Потом она уставилась на Аню, и просто-таки видно было, как крутятся колесики у нее в голове. Но вот Ирина тихо, затаенно усмехнулась и подошла к телефону. Накрутила номер, исподлобья, со мстительной ухмылочкой поглядывая на Аню — и сказала — нет, пропела голосом Лючии де Ламермур:
— Пригласите, пожалуйста, Дмитрия Ивановича Богданова. — И вот тут-то Лючия дала явного петуха: — В командировке?.. А когда вернется? Через две недели?! Ой!..
Аня с трудом перевела дыхание. Ого, как защемило в груди, когда Ирка вот так, запросто, не заглядывая в записную книжку, набрала номер Диминой лаборатории! Значит, она звонила ему на работу?.. О господи, а вдруг уже поздно? Вдруг они уже все решили между собой, и ночные Димины ласки — не более чем прощание с брошенной женой?!
Но испуганно заметавшиеся Иркины глаза вернули ей бодрость. Удалось очень натурально усмехнуться:
— Ты проверяла меня? Ну, глупенькая, зачем же я буду врать в таких серьезных вещах? Так что, Ира… Оставь себе все вещи, которые я шила, а этот халатик пусть будет моим прощальным подарком. Ну и еще — вот.
Она вынула из кармана заранее приготовленные две тысячи рублей.
— Извини, у меня больше нет. Все деньги у нас на книжке, но сейчас ведь нет смысла их снимать, правда? Ну, счастливо тебе. До свидания.
И только теперь, когда Аня уже встала, до Ирки вроде бы начало доходить: что-то надо делать!
— Погодите! — взвизгнула она. — Но ведь мы же договаривались… мы же подписывали договор! Вы же хотели ребенка!
— Ира, ты разве не слышала, о чем я тут все время говорила? — удивилась Аня. — Ребенок такой матери нам не нужен.
— Но договор! — повторила Ирина. — Дима… ваш муж ведь говорил, что этот документ будет иметь значение в любом суде!
«Ди-ма? Это кто тебе Дима?! Ах ты…»
— Ирочка, не смеши меня, — сказала Аня чуточку устало, вновь опускаясь в кресло. — Ну кто может принять всерьез такой документ? Это же самодеятельность чистой воды, которая не налагает на стороны никаких, абсолютно никаких обязательств, кроме чисто моральных. — Эх-эх, какое оружие она дала в этот момент в руки Ирины! Смертельное оружие! Но свою ошибку Аня смогла оценить только через несколько месяцев — а расплачивалась за нее потом всю жизнь, до самой смерти. — Если ты оказалась несостоятельна как партнер — что прикажешь делать? Винить надо только себя, больше некого. Конечно, если бы ты вела себя как подобает, мы бы никогда…
Ба-бах! Тяжелое тело рухнуло перед Аней на пол, и потребовалось несколько секунд, чтобы понять: Ирка не плюхнулась в очередной обморок, а просто упала перед Аней на колени, красиво простирая к ней красивые руки с красивыми пальцами, и залилась поразительно красивыми слезами.
С ее красивых губ срывались бессвязные слова, из которых кое-как удалось понять, что Дмитрий Иванович и милая, дорогая Анечка Васильевна ее не так поняли, что она ничего такого не хотела… даже не имела в виду, а в обморок упала по глупости (честное слово, Ирка так и сказала!), но больше никогда-никогда… И если она вела себя чуточку распущенно, то лишь потому, что очень привязалась к милым, дорогим Дмитрию Ивановичу и особенно к Аннушке Васильевне, ну прямо как к родственникам, а ведь с родственниками всегда ведут себя свободно, без церемоний. Но с этой минуты… Никогда, никогда… только не бросайте ее, только не бросайте, а ребенка она родит замечательного, Анюточка Васильевна еще будет гордиться им, а ведь если они бросят Ирину, то что ей останется? Только утопиться! Или повеситься. Но она клянется, она клянется всем на свете, что будет вести себя как монашка в монастыре!
После двух или трех литров Иркиных слез Аня процедила наконец, что попытается убедить Дмитрия Ивановича изменить решение. Но до разговора с ним она ни за что не может ручаться!
— Лифта, конечно, нет? — спросила Валюха, проворно выскакивая из машины с чемоданчиком в руке.
Струмилин споткнулся. Вообще-то он намеревался встретиться с Лидой один на один. Впрочем, неизвестно, в каком она там состоянии. Может быть, ее уже надо спасать. Может быть, все эти полдня, минувшие с того времени, как Леший привез ее домой, она только и делала, что ела абрикосовый компот с косточками… с амигдалином!
— Зато есть кодовый замок! — сказала Валюха сердито. — А код ты знаешь?
Код? Не знал он никакого кода. Леший не позаботился сообщить такую мелочь, а самому Струмилину и в голову не пришло спросить.
— Удивляюсь я людям — на что деньги тратят? — сердито сказала Валюха и раздраженно стукнула кулаком по сложному замочному сооружению.
Раздался щелчок, и дверь открылась.
— Какой этаж? — Валюха была уже в подъезде. — Какая квартира?
— Сороковая. — Струмилин едва поспевал за ней. — Да погоди ты!..
Но Валюху было уже не остановить. Что бы она ни делала, она делала с напором: промывала желудки, сбивала кодовые замки, поднималась по лестницам… Струмилин был еще где-то между третьим и четвертым этажами, а с пятого — квартира сорок оказалась именно там — уже неслись трели звонка, потом раздался щелчок замка и зычный голос Валюхи:
— «Скорую» вызывали?
И еще один голос — тихий-тихий, но при звуке его Струмилин сразу сбился с ноги:
— Нет…
— Как нет? — Валюха обернулась с неостывшим боевым задором: — Андрей, ты ничего не напутал?
— Погоди ты, — задыхаясь, выдохнул Струмилин, спотыкаясь на последней ступеньке и чуть не падая на половичок перед приоткрытой дверью. — Лида, тут такое дело… Меня Леший прислал.
Лида стояла в дверях с прежним, уже знакомым ему задумчиво-отрешенным видом. Глаза у нее были такие же растерянно-сонные, как утром на вокзале. Однако она переоделась: сняла свой измятый красный сарафан, надела темно-синий шелковый халат до полу, с глухим воротом-стойкой и рукавами такими длинными, что из них видны были только кончики пальцев. Распущенные по плечам волосы были влажные, и Струмилин подумал, что девушка только что принимала душ.
«Ну вот, — почему-то рассердился он. — Приехали бы чуть раньше, она бы не услышала звонка за шумом воды и не открыла бы. А я бы сошел с ума и решил бы, что она уже отравилась. Еще и дверь начал бы ломать, дурак!»
Ну да. Вышиб хлипенькую дверочку, возможно, не без участия боевой подруги Валюхи, ворвался бы в квартиру, чтобы увидеть, как хозяйка стоит в ванной под душем, и вода прозрачными струйками…
— Леший? — чуточку хрипловатым голосом перебила Лида его опасные мыслетечения. — А, тот лохматый, который меня сюда привез. Вспомнила. Ну и что он?
— У кого тут пищевое отравление? — вмешалась Валюха, которая, похоже, застоялась от безделья и теперь нетерпеливо била ногой в пол, как ретивая лошадка.
Лида пожала плечами.
— Вы пили компот? — завел свою шарманку Струмилин, ощущая себя дурак дураком под взглядами этих двух женщин. — Абрикосовый консервированный компот? Думаю, что он неправильно приготовлен. Почему вы сварили его с косточками, ведь это очень опасно! Можно отравиться насмерть.
Лида снова пожала плечами.
Валюха вдруг шумно вздохнула.
— Профилактика и предупреждение пищевых отравлений? Ну, Андрей Андреич… Ладно, я пошла! Пока. А вы, девушка, не пейте абрикосового компоту и сырой воды!
Она демонстративно брякнула на ступеньку довольно тяжелый чемоданчик с красным крестом — и зачастила вниз по лестнице с таким же напором, как взбиралась сюда. Дом пошел ходуном.
— Я вас знаю? — спросила вдруг Лида, еще выше вздергивая свой и без того глухой, высокий воротник. — Мы с вами знакомы, да?
Струмилин кивнул:
— Ну да, мы же в одном купе ехали.
— А-а… — Лида слабо улыбнулась. — Что-то такое брезжит в голове. Клофелин, аминазин, вэ-ка-че… Нет, я имею в виду — раньше мы с вами виделись?
У Струмилина сердце заскакало, как после хорошей порции аминазина. Вот она идет между оградок, а такое впечатление, будто танцует странный танец…
Глупости! То была Соня! Соня Аверьянова, такая-сякая, плохая-нехорошая! То была Соня, а это Лида!
— Соня? — спросил он неожиданно для себя самого, и девушка покачала головой:
— Вы мне это уже говорили. Нет, я, кажется, Лида. Лида Литвинова. Но понимаете, вы на меня так смотрите… Леший тут плел что-то про потерю памяти, может, я и вас забыла, как все остальное? Или вы по правде только врач и интересуетесь исключительно этим… абрикосовым компотом?
У Струмилина перехватило дыхание. У нее бывают провалы в памяти. И можно сказать ей что угодно. Например, что они были знакомы не просто хорошо, но очень хорошо!
Снизу вдруг послышались голоса, топот. Лида посмотрела поверх его плеча, вскинула брови.
Струмилин обернулся.
Позади стоял сухощавый парень со скучным лицом бухгалтера, который вдруг осознал, что дебет у него никогда больше не сойдется с кредитом, а сальдо — с бульдо. Ступенькой ниже топтался человек-гора с физиономией ребенка-олигофрена и вдавленной переносицей. Кулаки у олигофрена были спрятаны в карманы, и отчетливо слышался треск распираемой ткани.
— Лидия Дмитриевна, добрый день, — чрезвычайно вежливо сказал бухгалтер. — Что же вы трубку не поднимаете, мы вам звоним, звоним с утра пораньше… Лада Мансуровна уже испугалась, что с вами что-то случилось.
— Нет, — сказала Лида. — Со мной все в порядке. А какие проблемы?
— Да опять с черным залом! — досадливо дернул плечом бухгалтер. — Лада Мансуровна подумывает, не закрыть ли его совсем? Хотела с вами срочно посоветоваться. Не могли бы вы прямо сейчас подъехать с нами в офис? Мы на машине.
Лида сделала было шаг вперед, но спохватилась:
— Хорошо, только мне переодеться нужно.
Струмилин все это время переводил взгляд с нее на бухгалтера и заметил, что тот растерялся. Похоже было, что он невероятно удивлен. Как будто не ожидал, что Лида вот так сразу согласится ехать в этот самый их офис. Почему?
— Извините. — Бухгалтер холодно взглянул на Струмилина. — Тут кто-то заболел?
— Все в порядке, — быстро сказала Лида. — Просто доктор беспокоился о моем здоровье. Да, доктор, если вы настаиваете, я не буду пить этот компот. Хотите — вылью все банки в унитаз?