Ли Чжонсим выписала Хан Соджон рецепт.
– Твои мышцы перенесли сильное напряжение и будут болеть некоторое время. Я выписала тебе обезболивающее и противовоспалительное, не забудь их принимать. Скоро ты заснешь и забудешь обо всем, что произошло. – Она словно пыталась утешить девушку.
На столе Ли Чжонсим стояло что-то вроде метронома с качающейся туда-сюда стрелкой. Звук ее движения был словно стук тяжелого молота. Он успокаивал, но одновременно от него сжимались внутренности.
Что станет с тем учеником, которому провредили ахиллово сухожилие? Будет ли он жить всю жизнь покинутым инвалидом и так и умрет? Да, он окажется брошен в омут забвения и смерти. А та, что подрезала мне веревку, – наверное, она будет страшно разочарована, ведь я цела и жива. Кто это мог быть? Сон Боми? Неужели… О Юнджу? Никому нельзя доверять.
Объявили результаты экзамена. Разумеется, Соджон заняла последнее место.
Следующий экзамен был по истории – устный, проводившийся одновременно с экзаменом по саморазвитию. На испытании по истории проверялось, насколько ученики хорошо знали «цель»; аттестация же на саморазвитие была призвана проверить, насколько хорошо они смогли усвоить свое новое прошлое – ту легенду, которую они должны были рассказывать всем, отказавшись от своих настоящих воспоминаний.
На обоих экзаменах оценивалось, насколько убедительно и искренне звучал человек, насколько хорошо он умел продемонстрировать нужные эмоции. Нужно было уметь играть свою роль так, чтобы собеседник не сомневался, что ты искренен, и мог проникнуться твоими эмоциями. Говоря проще, экзамены сводились к демонстрации актерского мастерства.
Они проводились в индивидуальном порядке – в комнате, больше похожей на комнату для допросов. Освещение там было тусклым, а стены – пустыми. В центре комнаты стояли один стол и два стула, на одном из которых сидел комендант.
– Садись. – Его голос был лишен всяких эмоций.
Очки в золотой оправе. Идеально накрахмаленный, ослепительно белый воротничок. В руке он держал тонкую длинную палку. Лицо без выражения, будто выцветшее – по нему было сложно сказать, что происходит у него на душе. Под его взглядом становилось неуютно и страшно. Можно было предположить, что он пережил непростые времена, но что именно, угадать было невозможно… Хан Соджон подумала о Ли Джинуке. А его что привело сюда? Он явно пришел не по объявлению о приеме на работу.
Все здесь были такими. Потеряв все – семью, деньги, надежду и будущее, – они стояли на краю обрыва и выбрали это место вместо смерти. Что же стало причиной, по которой комендант оказался здесь, – почему отчаяние поселилось у него в сердце? Академия была местом, где ради одного индивида, который должен был выпуститься, копошились, словно огромный коллективный разум, все остальные. В чем смысл жизни коменданта – что движет им? Хан Соджон внезапно почувствовала, как по ее спине пробежал холодок.
– Сначала проведем экзамен по истории, – сказал комендант. – «Цель», Кан Чжунсок, в детстве получил перелом ноги. Виновник аварии попал в тюрьму и внезапно умер, отбывая в ней наказание. Почему?
– Когда Кан Чжунсок был совсем маленьким, еще до поступления в начальную школу, он играл с мячом во дворе забегаловки, где работала его мать, и мяч покатился в сторону дороги, ведущей к строительному участку. Он побежал за ним – и попал под машину. Его сбил водитель, находившийся на тот момент в состоянии сильного опьянения, что стало отягчающим обстоятельством, поэтому он был приговорен к реальному сроку. Водитель был главой охраны мафиозной группировки. На самом деле на момент аварии он был не просто пьян – он был под наркотиками, но об этом в ходе суда умолчали, и все знал только прокурор, ведший дело. И после того, как этот бандит попал за решетку, прокурор начал его шантажировать – за наркотики срок мог быть увеличен. Прокурор требовал у него выдать все тайны мафии в обмен на свое молчание. Узнав об этом, босс мафии устранил потенциального предателя. И еще одна деталь – у главы мафии на руке был шестой палец рядом с мизинцем. – Голос Хан Соджон на протяжении всего ответа оставался ровным, словно она читала заученный текст.
– Верно. И одновременно неверно, – сказал комендант, глядя на Хан Соджон.
– Неверно? Что вы имеете в виду?
– Это ответ, который может дать любой. Если б я хотел такой ответ, устроил бы письменный экзамен, не так ли?
Что же он хотел услышать? Хан Соджон уставилась на него. Наверное, остальные ученицы чувствовали то же самое. Но по его лицу невозможно было угадать. Что она упустила?
Соджон растерянно оглядела стены, которые окружали ее со всех сторон. Ей неоткуда было ждать помощи – не было никого на всем белом свете, кто мог бы ей помочь, Соджон была одна, без семьи, без поддержки, одна.
Она почувствовала горечь. Если б отец был рядом… Ах! Соджон нервно сглотнула.
– Мать всю ночь проплакала над своим маленьким сынишкой со сломанной ногой. Она винила во всем себя – позволила ему играть в таком опасном месте… Ей казалось, что, сколько бы она ни работала и ни выбивалась из сил, ей не под силу обеспечить достойное будущее для своего ребенка. И это самое важное в данном происшествии – материнское чувство вины. Именно оно побудило ее инсценировать свою смерть и оставить сына сиротой, чтобы он мог получить особые условия для учебы за границей. Это мое мнение.
Комендант молча смотрел на нее.
– Почему ты так думаешь?
Соджон вспомнила Хан Донсика, который, чтобы спасти свою дочь, выбрал смерть и выехал навстречу своему концу в одиночестве. Он не хотел сломать дочери жизнь своими проблемами, своими долгами. Внезапно она снова вспомнила тот момент.
Пьяный отец, вероятно, плакал, сжав руль. Он, скорее всего, вспоминал о ней, нажимая на газ и мчась навстречу приближающемуся грузовику… Соджон знала все это, будто сама была на его месте. Она знала о его сжимавшей грудь боли, грусти и одиночестве и как болела за дочь его душа.
– Главное не то, что случилось, а какой отпечаток оно оставило на человеке. В конце концов именно эмоции, переживания и волнения определяют его жизнь, – пояснила свой ответ Соджон.
Комендант молча слушал ее.
– Объект становится твоим, когда ты можешь увидеть в нем себя, – наконец сказал он.
Хан Соджон отчетливо понимала смысл его слов. Рана на сердце «цели» – его мать, пожертвовавшая собой ради жизни своего сына. Хан Соджон могла понять его на эмоциональном уровне, так как пережила нечто похожее – смерть своего отца, который пошел на нее, чтобы спасти дочь.
Теперь-то она знала, что здесь, в Академии, в процессе долгих тренировок можно заставить себя измениться – изменить свою душу и чувства. И завладеть чувствами другого человека – «цели». И для этого первым делом нужно уметь сочувствовать и сострадать. А в этом Соджон не было равных.
Поняв истинную цель экзамена, она без труда смогла его выдержать. В конце концов, главным на экзамене по истории было не просто знать биографию «цели», но и уметь ее использовать себе во благо.
Соджон невольно почувствовала жалость к «цели». На его долю пришлось немало тягот – и в этом они были похожи. Что-то затеплилось в уголке ее души, а на глаза набежали слезы. Как ему должно было быть одиноко и непросто все это время! Она как будто полностью вжилась в образ и мысленно переживала его жизнь. И в тот же момент невольно вспомнила об отце – и вот на глаза сами собой набежали слезы. Комендант, внимательно посмотрев на нее, что-то записал в экзаменационном бланке.
– Следующий этап – испытание по саморазвитию. – Он перевернул страницу бланка. – Что ж, расскажи.
– Меня зовут Чон Михо. Мне двадцать шесть лет. Я переехала в Нью-Йорк с родителями, когда была маленькой; там и выросла. Мои родители открыли небольшой корейский магазин. Я закончила Колумбийский университет и приехала в Корею два года назад. Сейчас работаю в небольшой строительной компании, специализирующейся на бутик-отелях. Через рекомендательное письмо председателя банка, с которым работает компания моей «цели», я собираюсь стать персональным ассистентом Кан Чжунсока.
«Это я». Хан Соджон пыталась убедить себя в этом. Это был образ, созданный для всех учениц класса Лэсси, – все они играли Чон Михо. Станет ли кто-нибудь этой самой Чон Михо в конечном итоге?
Каждая ученица должна была перечеркнуть свое прошлое, а вместе с тем и свою личность, чтобы получить билет в будущее. Именно в этом и заключался смысл экзамена по саморазвитию – проверялось, насколько идеально они смогут надеть эту маску, отыгрывать образ, отринув себя настоящих.
– Ты будешь так же говорить и перед «целью», словно отвечая вызубренное?
Соджон еще не смогла полностью вжиться в роль. А это был один из критериев оценки – насколько экзаменуемые сами верили в то, что стали этой самой Чон Михо. Соджон снова вспомнила о пожертвовавшем собой Хан Донсике. И о лежавшем в луже крови на полу яхты Ким Хёнсу, а заодно и повешенном на нее обвинении в растрате средств фирмы. Словом, вспомнила все свое прошлое.
И эта мысль пришла в голову сама собой: отступать некуда. Стоит ей здесь сейчас провалиться, и на нее обрушится безжалостная реальность – в такой лучше уж не жить совсем. Она осознавала свое положение в настоящем и в будущем – и знала, что ей самой не справиться с этим будущим. Оставалось только выбирать меньшее из зол.
– Когда мама была занята, я сидела за прилавком в корейском магазине. Большинство клиентов были корейцами, но иногда попадались и американцы. Конечно, американцы не интересовались азиатской девочкой с черными волосами и желтоватой кожей. За исключением одного человека. Это был пожилой белый мужчина. От него сильно несло алкоголем. Волосы по всему его телу были на удивление длинными, и казалось, что даже они впитали в себя этот запах спирта. Его взгляд был затуманен. Он будто просто зашел в первый попавшийся магазин – только б тут продавали алкоголь. Схватив несколько бутылок, свалил их на прилавок. Время было позднее, магазин уже вот-вот должен был закрываться, и других посетителей не было. Когда я сканировала штрих-коды на бутылках и рассчитывала его, старик вдруг мерзко усмехнулся и, быстро оглядевшись вокруг, зашел за прилавок и повалил меня на пол. Я кричала, но никто не слышал. Он порвал мою одежду и стащил с меня трусы. Я извивалась под ним, царапалась и кусалась – но все без толку. «Вот и всё, вот и пришел конец», – думала я; в этой далекой чужой стране меня собирались растоптать и выкинуть. И вдруг раздался звук удара – и старик отлетел от меня. Это мама забежала в магазин и изо всех сил ударила его тяжелой сковородой по голове. В о