Время текло безжалостно, не обращая внимания на ее страдания. После одного дня наступал другой, похожий на ад. Время не помогало и не мешало ей – оно было бесстрастным свидетелем. Этот бесконечный цикл настоящего был иногда страшнее, чем непроглядно темное будущее или полностью разрушенное прошлое. И все же Гымхи снова и снова вставала. Если б она сдалась, течение времени унесло бы ее в небытие.
Живя так, каждый день заставляя себя идти против себя же, Гымхи окаменела – даже слезы ее стали каменными.
Она преодолела все – и теперь находится здесь. Она готова защитить свою нынешнюю жизнь и свой новый статус любой ценой. Устранить все опасности и укрепить положение. Это единственная цель Чон Гымхи.
Когда она вспомнила свою прежнюю жизнь, ее тело задрожало, по коже побежали мурашки.
– Вы хорошо осведомлены. И мне почему-то кажется, что я где-то видел вас раньше…
– Наверное, мы несколько раз встречались… Я тоже думаю, что знаю вас – вы ведь могли проходить мимо «Дон Такос».
– Нет, я не об этом…
– Вы ступайте, я сама тут поговорю. – Видимо, Дохи надоело слушать эти чуждые ей воспоминания, и она поспешила выставить О за дверь. Тот, слегка фыркнув, вышел из комнаты. – Если вы думаете, что я соглашусь на ваше назначение на пост председателя фонда, то лучше вам перестать так думать, – сказала она, сидя скрестив ноги.
Председатель фонда – значительная должность. Управлять сотнями миллиардов в свое удовольствие, занимаясь культурными проектами – всякими концертами и выставками или стипендиальными программами… И при этом иметь уважение и почет. Для компании это место, где можно отмывать деньги, ведь они не облагаются налогами, а значит, тот, кто завладеет этим постом, завладеет и секретными средствами группы компаний. Фактически станет ее владельцем.
Чон Гымхи едва заметно улыбнулась, глядя на Дохи, словно на неразумное дитя. «Ну, что еще там у тебя? Раскрой свои карты. Ты действительно думаешь, что можешь тягаться со мной?» Дохи прочитала это в ее взгляде и выражении лица. Она вскочила, не в силах сдержать возмущение.
– Ты… Ты пришла в наш дом с умыслом, верно? Это из-за тебя умерла наша мама!
Чон Гымхи знала, о чем говорит Дохи. Та подозревала, что Гымхи, пока никто не видит, отключила дыхательный аппарат ее матери, чтобы занять ее место… Что ж, у таких подозрений были основания – вскоре после смерти первой жены Чон Гымхи стала секретарем Пэк Сончхоля, а затем и хозяйкой дома – его женой.
Но она этого не делала. Нет. В этом не было никакой необходимости.
Чон Гымхи устроилась личной помощницей жены Пэк Сончхоля. При устройстве на работу она подписала соглашение о неразглашении. Когда Гымхи пришла в дом, неизлечимо больной хозяйке оставалось жить максимум полтора года. Никто об этом не знал, кроме Пэк Сончхоля и лечащего врача. Ах да, и Академии. Там знали об этом с самого начала и потому разработали такой план: сначала завоевать доверие хозяйки.
Чон Гымхи заботилась о хозяйке морально и физически. Она буквально посвятила ей себя, оставаясь рядом 24 часа в сутки, став ее руками и ногами. Ее забота была искренней. Возможно, именно благодаря этой преданности хозяйка прожила на четыре месяца дольше, чем предполагали врачи. Ухаживать за умирающей почти два года – какое это испытание, невозможно понять, не пройдя через него.
Сама хозяйка тоже вряд ли наслаждалась каждым днем жизни, который поддерживался лишь благодаря аппарату ИВЛ.
– А ты знаешь?..
– О чем? – спросила Чон Гымхи.
Хозяйка, с трудом переводя дыхание, прошептала что-то. Чон Гымхи приблизилась, чтобы уловить ее слабый голос. Изо рта хозяйки шел отвратительный запах, словно от разлагающихся отходов. Чон Гымхи дышала через рот и крепко держала ее за руку. Она знала, что это могут быть последние слова.
– Каково умирать… Когда твои органы один за другим выходят из строя. Каждый день осознание того, что скоро умрешь, как яд, проникает в тебя. Ты ничего не можешь сделать. Но… когда боль становится невыносимой, вдруг понимаешь: ты все еще жива. Оказывается, боль, приближающая к смерти, – это и есть доказательство жизни.
От запаха, вырывавшегося из ее рта с каждым выдохом, было невозможно дышать. Это был запах смерти, которая уже глубоко укоренилась внутри, – запах заживо разлагавшейся плоти.
– Я знаю. Мое время пришло. Когда твой час наступит, ты тоже это поймешь. Осознание того, что ты кончаешься.
Чон Гымхи, проливая слезы, крепко сжала ее руку. Это были искренние слезы. Если б в ней не было искренности, она не смогла бы так самоотверженно заботиться о хозяйке. И та это знала. Больные люди всегда остро чувствуют, что на душе у тех, кто рядом.
– Пожалуйста, позаботься о детях и муже. Я могу доверить это только тебе, – с трудом произнесла хозяйка. Это была ее последняя просьба.
– Не переживайте. Я сделаю все возможное, – пообещала Чон Гымхи.
…Она погрузилась в воспоминания о хозяйке, но их бесцеремонно прервала Дохи своей дерзкой фразой:
– Говорят, если кто-то слишком яркий и выдающийся, с ним не все чисто. Кто знает, что вы делали у всех за спиной, выйдя замуж за моего отца и добившись успеха с торговым центром?
Чон Гымхи с выражением умиления посмотрела на Дохи, которая выросла в богатстве и была избалованной капризной принцессой, а теперь стала ее дочерью, которую нужно было любить и заботиться о ней, – Чон Гымхи действительно так считала.
– Извините… – Постучав, в дверь вошел сотрудник и обратился к Чон Гымхи.
– Что случилось? – спросила она.
– Сейчас идет съемка для репортажа о торговом комплексе, и члены съемочной группы говорят, что хотели бы взять у вас интервью.
– Ох, я сейчас выгляжу не слишком хорошо для интервью… Дохи, как думаешь?
Но та не ответила, а лишь недовольно пробурчала что-то и встала, уже собираясь выйти из кабинета. Но Гымхи схватила ее за руку.
– Подожди минутку. Мне нужно с тобой поговорить. Пусть они войдут.
Через некоторое время вошли репортер и оператор американского новостного канала.
Интервью Чон Гымхи прошло безупречно. Она свободно говорила на английском, умело задавая тон разговору и разбавляя его шутками. Дохи, оказавшись невольной заложницей ситуации, не решилась выйти из кабинета во время интервью и оставалась на месте с угрюмым лицом.
– Я бы хотела вам кое-кого представить, – внезапно заявила Чон Гымхи веселым тоном. Она поманила к себе стоявшую в стороне Дохи и усадила ее рядом с собой. – Это моя дочь. Когда мы готовили запуск «Пош клаб», она мне очень помогла – если б не ее инновационные идеи, мне пришлось бы нелегко. Теперь, когда «Пош клаб» достиг стабильного роста и прибыли, я планирую отойти в сторону и передать управление ей.
Интервьюер, после недолгой заминки, вызванной его удивлением, обратил свое внимание на Дохи и начал засыпать ее вопросами. Это она предложила идею с 3D-экранами? Какие еще методы она планирует использовать для привлечения поколения зумеров? Как собирается управлять «Пош клаб» в будущем? Вопросы следовали один за другим.
Дохи во время интервью много улыбалась, чаще всего повторяя в качестве ответов на вопросы «это секрет» и «подождите – и увидите».
Когда интервью закончилось, в комнате снова остались только трое.
– Что это за выходки?! – закричала Дохи, вплотную приблизившись к Гымхи, словно готовясь наброситься на нее.
– То есть? – спокойно ответила та.
– Вы специально меня задержали, чтобы поиздеваться? – возмущалась Дохи.
– Кто сказал, что я смеялась? Я серьезно. Теперь «Пош клаб» твой.
– Что? – На лице Дохи отразилась смесь удивления и растерянности; ее лицевые мышцы, казалось, беспорядочно двигались сами по себе.
– Директор Пэк Дохи, теперь вы, возглавив «Пош клаб», будете еще и директором торгового комплекса, – сказала Гымхи.
– Да что вы задумали? – Дохи, искренне удивленная, незаметно для себя самой перешла на более спокойный тон.
– Что значит «задумала»? Я думала об этом с самого основания торгового комплекса. Серьезно, – уверенно заявила Чон Гымхи и подсела поближе к Дохи. – Я знаю, что твой новый проект не удался. Конечно, отец об этом не узнает. Попробуй лучше встать во главе «Пош клаб» и привести его к новым успехам – тогда я поговорю с ним, чтобы он отдал тебе место председателя фонда.
Что же происходит? Гымхи вроде активно пыталась продвинуть Дохёна на место главы фонда, а теперь предлагает это заветное место Дохи?
Девушка хорошо знала, что Пэк Сончхоль прислушивался к Чон Гымхи из-за ее выдающихся профессиональных качеств. Мачеха уже доказала свою компетентность перед отцом. Это произошло, когда мать умерла, а Гымхи начала работать в качестве его секретаря.
В тот раз компания Пэк Сончхоля готовилась к заключению важного контракта с испанской фирмой, уже была запланирована финальная встреча за границей, и Чон Гымхи сопровождала Пэк Сончхоля. Переговоры велись на английском языке, но владелец испанской компании Карлос и его секретарь периодически переходили на испанский и что-то обсуждали между собой.
– Почему они такое мелочные, не идут ни на какие уступки? Даже скидку не хотят сделать, – проворчал Карлос на испанском, а секретарь ему поддакнул. – Да и человек он так себе. Мог бы, приехав к нам, хоть какой-нибудь символический подарок привезти… Та, другая фирма подарила нам фарфоровую вазу – чуть ли не национальное достояние. Бесполезная вещь, конечно, но все же, – добавил Карлос и рассмеялся вместе с секретарем.
Они не знали, что Чон Гымхи понимает испанский. Да и сам Пэк Сончхоль об этом не догадывался.
Внимательно прослушав диалог испанцев, Гымхи прошептала что-то на ухо Пэк Сончхолю. Тот слегка кивнул, после чего обратился к Карлосу:
– Как насчет ужина завтра вечером? Мы как раз сообщим вам наши окончательные условия.
Пэк Сончхоль неожиданно предложил прервать переговоры на этом моменте. Карлос, немного удивившись, кивнул в знак согласия.
На следующий вечер у входа в ресторан, где планировалось фламенко-шоу, Пэк Сончхоль и Чон Гымхи уже ожидали Карлоса. Рядом с ними стоял роскошный «Роллс-Ройс Фантом»: радиаторная решетка, напоминающая Пантеон, и статуэтка на капоте – крылатая богиня. Пантеон, известный как «храм всех богов», до сих пор остается шедевром западной архитектуры. «Роллс-Ройс» же означает одно: высший успех.