По времени это не очень хорошо вписывается в события того вечера, но все же вероятно. Браун ушел из гостиницы вскоре после половины одиннадцатого, Моуди запер двери в полдвенадцатого. Целый час – а уж стоило ей погибнуть, он и вовсе мог не спешить.
Мотив не слишком убедителен, решил Алек. Возможно, он лучше поймет, что произошло, после разговора с Брауном. А сейчас его ждал Гудмэн.
Пока он обдумывал вероятные действия Брауна, его собеседники спорили, кто и что точно сказал. Алек задал им еще несколько вопросов, на которые те с готовностью ответили, однако ничего нового эти ответы не содержали. Все, кто находился в тот декабрьский вечер в «Чеширском сыре», обсуждали это с самого дня нахождения тела. Никто не видел и не слышал ничего заслуживающего внимания, иначе они поделились бы сведениями если не с полицией, то уж друг с другом наверняка.
Алек совсем было собрался поставить своим информаторам по последней, когда Карни вдруг спохватился:
– Тот парень, он ведь так и не сказал нам, чем торгует. А вы, инспектор, вы ведь это знаете, а?
Мгновение Алек колебался. Впрочем, Браун вряд ли держал свою работу в секрете, да и шансы на то, что он когда-нибудь вернется в Окклсуич, приближались к нулю.
– Браун торгует дамскими корсетами, – сообщил он.
Это было встречено такими ухмылками, хохотом и хлопаньем себя по ляжкам, что он пожалел о том, что не сказал им этого раньше. Возможно, ему даже удалось бы обойтись без умения Дэйзи сломать лед недоверия. Пока что, как бы он ни пытался держать ее подальше от расследования, она все равно действовала через его голову.
Он огляделся по сторонам, ища Дэйзи глазами. Стоило ему увидеть ее – она сидела теперь с Гудмэном и Петри, – как послышался голос хозяина:
– Время, джентльмены. Прошу вас.
Черт, допрашивать Гудмэна было уже поздно. Вид тот и впрямь имел утомленный. Что ж, если повезет, предложение подвезти его до дома, возможно, настроит его завтра на сотрудничество со следствием…
Вернувшись после поездки в Холл, Алек, к своему удивлению, увидел в гостиной Петри с Пайпером. Они снова беседовали о спорте за очередной, доступной только постояльцам вечерней кружкой. Петри оказался на поверку простой, открытой душой, только чуть прикрытой снобистскими манерами, и его доброжелательность распространялась на всех, с кем он встречался, – даже на Стэна Мосса.
Пайпер видел кузнеца – тот заходил в общий бар в начале вечера, – собственно, ничего другого, представлявшего интерес, у него не нашлось доложить. Мосс вошел с хмурым видом. Пайпер сделал попытку подойти к кузнецу, но кто-то опередил его, представив как сыщика, расследующего смерть Грейс. Мосс нахмурился еще сильнее, плюнул на засыпанный опилками пол и вышел.
– Я еще сказал тому парню, с кем говорил, что это странно, ведь мы пытаемся отыскать гада, убившего его дочь. А он ответил, что Мосс терпеть не может полицию с тех пор, как ее светлость их на него натравливала. Ну и еще Мосс вдолбил себе в голову, что это Морган сделал, вот и боится, что того выпустят. Он, похоже, тамошних вообще не любит, потому как его жена с валлийцем и сбежала, – заключил Пайпер.
– Так, значит, художник тоже из валлийцев, да? Ну, нравится ему это или нет, а мне рано или поздно придется побеседовать с Моссом – вот хоть завтра, после похорон. Хотя прежде нам, пожалуй, придется снова съездить в Холл.
Хорошо еще Дэйзи не станет вмешиваться, когда Алек будет допрашивать ее нового приятеля. Она сообщила, что собирается наконец сходить на ферму к сэру Рэджинальду.
На следующее утро Алек первым делом позвонил начальству в Скотленд-Ярд. Как он и ожидал, ему приказали закончить дело до понедельника или вернуть его местной полиции.
– Вы их там хорошо встряхнули, – проворчал суперинтендант Крейн. – Ради этого вы там и находитесь. Я не могу позволить, чтобы вы еще и делали за них всю работу.
День выдался облачный, но сухой и довольно теплый. Выводя машину со двора гостиницы, Алек бросил взгляд вдоль улицы – как раз вовремя, чтобы увидеть хорошо узнаваемую, царственную спину леди Валерии, удалявшуюся в направлении школы и викариата мимо церкви.
– Отлично, – сказал он Пайперу. – Пока ее нет, я успею поговорить сначала с Парслоу. Более того, мы можем взять у них с Гудмэном официальные показания, так что не забывай записывать. А пока я буду на похоронах, можешь продолжать со слугами. Если останется время, начни печатать протоколы на машинке констебля Руджа. Встретимся в «Чеширском сыре» в час, к ленчу.
– Идет, шеф.
Моуди впустил их в дом с обычной кислой миной, но без замечаний. Парслоу и Гудмэн прогуливались на террасе, причем младший укорачивал свои длинные шаги сообразно хромающей походке старшего. Поглощенные беседой, оба вздрогнули, когда, дойдя до конца и повернувшись, увидели поджидавшего их Алека.
Гудмэн покорно, Парслоу с опаской приблизились к нему.
– С вашего позволения, мистер Парслоу, мне хотелось бы сперва переговорить с вами. А потом с вами, мистер Гудмэн.
Парслоу лихорадочно оглядывался по сторонам. Секретарь тронул его за плечо.
– Почему бы вам не пройти в библиотеку, Себастьян? Мне пойти с вами?
– Лучше подождите, сэр, – мягко, но убедительно, очень по-полицейски произнес Алек. – Тем более что мистер Парслоу имеет право отказаться разговаривать со мной в отсутствие адвоката.
– Нет! Адвокат мне не нужен. – Молодой Парслоу выдавил из себя слабую улыбку. – Я к вашим услугам, инспектор.
Заняв в библиотеке свое излюбленное место за столом, Алек объяснил, что Пайпер будет делать записи для протокола. Эрни занял место за длинным библиотечным столом за спиной у Парслоу, так что о его ненавязчивом присутствии почти мгновенно забыли бы все, кроме самых сосредоточенных, к каковым Парслоу никак не принадлежал.
Алек заставил его повторить все вчерашние показания. Единственным изменением в рассказе стало неохотное признание в том, что без четверти двенадцать Себастьян наведался в спальню к Гудмэну.
– Почему вы умолчали об этом вчера?
Парслоу залился краской.
– Это не казалось мне существенным. Бен в алиби не нуждается. Он совершенно очевидно не имеет никакого отношения к смерти Грейс.
– Что существенно, а что нет, решать мне, мистер Парслоу. И что очевидно – тоже.
– Бен не мог этого совершить! Он слишком слаб. – А ведь Парслоу не утверждает, что у Гудмэна не имелось мотива, не без интереса отметил Алек. – Ладно, если хотите знать правду, скажу вам: мать отказывалась взять его с нами, зная, что еще одна английская зима запросто может его прикончить. – Вид у него вдруг стал испуганный, словно Себастьян никогда не озвучивал эту мысль вслух. Краска мгновенно сбежала со щек, сменившись болезненной бледностью.
– Это больше похоже на правду, – холодно заметил Алек. Ответ звучал правдоподобно, если исходить из того, что самому Парслоу тоже казалось: он может обойтись без алиби. Притом что до конца Алека этот ответ не убедил, он не знал, в каком направлении копать дальше.
– Насколько я понимаю, вы обращались к леди Валерии с этой просьбой не в первый раз. То есть это была последняя, отчаянная попытка, вызванная тем, что ваша мать так внезапно перенесла отъезд во Францию. Почему она вдруг сменила дату?
Парслоу пожал своими скульптурными плечами.
– У матери нет привычки объяснять свои поступки. Я полагаю, она хотела увезти меня подальше от Грейс. Порой с ней довольно трудно, – осторожно добавил он, – но она всегда поступает так, как считает лучшим для меня.
– Например, «разобраться» с Грейс?
Вероятность того, что убийцей была леди Валерия, уже обсуждалась накануне. На этот раз ее сын лишь устало покачал головой:
– Не знаю. Вряд ли такое можно ожидать от родной матери, вам не кажется?
Алек подумал о собственной матери – доброй, хлопотливой, – которая приютила их с Белиндой с тех пор, как Джоан умерла в девятнадцатом от испанки. Если она и могла кого-нибудь убить, так только чрезмерной заботливостью. Леди Валерия была птицей совсем другого полета, но логику Парслоу он в общем-то понимал.
– Как, по-вашему, она намеревалась разобраться с Грейс?
– О, полагаю, хорошо ей заплатив. Собственно так, как советовала мне поступить Бобби. Хотя не думаю, что это помогло бы.
– Потому что Грейс была исполнена решимости выйти за вас?
– Потому что Стэн Мосс был исполнен решимости причинить как можно больше неприятностей.
– Ах да, Стэн Мосс… – Алеку все больше не терпелось поговорить с кузнецом. Он покосился на часы, и это навело его на очередной вопрос. – Кстати, что вы делали между десятью вечера, когда камердинер ушел из вашей комнаты, и половиной одиннадцатого, когда вы зашли к матери?
Этот вопрос, который можно было бы ожидать, неожиданно вывел Парслоу из равновесия.
– Н-ничего особенного, – пробормотал он.
– И вы не пытались встретиться с леди Валерией по поводу мистера Гудмэна?
– Ах да. – Почему Парслоу словно бы испытал облегчение? – Я и забыл. Я спускался в студию, но заходить не стал, потому что там ссорились мать и Бобби.
– О чем?
– Я не прислушивался, слышал только, что они разговаривали на повышенных тонах.
– Во сколько это было?
– Сразу после ухода Томкинса. Вы же сами говорили, это было в десять.
– Если вы не стали слушать, вряд ли это заняло много времени. А что потом?
– Я… Я вернулся наверх и… Ну, маялся всякой дурью. Хотел дать матери время остыть, прежде чем снова идти к ней. Прислушивался, не скрипнет ли пол перед ее дверью. А… вспомнил: искал потерянную запонку, одну из любимых, – хотел взять ее с собой. Томкинс – чудовищный растеряха.
Себастьян произнес все это так, будто наспех придумал, а не вспомнил. Чего, дьявол его побери, он хитрит? Алек не думал, чтобы Себастьян мог убить и закопать свою подругу. У него на это просто не хватило бы духу, тем более что он во всем полагался на мать и сестру, готовых спасти его мягкое место.
И все же о