Сон Боми с кровавыми от лопнувших сосудов глазами шагнула еще ближе, а затем бросилась вперед, размахивая ножом.
Ученики закричали и закрыли глаза. О Юнджу и Хан Соджон повалились на пол. Хан Соджон, глаза которой были прикованы к опасному оружию, вопила от страха.
В момент их падения в центр вбежала Елисея, встав между ними и Сон Боми. И упала на пол. Из ее шеи хлынула кровь. Хан Соджон вскочила и подбежала к ней, сжимая артерию в беспомощной попытке остановить кровотечение. О Юнджу вскочила вслед за ней, пытаясь помочь. Но кровь не останавливалась.
Сон Боми стояла прямо, держа нож с лезвием, окрашенным алым.
Кто-то плакал, кто-то кричал, кто-то ругался. Откуда-то вдруг прибежал комендант, а потом охранники. Они унесли Елисею, потерявшую сознание.
На полу оставалась ярко-красная дорожка из крови Елисеи. Все члены совета повставали со своих мест и молча вышли из зала.
Музыка оборвалась.
Вечеринка была окончена.
Часть II
Глава 4Экзамены
Почему?! Почему Елисея так поступила? Что заставило ее подставиться прямо под острие ножа?
Почему она шагнула туда без тени сомнения – неужели захотела уйти из жизни и ей просто представился удобный случай? Неужели ее боль была настолько невыносимой? Боль, колющая ее сердце, словно тот самый роковой нож, боль от осознания того, что она стала причиной гибели своего отца? Все это время она жила, как пустая оболочка, лишенная души, а вот перед ней забрезжил луч надежды – возможность умереть, – и она, словно мотылек, полетела ему навстречу?
Хан Соджон не могла остановить слез. Какая теперь разница, что двигало Елисеей, – результат однозначен. Покойная ценой собственной жизни спасла своих одноклассниц от обезумевшей Сон Боми. В горле Соджон застрял угловатый и холодный комок.
Сев на пол и плача, она мысленно провожала Елисею в последний путь. С давних времен повелось, что девушки, покончившие с собой, приносят несчастья, и их даже не хоронили как положено – не было могил, которые можно было бы навестить. У Елисеи ее тоже, вероятно, не будет.
Соджон мысленно посадила Елисею на корабль и отправила в далекие океанские просторы. На этот корабль она погрузила все ее обиды и всю пережитую несправедливость – пусть судно унесет их с собой далеко-далеко.
Елисея была пловчихой, проводившей много времени в воде, мечтавшей о будущем свободно, подобно течению, – и в итоге она оказалась поймана и обездвижена этой самой водой: так и умерла в страхе перед ней. Пусть же ее омоет свежая голубая волна, унеся с собой в пространство чистоты. Пускай ее мучения закончатся, и она сможет переродиться и начать новую, наполненную счастьем, яркую жизнь.
Сон Боми стояла на коленях на виду у всех учеников Академии. Кто-то ругал ее, кто-то дал пощечину, кто-то плюнул.
– Подлая тварь, жалкая дрянь, подлиза, грязная мерзавка…
– Всем тихо! – закричал комендант.
Ученики замолчали, но взглядами продолжали пожирать Сон Боми.
– Сон Боми получит и награду, и наказание. Во-первых, за победу в спортивном состязании, как и было обещано, она получает право на проживание в номере люкс курорта «Солаз». Во-вторых, за нарушение запрета на пронос оружия она на неделю отправляется на стул раскаяния.
Двое охранников потащили Сон Боми к месту наказания. Она ухмылялась. Еще одна конкурентка устранена, и это достижение, а наказание – недельное сидение на стуле раскаяния – можно пережить.
Стул стоял прямо у столба позора, рядом со скульптурной композицией – символом Академии. И девизом. В этом и заключалось наказание – днями и ночами сидеть на стуле, смотреть на этот девиз – и раскаиваться. Стул был каменным. Провинившегося привязывали к нему, а рядом по очереди дежурили остальные ученики. Стоило Сон Боми опустить взгляд или закрыть глаза дольше, чем на три секунды, ее должны были бить палкой. На самом деле, конечно, дежурный мог дать ей вздремнуть, не применяя никаких мер, а мог и, напротив, бить ее, даже если она в самом деле не смыкала глаз. Так что все зависело от человека – если он был с Боми не в лучших отношениях, она могла получать палкой в любом случае. Впрочем, стоило пожалеть Боми и дать ей задремать – и наказание ждало самого дежурного. Даже если он не давал ей спать, будя ее, но избегая применять насилие, его ждало наказание ударами кожаного хлыста по спине.
Здесь следили друг за дружкой, чтобы не быть наказанными, и били друг друга, чтобы самим не подставляться под удар. Человеческие чувства и связи притупились; дружба, сочувствие – все это перестало иметь значение. Ученики как будто сдавили свои сердца, молящие о сочувствии и человечности. В конце концов, здесь каждый был сам за себя.
Академия – не то место, где они могли учиться и жить вместе, сосуществовать. Как выжить? Этот вопрос пронизывал каждую их клеточку; все обучение теперь сводилось к усвоению навыков выживания и уничтожению всего, что этому мешало, в том числе и остатков человечности внутри себя.
Когда Елисея была привязана к столбу, Хан Соджон отказалась плевать в нее, из-за чего оказалась в карцере. Но на этот раз все было иначе. Ей выпало быть дежурной на шестой день. Привязанная к стулу Сон Боми не спала уже шестые сутки – и ее сознание расплывалось. Когда ее били палкой, боль заставляла ее ненадолго поднять голову, но вскоре та снова падала. Хан Соджон ударила Сон Боми палкой по ногам.
– А! – вырвался слабый крик из уст Сон Боми, но ее голова снова безвольно упала. Не колеблясь, Хан Соджон ударила ее по спине.
– Проснись. Проснись, говорю! Открой глаза и думай над своим поведением. Думай, в чем ты была неправа.
Стоило Боми, уже не способной контролировать свое тело, опустить голову или закрыть глаза – и ее ждал град ударов. Она изо всех сил держалась, чтобы не потерять сознание от боли.
– Ты направила на меня нож. На меня, которая тебе ничего не сделала. А Елисея встала между нами, защитив меня. И Елисея…
Хан Соджон всхлипывала, продолжая наносить удары и оправдывая это насилие болью и гневом, засевшими у нее в груди. Впервые в жизни она применяла силу против кого-то, но даже не воспринимала это как насилие. Она считала, что Сон Боми заслужила наказание.
Вдруг Соджон будто пришла в себя и ужаснулась сама себе.
«Я – это все еще я. Я всегда верила, что Академия не сможет меня изменить… Но теперь я безо всякого стеснения бью человека. Я, которая за всю жизнь и мухи не обидела. Ни тогда, когда отец оставил меня на попечение бабушки и дедушки. Ни после их смерти, когда наша семья распалась и я скиталась по стране, ночуя в тесных комнатах дешевых гостиниц. Ни в периоды отчаяния, когда я сокращала часы сна, чтобы совмещать учебу и подработки в Вонджу. Даже после смерти отца, когда я осталась одна, отчаянно цепляясь за жизнь в этом холодном мире, я всегда оставалась верной своим принципам. Я никогда не причиняла зла другим. Я всегда защищала себя, но никогда не причиняла зла другому человеку… Ах, нет, был один случай. Когда я ударила в пах бандюгана, пытавшегося взыскать с меня долг, который даже не был моим; пытавшегося продать меня. Я ударила его по уязвимому месту, но тогда это и правда была самооборона. Это была отчаянная борьба за выживание».
Ее руки задрожали, и палка выпала из них, со стуком ударившись об пол.
«Как я могла взять это в руки и избивать беспомощного человека, привязанного к стулу, который и сдачи-то дать мне не может? И я делала это без колебаний, даже без осознания того, что совершаю насилие. Я была абсолютно уверена в правильности своих действий, уверена, что справедливость на моей стороне и Сон Боми заслуживает наказания…»
Почему Сон Боми так поступила? Соджон совершенно не задумывалась об этом. Почему Боми стала такой – она ведь рассказывала, что родилась в семье архитекторов и провела счастливое детство… Разве она была виновата в том, что потеряла родителей в результате катастрофы в торговом центре?
В детском доме Сон Боми была прилежной и демонстрировала блестящие таланты. Чтобы заработать хоть немного денег, пахала без сна и отдыха, экономила и мечтала о простой и честной жизни. Что же произошло с ней, что сделало ее такой?
«Может, я заблуждаюсь, думая, что во мне ничего не изменилось и я все та же Хан Соджон… Возможно, я не стала исключением. То, что с нами происходит, – не изменение, а разрушение».
Она вздрогнула от этой мысли. На самом деле все изменилось с момента, когда Соджон попала в Академию. Ее мысли, тело, душа. Сами здешние время и пространство, не поддающиеся логике, меняли не только ее настоящее, но и будущее.
Хищническая система конкуренции в Академии была нацелена на то, чтобы забрать у них все хорошее – солнечный свет, свежий воздух, – то, что обычно делает человека лучше, указывая ему путь. Нужно было внимательно присматриваться ко всему и всегда пытаться понять истинный смысл вещей, а не только то, что лежит на поверхности, – только так Соджон могла не утратить то, что Академия всеми силами пыталась у нее отобрать.
Хан Соджон посмотрела на Сон Боми, чья голова безвольно свисала – та в конце концов потеряла сознание. Сколько времени прошло?
Неожиданно откуда-то, рассекая воздух, на ее спину обрушился удар хлыста. Она закричала. От этого звука Сон Боми резко встрепенулась – ей показалось, что это она сама крикнула от боли…
Наконец-то настал период выпускных экзаменов в Академии. Они должны были проходить в несколько этапов в течение нескольких дней.
Даже после произошедшей с Елисеей трагедии жизнь в Академии продолжала идти своим чередом, будто ничего не случилось. Все шло по одному и тому же распорядку – каждый день они что-то учили и повторяли, пока знания не оседали в их головах.
За это время выбыли еще несколько человек. Те, кто не смог преодолеть более высокие преграды. Кто-то пал жертвой козней «голубей», кто-то показывал свое истинное лицо и обнажал все самое бесчеловечное и грязное в себе, а кто-то терял рассудок, оказавшись на грани своих возможностей. Все они бесследно исчезли. Остальные… не то чтобы они были не сломлены – просто не сдавались даже после того, как их ломали.