За эти несколько секунд Хан Соджон уже успела прикинуть, какой вид франшизы был бы прибыльным или в каком городе стоит купить здание. Да, такое уж создание человек – сам себе внушает, что пять миллиардов уже в кармане, и оттого преисполняется гордостью за себя. Стоило лишь представить это – и вот ей уже казалось, что и перед ней открывается путь к обычной хорошей жизни…
Но Хан Соджон знала, что фантазии – это всего лишь фантазии. Даже если она получит пять миллиардов и уйдет, слив информацию, и будет скрываться, неужели Академия не узнает об этом и не найдет ее?
Ей вспомнились пункты договора, подписанного ею при поступлении в Академию. «Я ни при каких обстоятельствах не буду упоминать о существовании Академии и буду держать в тайне все, что происходит в ее стенах. Я приму любое наказание, если по моей вине произойдет несчастный случай или будет поставлено под угрозу существование Академии». Она еще подумала тогда, что как будто подписывает отказ от личной неприкосновенности. В момент, когда получит эти пять миллиардов, она подпишет себе смертный приговор. Так что все равно будет покойницей – просто с пятью миллиардами.
Ну что ж, она приняла решение – теперь надо было подумать, как спастись…
– А если я откажусь?
Чжон Ёнджу усмехнулся.
– Это будет глупое решение, – сказал он.
Махнул рукой – и вскоре директор Ким вошел и встал за его спиной.
– Если у меня не получится добиться своего в мирном диалоге, придется действовать другими средствами. Прошу понять и простить меня.
С этими словами Чжон Ёнджу резко встал. Он понял, что хоть пять, хоть сто миллиардов – это не сработает. Разговор был закончен.
– Надеюсь, что мы все-таки сможем прийти к соглашению в ходе диалога. Это будет лучше для вас же.
Чжон Ёнджу вышел. И тут же подошел директор Ким. Хан Соджон встала с места. Она поняла, что последующий диалог вряд ли будет происходить в таком роскошном месте. Директор Ким схватил Хан Соджон за руку.
– Не надо, я сама пойду. Не переживайте, я уже поняла, что кричать бессмысленно.
Хан Соджон сама пошла вперед, Ким – за ней. Каждое мгновение нужно было оценивать хладнокровно. Только так она могла спастись. Хан Соджон запоминала направление и количество шагов, а также внимательно присматривалась к окружающим предметам. Она сама удивлялась, откуда у нее взялось такое хладнокровие. Хотя это было очевидно.
Академия. Результаты тамошних тренировок. Там Хан Соджон приобрела невероятные навыки. Если б не это, она бы уже погибла или сошла с ума в тюрьме. От любви до ненависти один шаг. Хан Соджон усмехнулась про себя. Она вдруг осознала, что привязалась к Академии. Ведь говорят же, что чувство привязанности особенно сильно ощущается в опасных, критических ситуациях… Стокгольмский синдром.
Стоило ей оказаться в ситуации, где она могла умереть, Соджон поняла, что уже глубоко привязана к Академии. Если б она выдала ее – что бы стало с остальными учениками за ее стенами? Все они пришли со своими трагедиями из прошлого. И все окажутся под угрозой… Она покачала головой.
Когда Хан Соджон находилась в Академии, она не могла принять ее методы, считая их безжалостными. Но, может быть, если на месте Чжон Ихва окажется Чон Гымхи, все изменится? Ведь Чон Гымхи – это следующий председатель совета, как говорят. Возможно, с ней Академия смогла бы измениться. Возможно, можно найти способ, чтобы не заставлять наступать друг другу на горло в бесконечной борьбе, чтобы не превращать заведение в поле схватки, где выживает только тот, кто перешагнул через другого. Можно найти способ помочь друг другу, а не уничтожать. Главное – избавиться от Чон Ихва.
Мир уже не тот, где можно легко попасть из грязи в князи. И что же делать таким несчастным, как они, которым путь в лучшие части этого мира изначально закрыт?
Хан Соджон впервые поняла, почему Академия должна существовать. И в то же время впервые позволила себе мечтать о другой Академии.
Она оказалась заперта в комнате в конце коридора. В комнату вошли двое мужчин, похитившие ее возле станции Ёнмун. Директор Ким отошел на шаг назад.
– Эти ребятки покажут вам новый способ общения. Иными словами, отделают вас так, что мать родная не узнает.
«Ребятки» били ее не по-детски. Из глаз Соджон, казалось, сыпались искры, жилы на шее вздулись от напряжения. Стоны боли эхом разносились по узкой темной комнате. Так ее еще никогда не били. Она подумала, что от таких ударов можно и умереть. Эти «ребятки» пытались ее уговорить выдать им информацию об Академии – ее расположение и расположение комнаты, где хранится информация, – и они ее отпустят.
«У таких, как вы, нет ничего, кроме тела. Единственное ваше оружие – тело. Вы должны уметь правильно им пользоваться. Для того, чтобы укрепить его, и необходимы боевые искусства», – говорил инструктор в Академии. Там Соджон научилась выносливости и навыкам самообороны. Но в реальной жизни все оказалось совсем не так. Вопли боли не прекращались. «Ребятки» всё били и били – от усердия на их лицах выступил пот.
– Говори! Скажи, где она! – кричали они.
Хан Соджон чувствовала, как из ее глаз, где лопнули сосуды, течет кровь.
– Ну скажи же! – Они даже вроде как молили ее, не переставая наносить удары. Боялись: не смогут выполнить возложенную на них обязанность до конца – потеряют все в один момент, если так решит хозяин.
Хан Соджон посмотрела на «ребяток» залитыми кровью глазами. На ее губах заиграла улыбка.
– Хорошо работаете, «ребятки».
В глазах у тех вспыхнул гнев. Они нанесли по последнему удару. Хан Соджон издала короткий стон и потеряла сознание.
– О, очнулась…
Хан Соджон с трудом поднялась, издавая стон боли.
– А ты тут откуда? – удивленно спросила она.
Перед ней стоял Ли Джинук. Он вытирал ее лицо влажным полотенцем и заботливо менял повязки.
Так значит, она не умерла?.. Да, несомненно. Но вот боль по всему телу была ужасная.
– Не дергайся. Так будет только больнее, – сказал Ли Джинук, улыбаясь.
Хан Соджон огляделась. Ее комната в общежитии.
Ли Джинук вдруг стал аплодировать.
– Что ты творишь? – воскликнула Хан Соджон, не веря своим глазам.
Хлопать в ладоши перед человеком, который едва выжил, – как цинично! Она хотела бросить злобный взгляд, но из-за опухших и залитых кровью глаз было сложно продемонстрировать гнев – с ее лица вообще сложно было считать какие-то эмоции.
– Это не от меня – это выпускница Чон Гымхи велела тебе похлопать и передать свои поздравления.
Хан Соджон уже собиралась возмутиться – что за бред! – но тут вдруг в ее голове возникла догадка. «Чон Гымхи поздравляет… Значит, она обо всем знала?! Знала, но не предотвратила эту жестокую расправу…» Тут сам собой напрашивался один вывод из двух: либо она хотела, чтобы Соджон так страдала, либо ей было выгоднее не вмешиваться.
– Последний экзамен в Академии, секретное испытание.
– Что?
– Тест на верность. Чтобы Академия, как информационная платформа, продолжала существовать, ей нужно удостовериться в верности своих учеников. А за это Академия вознаградит, дав тебе доступ к богатству и славе. Чтобы пройти испытание, нужно молчать до конца. Это был последний экзамен. Большинство проваливают его.
Так все было подстроено самой Академией? Соджон уже думала, что так и умрет в том месте. А это жуткое избиение было по приказу Академии… Но почему Ли Джинук здесь? Она посмотрела на него, и он, видимо, понял ее немой вопрос.
– Выпускница Чон Гымхи отправила меня за тобой. Я принес тебя сюда, когда ты потеряла сознание.
Ей не показалось – то, что она услышала, было правдой? Разве Ли Джинук не был человеком Чон Ихва? Его послала Чон Гымхи? А может, он пришел сам, потому что волновался за нее? Взвалил ее себе на плечи и принес сюда? И оставался с ней здесь, пока она не очнулась?
Хан Соджон снова посмотрела на Ли Джинука. На его лице было спокойное выражение, каким она его помнила, когда видела его в лотерейном магазине. Он словно смотрел на нее с картины, какого-нибудь прекрасного пейзажа – но из другого мира, мира по ту сторону рамы. При этом источал беспокойство и холод, словно между ними текла глубокая река.
– Ну вот, теперь всё, – сказал Ли Джинук, вставая. Собрал бинты и дезинфицирующее средство в коробку.
– Ты всегда приходишь и уходишь, когда тебе вздумается, – сказала Хан Соджон.
Джинук лишь горько усмехнулся.
– Ну что ж, улыбнись мне хоть раз…
Хан Соджон и хотела бы, но мышцы лица ее не слушались.
– Иди уже, – сказала она, а про себя добавила: «Я честно пыталась улыбнуться!» И махнула рукой, выпроваживая Ли Джинука.
– Скоро увидимся, – сказал тот, выходя из комнаты.
Хан Соджон сразу же заснула. Сон словно притягивал ее – она провалилась в него, словно летя в бездонную пропасть, поглощенную туманом.
Прозвенел школьный звонок. Хан Соджон резко проснулась от неожиданного звука. Звонок возвещал всеобщий сбор.
Она поняла, для чего их собирали, – и, наверное, все понимали. День оглашения результатов. Они узнают, кто выпустится, а кто окажется ступенькой на лестнице, по которой выпускники поднялись к вершинам. Кто сможет закончить учебу, а кто станет жертвой выпускника.
Итак, либо выпуск, либо отчисление. Ожидание выпуска было не таким сильным, как страх перед отчислением. Наверняка все ученики чувствовали то же самое.
Все с потерянным выражением на лицах дрожали мелкой дрожью. Этот звук звонка проник в каждого до самых костей. Кто-то плакал. Хан Соджон с трудом вздохнула: по всему ее телу пульсировала боль.
«Закрой рот и прижми язык к нёбу, открой дыхательные пути и глубоко вдохни. Сделай так, чтобы вдох был как можно более продолжительным, но не сосредотачивайся на дыхании». Таким было переданное ей от Чон Гымхи послание. По ее словам, от этого боль должна была немного притупиться. Чон Гымхи сама, наверное, тоже все это пережила – все вынесла, выпустилась, и вот теперь поднялась до таких высот, подавив всех соперниц…