал огромную и ценнейшую информацию об индейцах майя. Она помогла и продолжает помогать сегодня раскрывать многие тайны их великой цивилизации.
Правда, есть немало оснований предполагать, что подлинным автором или по крайней мере соавтором сообщения является уже упомянутый нами индеец Гаспар Антонио Чи — главный «консультант» по делам майя не только самого Ланды, но и многих других испанцев, которые неоднократно упоминают его имя в своих сообщениях того периода. Однако нет (или не сохранилось) ни письменных, ни устных свидетельств, которые подтверждали бы с должной достоверностью такое предположение, и поэтому Ланда имеет полное право единолично претендовать на авторство сообщения — основного, наиболее полного и при этом весьма точного документа о древних майя.
Не вызывает сомнений, что Ланда действительно был выдающимся знатоком индейцев майя и их удивительной цивилизации. Но это еще больше отягощает его вину за бесчеловечное обращение с индейцами и уничтожение бесценных сокровищ их древней культуры. Подобному «деянию» католического монаха нет и не может быть оправданий!
В «Сообщении о делах в Юкатане» Ланда записал легенды о прошлом майя. Многие из них, очищенные от двойной мистической приправы — майя и католической, легли в основу хронологии и истории майя. Он рассказал о быте, обычаях и религии этого народа, о том, чем питались майя, как одевались и что строили, чему радовались и отчего печалились; как женились, воспитывали детей и хоронили умерших; он описал их ремесла, торговлю, земледелие и даже правосудие. Но больше всего внимания Ланда уделил разоблачению их еретической веры. Его подробные, хотя и тенденциозные — ведь он был католическим монахом, — записи довольно полно раскрывают духовный мир майя — мрачный и откровенно жестокий во всем, что касалось их религии, даже если сделать скидку на тенденциозность францисканского монаха.
Ланда помог понять и изучить на основе собранного в сообщении богатейшего материала систему летосчисления и календаря майя, их счета, который, кстати сказать, был двадцатеричным. В результате календарные знаки как в рукописях, так и на других памятниках культуры майя сравнительно легко поддались расшифровке (перед исследователями ведь был не такой уж сложный календарно-цифровой код, которому соответствовали даты и числа, а не древний язык) и стали достоянием не только ученых.
Наконец, Ланда дал довольно подробное, хотя и путаное, описание письменности майя и записал «алфавит», ставший впоследствии знаменитым. Конечно, Ланда не предполагал, что три столетия спустя вокруг «алфавита» возникнут ожесточенные споры и зародится полемика длиною в целый век; что его «алфавит» будет порождать надежды и с одинаковой легкостью убивать их; вызывать страстные дискуссии, доходящие порой до откровенной ругани в среде ученых мужей, и заставит сесть за дешифровку письменности майя как маститых ученых, так и совсем еще юных студентов и даже школьников…
Иными словами, Диего де Ланда и его «Сообщение о делах в Юкатане» сегодня, как и сто лет назад, стоят в центре всех исследований, которые связаны с историей и культурой_древних народов Америки. Именно поэтому найденный Брассером де Бурбуром в испанских архивах манускрипт столь сильно взволновал ученых. Но больше всего их обрадовал так называемый «алфавит Ланды».
Однако разве Ланда не уничтожил все рукописи майя и тем самым не «обезвредил» составленный им самим «алфавит»?
К счастью, от костров испанской инквизиции чудом все же уцелели три ставшие уникальными рукописи майя. Кроме того, на древних архитектурных сооружениях этого великого народа-строителя были обнаружены многочисленные знаки, высеченные на камнях либо вылепленные на гипсовых барельефах, весьма схожие с теми, что заполняли рукописи. Во время раскопок, которые к моменту открытия Брассера де Бурбура весьма робко, но все же велись на развалинах древних столиц, крупных центров и больших и малых городищ майя, археологи нашли высокие продолговатые камни — стелы, сплошь разукрашенные теми же таинственными знаками. Надписи попадались и на пластинах, статуэтках и других мелких украшениях. Словом, к концу XIX века накопилось немало текстов майя.
Казалось, что теперь перед учеными стояла предельно ясная задача: пользуясь «алфавитом Ланды», который к тому же дает в своем сообщении три примера написания с его помощью слов, прочесть древние рукописи и другие тексты. Но первые же попытки решить столь простую на вид задачу потерпели провал.
Первым приступил к чтению знаков письма майя сам Брассер де Бурбур. И он действительно «прочел», но только не знаки, а то, что ему хотелось. «Ожившие вулканы… содрогание земли… извержение лавы…» (в «переводе» Брассера де Бурбура, который был страстным сторонником существования и гибели от катастрофы мифической Атлантиды) впоследствии оказались… лишь списком дней из календаря майя!
Подобных «переводов» появилось немало; они делались как с помощью «алфавита Ланды», так, впрочем, и без него. Рекорд фантазерства принадлежит французу Ле Плонжону: он умудрился объявить «космогонической поэмой», повествующей (конечно, на языке майя) о гибели Атлантиды, названия букв греческого алфавита — альфа, бета, гамма и т. д.!
Правда, серьезные ученые сразу же отвергали подобные дилетантские «открытия» незадачливых дешифровщиков.
Уже в 1881 году знаток древневосточных письмен Леон де Рони предпринял первое серьезное изучение письма майя. Сделав предположение, что письмо майя является иероглифическим, то есть аналогичным древним иероглифическим письменам Китая, Египта, Вавилона, он стал искать в нем три типа знаков, являющихся теми «китами», на которых держится любое иероглифическое письмо: идеографические, передающие корни слов; фонетические, передающие один слог или один звук; ключевы е, или детерминативы, — знаки, которые употребляются для пояснения смысла слова, хотя сами не