С того момента как начала работать в Академии, она искала погибшую дочь в ученицах. Ее материнские чувства, которые Бокхи не смогла до конца выплеснуть на свою дочь, она обращала на учениц – жалела и сочувствовала им.
– Есть ли кто-то среди нынешних, за кого ты особенно переживаешь, тетушка? – спросила Чон Гымхи – в ее голосе слегка сквозила ревность.
– Есть одна. Хан Соджон. Храбрость, упрямство – прямо как у тебя, когда ты училась. На прошлой неделе она отказалась плевать на ту, кого привязали к столбу, и в итоге ее посадили в карцер. Совсем как ты, а? – Ким Бокхи отвечала шепотом, хотя никого, кроме них, вокруг не было.
– Правда? Забавная девчонка… Как она? Смышленая? – заинтересовалась Чон Гымхи.
– Смышленая. Красивая, бедняжка… – Ким Бокхи тяжело вздохнула. – Кстати, ты сегодня к нам надолго?
– Да, придется задержаться. Сегодня собрание совета, да еще и вечеринка по случаю годовщины основания Академии… Ректорша странная – зачем ей приглашать меня на эту вечеринку?
– Для тебя, конечно, пустяк, но для учеников это очень важно. Если они увидят тебя, такую успешную и прекрасную, это придаст им моральных сил, как свет в конце тоннеля.
Чон Гымхи лишь рассмеялась.
– Ну ладно, я пойду; попозже загляну еще.
После прощания с Ким Бокхи она вышла из комнаты отдыха уборщиц и направилась в кабинет ректорши.
Чон Ихва не было в кабинете. Она была занята подготовкой вечеринки по случаю дня основания. До ее начала планировалась встреча совета в этом же кабинете. Чон Гымхи пришла раньше, так что у нее оставалось немного времени до прибытия членов совета. Она медленно оглядела кабинет.
Элегантный, роскошный, но не вычурный, под старину, но современный… Для описания этого помещения можно было бы использовать самые разные эпитеты, но смысл был один – поистине выдающийся кабинет. Рабочее пространство обычно отражает своего владельца. Да, кабинет Чон Ихва был ее точным отражением – и в то же время показывал ее такой, какой она хотела казаться. Ихва не любила быть старомодной, хотела все контролировать, всегда сохраняла внешнее спокойствие. Ощущение от кабинета было таким же. Красивый, но одновременно создающий ощущение дискомфорта.
Чон Гымхи устроилась на удобном диване в центральной части, где всегда сидела сама Чон Ихва, предпочтя его месту за столом. Не глядя конкретно ни на что, она вдруг резко сказала:
– Выходи.
Не было слышно ни малейшего шороха. Чон Гымхи встала и направилась прямиком к маленькому бару: несколько видов элитных спиртных напитков, свежезаваренный кофе и органические овсяные печенья, испеченные утром в пекарне на курорте «Солаз».
Чон Гымхи раздумывала – не выпить ли виски? Но в конце концов решилась обойтись кофе. Вскоре его запах наполнил комнату.
– Не выходишь? Мне тебя силком вытащить? – сказала она, возвращаясь на свое место, и, положив ногу на ногу, откинулась на спинку мягкого дивана, утопая в нем.
Из-за стола позади нее послышался шорох осторожных движений. Это была Хан Соджон. Она вылезла из-под стола Чон Ихва.
– Подойди-ка сюда, – сказала Гымхи, не поворачивая головы и попивая свой кофе. Хан Соджон подошла и встала перед ней. Чон Гымхи оглядела ее с ног до головы – и тут заметила на груди бейдж с именем. – А, так это ты!
«Это ты?» Соджон видела эту женщину впервые, и ее первые слова были такими… Она вдруг вспомнила, как впервые встретила Ли Джинука. Тогда он поприветствовал ее так же.
«Оказывается, есть еще кто-то, кто знает меня и кого не знаю я… Разве это не та самая женщина, которая выпустилась из Академии и взобралась на самый верх?» Хан Соджон на память пришла фотография Чон Гымхи, висевшая в музее Академии. Она не выглядела подавляюще авторитарно, но держалась с достоинством, явно обладала харизмой, умела быть терпимой, не болтала попусту, знала, какие слова нужно произнести. И ее взгляд был пронизывающим, как у хищника.
Как мышь, она спряталась в кабинете, а потом была поймана с поличным… Что с ней будет теперь? Соджон также слышала слухи о том, что Гымхи, лучшая выпускница, была возможным кандидатом на место председателя совета. Она этого не спустит.
– Подними голову.
Хан Соджон подняла, и их взгляды встретились.
– Хан Соджон, да?
К ее удивлению, Чон Гымхи улыбалась. Девушка не знала, как реагировать, и замерла. В лице Чон Гымхи не было осуждения, как у судьи, выносящего приговор преступнику. Следовало ли улыбнуться в ответ? Или, может, продемонстрировать раскаяние и пустить слезу? Вдруг получится наигранно? Может быть, просто извиниться? Или… попросить забрать отсюда? Как в какой-нибудь слезливой истории…
– Ты недавно вышла из карцера, да?
Как Гымхи узнала?.. Она ведь является кандидатом на пост председателя совета – неужели уже все разведала о каждом из учеников? И значение ее первых слов было, наверное, таким: «А, так это ты тут выступаешь против правил Академии и в наказание сидишь в карцере? Ты – возмутительница спокойствия?»
– Расслабься. Ты что, боишься, что я тебя опять в карцер отправлю?
По ее манере речи не казалось, что она настроена враждебно. Соджон посмотрела на Чон Гымхи. Та улыбалась, как будто смотрела на своенравную дочь, которая натворила что-то.
– Ты сюда из-за подруги пришла, да? Кан Юджин… Той, которая недавно сбежала с парой сумок, стоящих безумных денег. И у которой есть дочь – Сохён, пять лет. И ты пришла, чтобы что-то об этом разведать, не так ли?
Соджон чуть на пол не осела от удивления.
– Как… как вы… Нет, нет, я не хотела как-то навредить Академии, я просто… хотела узнать, где сейчас Сохён!..
– Т-с-с, потише ты… Хочешь, чтобы все узнали, что ты здесь?
Из-за удивления Хан Соджон случайно повысила голос. Осознав это, она быстро прикрыла рот рукой.
– Так что? Нашла?
Хан Соджон, все еще прикрывая рот рукой, отрицательно покачала головой. Чон Гымхи самодовольно рассмеялась.
– Ты что, думала, придешь сюда без всякого плана, и сразу, как по мановению волшебной палочки, вся нужная информация окажется в ящике стола? – Соджон молчала. – А ты знаешь, что будет, если тебя поймают? Или ты зашла сюда, даже не подумав, что будет дальше? Боишься, как бы малышка не осталась без мамы? Все рано или поздно лишаются мамы. Вон, ни у меня, ни у тебя ее нет…
Нет, ну зачем она так!.. Соджон вспылила.
– Сохён всего пять лет! А вы теряли маму в таком нежном возрасте? Вы же все-таки успели почувствовать материнскую любовь и ласку…
– Значит, ты все-таки знаешь, кто я?
– Имя – Чон Гымхи. Родом из шахтерского поселка в Канвондо. Выпускница сто одиннадцатого набора Академии. Супруга владельца крупной сталелитейной компании. После успешного запуска торгового центра «Пош клаб» занимаетесь курортным бизнесом в Янъяне. Вместо того чтобы стать председателем фонда, стремитесь стать президентом группы компаний. Следующий председатель совета Академии.
– Ну наконец-то… Теперь-то с тобой можно вести диалог. – Чон Гымхи махнула рукой, приглашая ее сесть на место напротив себя.
После того, как она так резко вспылила, эта женщина как ни в чем не бывало любезно приглашает ее присесть для беседы… Стоит ли с ней тут рассиживаться?.. Хан Соджон немного замешкалась.
– Да чего тебе стесняться-то? Тебе, без колебаний пошедшей против правил и отсидевшей в карцере? – Чон Гымхи хмыкнула.
Хан Соджон неохотно собиралась сесть, как вдруг из-за двери послышались голоса – по крайней мере, три или четыре. Голоса женщин в возрасте. Уверенные и решительные шаги в трех метрах от двери. Хан Соджон прикидывала последствия. Если ее поймают в кабинете, как минимум отправят обратно в карцер. Или же вообще исключат…
– Отложим наш разговор на потом. Спрячься пока что. – Чон Гымхи поспешно встала. – Быстрей, сюда…
Она потянула Хан Соджон в сторону бара и повернула кристально чистый бокал для виски, видимо, из дорогого хрусталя. Тут же стена медленно раздвинулась перед ними, превратившись в дверь.
– Заходи. И сиди тихо.
Чон Гымхи толкнула Хан Соджон в образовавшийся проем. Стоило той оказаться внутри, как дверь снова закрылась и стена вернулась на свое место.
Вскоре дверь открылась.
– Добро пожаловать! – поприветствовала всех Чон Гымхи.
– О, ты уже здесь… – Вошедшие пять членов совета тоже поприветствовали ее.
– Почему нужно было заставлять нас приходить сюда? Мы могли бы встретиться и снаружи; всё прихоти вашей ректорши, – сказала председатель совета Академии Ким Ынсун.
Ей было 76 лет. Ее сын владел крупной финансовой корпорацией, входящей в двадцатку крупнейших в стране.
Сначала Ким Ынсун работала секретарем главы корпорации, а затем вышла замуж за его сына. Ее муж, наследник бизнеса, не имел ни интереса, ни таланта к управлению бизнесом. Когда их сыну исполнилось десять лет, Ким Ынсун выгнала мужа со всех постов (кстати, позже он стал инвалидом после внезапного несчастного случая и десять лет провел в коме, пока не умер) и взяла на себя руководство. Она подняла корпорацию, которая раньше едва попадала в тридцатку крупнейших, до нынешней позиции. А год назад передала управление сыну, сама отошла в тень и стала заниматься фондами. Она также являлась владельцем курорта «Солаз».
Когда-то Ынсун была легендой Академии, но, как и многие люди, которые всю жизнь отчаянно боролись за место под солнцем, сейчас, что называется, ушла на покой – и просто пассивно следила за развитием событий.
Даже такая влиятельная фигура, как Ким Ынсун, не могла перечить ректорше. Если бы Чон Ихва решила использовать всю имеющуюся у нее информацию, она могла бы разрушить корпорацию за один день, обрушить акции и поставить Ким Ынсун на колени. Именно поэтому та и другие члены совета Академии с уважением относились к Чон Ихва, несмотря на их попытки ее контролировать. Ким Ынсун отлично понимала, что Чон Ихва знала о ней все.
На то, что Ким Ынсун назвала ее «вашей ректоршей» прямо в ее присутствии, тоже была причина. Хотя Чон Ихва действительно была главой Академии