«Ах, черт!»
– Что за девчушка?
Попалась. Он забыла спрятать фотографию. Что же теперь сказать? Как выкрутиться? Может, лучше рассказать все как есть? Что это дочь Кан Юджин, что ее приютила Чон Гымхи, что в кабинете ректорши хранится ужасная информация – и что нужно со всем этим что-то делать…
Может, О Юнджу можно довериться? Хоть она всегда и пыталась поддеть Соджон, между ними не было вражды – наоборот, они скорее были приятельницами… Может, стоит ей все рассказать и вместе начать строить планы? Вместе ведь легче, чем одной…
Хан Соджон колебалась. Она еще не приняла решения и потому лишь промямлила что-то невнятное.
– Явился? – встретила Чон Ихва Ли Джинука. Она жестом велела ему садиться, а сама стала делать укол себе в руку. Джинук терпеливо ждал. Он знал, что это инъекция обезболивающего.
– Ну, что сказала Гымхи? – Чон Ихва, протерев смоченным спиртом ватным диском место укола, села напротив.
– Может, лучше вам рассказать всю правду? Это облегчит дело.
Чон Ихва слабо улыбнулась.
– Предлагаешь давить на жалость? «Мне недолго осталось, поэтому прошу, исполни мое последнее желание…» Так предлагаешь попросить?
Ли Джинук сложил использованный шприц и проспиртованный диск в герметичный пакет и убрал в свою сумку. Все это он вынесет и утилизирует. Никто в Академии не знал о состоянии Чон Ихва, потому что она всегда тщательно все скрывала.
– Это унизительно. Моя гордость как педагога и так слишком сильно пострадала на этом посту.
– Совет не будет сидеть сложа руки. Выпускница Чон Гымхи требует личной встречи с вами.
– Разумеется. Если б она осталась в стороне после моего объявления войны, это была бы не Чон Гымхи.
– Они собираются вас устранить.
– Да и пусть. Все равно я скоро умру. Но только не сейчас – мое время еще не пришло. Всю жизнь я жила в тени, под чьими-то ногами… Я что, так много прошу? Всего лишь умереть достойно и в почете, основав университет.
– Так вы все-таки собираетесь встретиться с Чон Гымхи?
– Да, а что остается? Больше нельзя терять время.
– Если прикажете, я могу сам разобраться с ней.
Чон Ихва пристально посмотрела на Ли Джинука.
– Ты волк, а не пес. У волков нет хозяев. Так что не веди себя как пес. Я знаю, что не хозяйка тебе. И верю в то, что ты не можешь быть чьим-то. Ты не принадлежишь никому. Именно поэтому я доверяю тебе.
– Вы спасли мне жизнь…
На филиппинском острове Себу, где небо кажется бесконечно высоким, а море – бесконечно синим, Ли Джинук был ранен в бок и упал с утеса. Тогда Чон Ихва вытащила его из лап самого дьявола.
…Врачи диагностировали Чон Ихва рак матки. Живя всю жизнь в тени, в подземелье, она даже не подозревала, что в ее теле появилась и растет опухоль. Ее фигура уже успела сильно раздаться. Перед тем как начать курс химиотерапии, Ихва отправилась в путешествие. Ведь ни разу не путешествовала по-настоящему, для себя… Ей вдруг стало горько от мыслей, что вот так она и умрет, ни разу не побывав за границей. Так она оказалась на море – на пустынном побережье Филиппин. Прогуливаясь по утесу, Ихва услышала выстрел. И еще один – и увидела падающее с обрыва тело.
– Посмотри-ка, что это такое, – велела она сопровождающему ее коменданту. Тот молча кивнул, после чего прыгнул в морские волны – и через несколько мгновений появился на поверхности с безжизненным телом. Прошло несколько минут, тянувшихся почти вечность, пока комендант делал утопающему искусственное дыхание и массаж сердца – и вот наконец из горла вышла вода и молодой человек закашлялся.
С утеса доносились крики – судя по всему, кто-то его преследовал. Комендант быстро перенес Ли Джинука в безопасное место. Тот молчал до тех пор, пока рана в боку не зажила, а Чон Ихва не задавала вопросов.
Впоследствии Ли Джинук узнал, что во время реконструкции элитного спа «Голдмун» обрушилась крыша, и новые владельцы были задавлены ее обломками. С тех пор он стал человеком Чон Ихва.
– … В мире действительно существуют призраки. Они есть, но не принадлежат этому миру. Как ты. Поэтому ты мне нужен. Ты настолько прозрачен, что никто не может тебя разглядеть. Ты спрятан в глубинах. Как только выйдешь на свет и возжелаешь чего-то, все изменится.
Ли Джинук так и жил – он словно и был тут, а вроде его и не было. Он и сам уже перестал понимать, где правда, а где вымысел. Последние несколько лет Джинук не мог расслабиться ни на миг, не мог свободно дышать. Все казалось бесконечно пустым и безысходным. Путь обратно в мир был слишком долгим, туманным, словно утопающим в густом тумане. Он просто жил, удерживая отчаяние внутри себя.
Но что-то зашаталось. Лучик надежды. Единственный слабый проблеск. Та улыбка… Ли Джинук внезапно вспомнил ее.
Чон Ихва заметила колебание в его глазах.
– Даже в самую глубокую и темную пещеру может проникнуть свет. Найди его. И если найдешь, держи крепко и никогда не отпускай. Все равно, когда я умру, тебе придется покинуть это место. Я спасла твою жизнь, но того, кто спасет твое сердце, тебе еще предстоит найти.
Ли Джинук посмотрел на Чон Ихва. Она всю жизнь прожила в одиночку, не ощущая человеческой теплоты. Всегда шла по своему пути одна – и лишь пронизывающий ветер, от которого, казалось, даже скрипели кости в суставах, был ее неизменным спутником. Ветер, налетающий беспрерывно и сбивающий с ног. Благодаря чему она держалась все эти годы? Теперь, в конце своей жизни, перед лицом смерти Чон Ихва спрашивала себя: что она искала? Неужели действительно стремилась лишь к тому, чтобы иметь значительную фразу на своем надгробии – как доказательство того, что ее жизнь была прожита не зря?
Ли Джинуку было трудно понять Чон Ихва. Ее слова о том, что она готова умереть, ее последнее желание. Было неизвестно, сможет ли ректор осуществить задуманное. Джинук посмотрел на нее – он склонялся к мысли, что это невозможно, и это читалось в его взгляде. Даже ее последний путь – путь к смерти – будет все так же невыносимо одинок.
Выпускные экзамены в Академии шли своим чередом. Танцы, музыка, английский язык, второй иностранный, бизнес-психология, предмет углубленного изучения каждого класса и далее.
Класс Янки углубленно изучал биотехнологию, класс Тимоти – моду, класс Лэсси – архитектуру. Уровень занятий был выше, чем в лучших университетах страны. Все было направлено на то, чтобы вооружить учеников оружием, способным метко поразить их «цель». Необходимо быть лучшими в самых разных областях, связанных с «целью». Только так, став хозяевами дома или компании, они могли избежать сплетен и насмешек.
В Академии царила напряженная атмосфера. Каждый раз после экзаменов объявлялись результаты и рейтинг. Это были не обычные экзамены. Это была борьба не на жизнь, а на смерть за будущее. Разница в баллах была минимальной. Постоянное напряжение и необходимость бороться за баллы доводила учеников до грани. Один из учеников довел себя до того, что ему начал видеться призрак сотоварища, покончившего здесь с собой, – и, не выдержав эту моральную пытку, он в итоге сошел с ума и выбыл из гонки.
Спортивный экзамен состоял из двух частей – боевые искусства и спортивное хобби. Хобби в классе Лэсси значилось скалолазание – они должны были карабкаться по отвесным скалам, полагаясь лишь на один-единственный трос и свое собственное тело. Это требовало колоссальной силы и выносливости.
«Цель» класса Лэсси, Кан Чжунсок, был сообразительным и расчетливым, любил рисковать и добиваться успеха – и именно поэтому его увлечениями были скалолазание и дайвинг. Он даже организовывал мероприятия для дайверов по очистке океана от мусора три раза в год. Конечно, это было призвано положительно повлиять на репутацию его компании. В Академии пообещали впоследствии обучить дайвингу только ту ученицу, которая успешно справится со всеми выпускными экзаменами.
На всех экзаменах Хан Соджон получала самые низкие баллы. Становилось ясно, что призрачная надежда на выпуск совсем испаряется. «Исключение» – стоило мысленно произнести это слово, как она тут же покрылась мурашками. Хоть и понимала, что нужно быть готовой к исключению, в то же время она испытывала отчаянное желание во что бы то ни стало выпуститься, чтобы выжить.
Соджон просто хотела жить обычной жизнью – пускай не слишком богато и счастливо, но хотя бы ощущая землю под ногами. Однако все здесь старались наступить друг другу на пятки. Кто же задавит ее в итоге? Не окажется ли она в конце концов выброшенной в жестокий мир за пределами Академии? Эти мысли вызвали у нее слезы, но Хан Соджон сдержалась и не позволила себе расплакаться.
Каждая проходила экзамен по очереди. На одной из стен спортивного зала был сооружен скалодром высотой от пола – то есть где-то от минус третьего этажа – и до потолка – то есть поверхности. Отточенность техники и время прохождения были основными критериями оценки. Сорвись кто-то с такой высоты – насмерть, может, и не разобьется, но сильно покалечится.
Когда Хан Соджон взобралась примерно на уровень минус второго этажа, ее веревка порвалась. Мгновение она висела в воздухе, а затем стремительно рухнула. На полу был уложен мат, немного смягчивший падение, но все же она получила сильное сотрясение и тут же потеряла сознание.
Кто-то явно заранее подрезал веревку ножом. Волокна в ней постепенно расходились от напряжения, и в какой-то момент она не выдержала и порвалась.
Соджон очнулась в медпункте.
– О, пришла в себя!.. Ничего страшного с тобой не случилось – никаких переломов; так, отделалась лишь сотрясением в легкой форме, – улыбнулась Ли Чжонсим, посмотрев на лежащую на койке Соджон. – Тебе еще повезло. Одному ученику из класса Тимоти повредили ахиллово сухожилие, и он больше не сможет ходить. У них был экзамен по фехтованию – они использовали настоящие шпаги.
Ей в голову пришло правило экзаменов Академии: никаких правил. Любые хитрости, любые уловки; главное – победить.