В огромной спальне с алым потолком и зелеными стенами лежала на растерзанной кровати с черными простынями дама в розовом пеньюаре — и с синим лицом. Это абсолютно не являлось преувеличением: ну, не электри́к, конечно, но тоже хороший синий цвет.
Струмилин пощупал несчастной пульс — тахикардия, но все же есть пульс! — и приподнял веко. Увидеть зрачок он не успел — дама с хриплым стоном отодвинулась, сбросила его руку.
Итак, она даже в сознании!
— Радикулитом кто-нибудь из вас мается? — спросил Струмилин.
— Я, — хрипло выдохнул хозяин. — А что?
— Сразу видно, — пояснил Струмилин. — Валюшка, для начала внутривенно по схеме и готовь промывание желудка.
— При чем тут мой радикулит? — мгновенно разъярился хозяин. — Вы лучше скажите, почему она такая синяя?
— Я и говорю, — кивнул Струмилин. — Поясницу чем натираете, меновазином?
— Ну да…
— Проверьте в аптечке, на месте ли меновазин, однако готов спорить, что не найдете. Заодно уточните, каких еще лекарств нет. Надо выяснить, что еще приняла ваша жена.
Мужик выбежал.
Валюха подошла к женщине со шприцем, однако та прижала руки к груди и свернулась в комок.
Не хотела она делать укол! Значит, пыталась отравиться всерьез, а не для того лишь, чтобы подергать за нервы супруга.
Струмилин слегка применил силу и левую руку дамы высвободил. Валюха тотчас хищно вцепилась в нее, захлестнула жгут, ловко воткнула в вену иглу и принялась вводить лекарство, косясь на пять как минимум браслетов, обвивавших запястье самоубийцы. На другой руке позвякивала такая же выставка.
Струмилин же смотрел на лицо женщины — сморщенное от бессильной ярости, синее-пресинее. Видимо, меновазин, от которого образовалась такая своеобразная пигментация, пошел уже на закуску, вернее, на запивку, когда она почти не соображала, что, собственно, принимает, не ощущала даже его мерзкого вкуса. Обычное дело! Человек дуреет от первой дозы транквилизаторов и начинает грести в аптечке все подряд, думая, что только усилит эффект. Струмилину приходилось общаться с людьми, которые вместе с явными ОВ пили также слабительные и рвотные средства. Картина была очень впечатляющая…
Меновазин — это, правда, экзотика. Жаль, что дама не видит себя сейчас — уж наверное, зареклась бы впредь совать в рот всякую гадость. Такую картину общего и внезапного посинения он наблюдал раньше только у законченных алкашей, которым все равно, чем похмеляться.
— Вы слышите меня? — спросил Андрей.
Дама резко дернулась — к счастью, Валюшка уже сделала укол и вытащила иглу.
Слышит, значит.
— Что вы пили? Пожалуйста, скажите, нам надо поточнее выбрать антидот.
Вопрос из разряда дурацких, конечно. Так она и скажет!
Прибежал хозяин с вытаращенными глазами:
— Нету меновазину! А чего еще нету, я не знаю. Там черт ногу сломит, в этой аптечке.
— Мусорное ведро когда выносили? — спросил Струмилин.
— Че-го?!!
— Да ничего. Посмотрите там облатки от лекарств. И не удивляйтесь: случается, пакетики и обертки даже за окошко выбрасывают, так что и на улице их искать приходится. Только сначала дайте вот сестре большой таз и полведра чистой холодной воды.
— Зачем?
Ну вот все тебе скажи!
— Желудок промывать будем. Надо вытащить из вашей жены максимум той пакости, которой она наглоталась.
— А может, чайник согреть?
— Ни в коем случае. Просто чистой холодной воды.
Промывать желудок дама не хотела. Очень не хотела. Давно Струмилин не встречал такой силы в довольно-таки тщедушном женском теле. И вдобавок чертов пеньюар, скользкий, как змеиная кожа! В конце концов Струмилин сорвал с нее эту шелковую тряпку, и дело пошло на лад: даму перевалил на бок, руки связал надежным морским узлом (веревка всегда была в Валюхином чемоданчике), с силой нажал на челюсти. Рот открылся, Валюха начала вводить зонд, дама задергалась. Струмилин посильнее притиснул голову к постели, но идиотский матрас пружинил, будто был наполнен водой.
А что? И очень даже может быть.
По-хорошему, надо сесть ей на голову, тогда не дернется — это проверенный метод! — но уж очень субтильная дамочка, голова у нее маленькая такая, вдобавок стриженная чуть не налысо, с разноцветными прядками-перышками. Полное впечатление, что сядешь на перепелиное яйцо, и оно скажет «крак». Да и неловко как-то сидеть на голове жены в присутствии мужа, который как раз вбежал с обрывками фольги в руках:
— Вот! Нашел! Тазепам!
— Сколько?
— Примерно… не меньше полусотни!
— Ладно, попробуем что-нибудь сделать, — успокоил Струмилин, сильно вдавливая пестренькую голову в матрас.
Валюха, придерживая вставленную в зонд воронку, кружками вливала воду.
Полсотни таблеток тазепама — это еще ничего, думал Андрей. Но еще неизвестно, что еще она пила…
Валюха закончила вливать воду и вопросительно взглянула на Струмилина. Тот кивнул. Валюха убрала воронку и опустила зонд в таз.
Хозяин, все еще топтавшийся на пороге с облатками от тазепама в руке, смотрел-смотрел на синее тело жены, на ее тощенькие груди, на черные кружевные трусики и черные же чулки с кружевными подвязками, спустившиеся в пылу борьбы с врачами, потом перевел взгляд на разноцветную массу, извергающуюся из ее желудка, — и вдруг всхлипнул, начал тереть глаза неловко вывернутыми кулаками:
— Ой, Оксанка, ну на… тебе сдался весь этот стриптиз?! Так хорошо жили, ну чего тебе было мало?!
У Валюшки стали круглые глаза. Действительно, забавно. Эта женщина — ну, так, скажем, возраста элегантности, она что, в стриптизерки подалась?! Фантазии Струмилина не хватало оценить такой подвиг.
С другой стороны, как только люди не оттягиваются в наше время. Еще хорошо, что дама не стала кончать с собой из-за несчастной любви к какому-нибудь юнцу. Ведь отравления — это, как правило, отравления именно от разбитого сердца. И чего только не услышишь на вызовах, какие только семейные тайны не вскрываются, особенно когда налицо суицид или попытка его!
— Ну, вроде все, — сказала Валюшка, осторожно вытягивая зонд из горла женщины. — В больницу ее берем?
— Конечно.
Пригорюнившийся мужик встрепенулся:
— Не надо! Зачем?!
— Да вы что? — провернулся к нему Струмилин, ловким рывком развязывая на запястьях больной узел, казавшийся запутанным намертво. — Мы же до сих пор не знаем, что именно приняла ваша жена, это все, — он кивнул на таз, — только первая помощь. Нужны анализы, возможно, заменное переливание крови. Попытка суицида — дело серьезное.
— Нет… — послышался хрип с кровати. — Не надо в больницу. Никто не должен… Лучше бы я умерла!
— Оксаночка, да плюнь! — вдруг застонал ее муж. — Забудь все, что я говорил! Ну не сдержался, сгоряча, я ж на самом деле не верю, что ты с ними со всеми спала, это я так, со зла…
— Заткнись!
Оксана с усилием приподнялась на дрожащих руках, но тотчас снова рухнула лицом в матрас.
— Заткнись, Мишка! — невнятно бормотала она. — При чем тут ты? Дело в моей репутации… ты разболтал все, что мог! Они сейчас выйдут отсюда и продадут информацию на первом же углу этим проклятым телеканалам… развелось их, прямо как в какой-нибудь Москве!
Струмилин покачал головой. Для человека, выпившего около полусотни таблеток тазепама, она на диво быстро реабилитировалась. Видимо, облатки были давно и сильно початые.
— Не волнуйтесь, — сказал он хозяину. — Существует такое понятие, как врачебная тайна.
— Да ведь вызовы такие небось регистрируются! — застонал Михаил.
— Ну… да, — неохотно кивнул Струмилин. — И все-таки в больницу придется проехать. Я не могу взять на себя такую ответственность.
— Я отказываюсь от госпитализации! — прохрипела Оксана.
— Не тот случай, — отмахнулся Андрей. — Мы вас просто-напросто опять свяжем. Тут уж будет гораздо более эффектная картина для случайных свидетелей. Лучше не привлекать излишнего внимания. А что до регистрации, вы потом можете как-то решить вопрос. Скажете, что приняли, мол, лекарства по ошибке. Никак не могли заснуть, ну и потеряли счет таблеткам. Такое случается довольно часто, особенно у женщин. А меновазин выпили, когда уже не отдавали себе отчета в том, что делаете.
Оксана хрипло выла, вдавливая лицо в матрас. Синие лопатки ходили ходуном.
Струмилин сел рядом, осторожно погладил пестрые взлохмаченные прядки.
— Знаете, Оксана… все понятно, понятно, вам сейчас ужасно, невыносимо, но поверьте… Я столько видел по работе попыток суицида, что стал настоящим экспертом. Рецидивов очень мало. Страшен только первый миг возвращения к жизни, а потом вы начнете осознавать, что жизнь куда приятнее смерти. Всё как бы… перевернется, что ли. Даже против вашей воли начнется переоценка ценностей. Все ваши горести уже случились, худшего быть не может. Рядом с вами муж, который вас любит…
— Люблю! — пламенно вскричал Михаил, громко стукаясь об пол голыми волосатыми коленями. — Это ж я от любви завелся… от ревности! Ну ты сама посуди, вот тебе б сказали, что я голый на сцене танцую и с негром трахаюсь, ты б как на это отреагировала?! Я и взбесился!
— Знаете что, — перебил его Струмилин, с острой болью вспомнивший вдруг, как он сам «взбесился» какие-то сутки назад, и тоже, что характерно, по поводу негра, — вы уж лучше помолчите. Видимо, все, что могли, вы уже своей жене высказали, и вот вам результат. Теперь для вас же обоих лучше будет об этом забыть. Лучше дайте какую-нибудь одежду для вашей жены и одеяло — ее сейчас будет сильно знобить, — и сами оденьтесь. В больницу, конечно, поедете? И еще надо подумать, кто нам поможет нести носилки. Мужики в соседях есть?
— Нет, не надо соседей! — снова испугался Михаил. — И носилок не надо. Я ее и на руках сам снесу — большое дело!
— Ну, как хотите, — согласился Струмилин, окидывая взглядом худенькую Оксанину фигурку. Да ее запросто можно поднять одной левой, это вам не фельдшерица Валюха. — Только чем быстрей, чем лучше.
Вышли наконец.