«Имя – Чон Михо. Возраст – 26 лет. Выросла в Нью-Йорке; ребенок иммигрантов; родители управляли корейским супермаркетом. Когда она помогала родителям в магазине, ее едва не изнасиловали, и мать погибла, пытаясь спасти дочь. Таким образом, есть точка соприкосновения с Кан Чжунсоком – мать, пожертвовавшая собой ради ребенка. Она обладает исключительной способностью к эмпатии, благодаря которой быстро сближается с людьми и может растопить лед в их сердце. Окончила Колумбийский университет, два года назад вернулась в Корею и работает в строительной компании среднего уровня, специализирующейся на бутик-отелях».
«Теперь это я, и это моя история» – так думала Хан Соджон… нет, уже Чон Михо. Многие ученицы буквально вцеплялись друг другу в глотку и соперничали за право называться этим именем, но оно досталось именно Хан Соджон. Она одолела всех и довела историю до совершенства. И хорошо это осознавала. Все стремления однокашниц, их отчаяние, их слезы лежали тяжким грузом на ее плечах. Она не забывала об этом ни на минуту. Сейчас это практически невыполнимая задача, но позднее она обязательно придумает способ, как помочь остальным.
Хан Соджон твердо решила это для себя – и, как ни парадоксально, для этого ей нужно было полностью отказаться от прошлой себя, чтобы стать Чон Михо и полностью слиться с этим идеальным образом. Только так она могла обрести будущее. Только благодаря образу, созданному исключительно изо лжи.
– У меня есть просьба, – сказала Хан Соджон – Чон Михо – коменданту. – Я бы все же хотела использовать свое настоящее имя.
Тот безо всякого выражения взглянул на нее. Теперь это была уже другая Хан Соджон. Она больше не была зашуганной девицей, только-только поступившей в Академию и ничего не знающей, – это была уверенная в себе женщина, прошедшая адские испытания и добравшаяся до вершины. Примерно три года – и она спокойно сможет выйти замуж за «цель», стать хозяйкой дома и занять прочное место в компании; а если хватит амбиций, то и вообще возглавить ее.
Хан Соджон сказала «просьба», но это было больше похоже на требование. Они оба понимали, что теперь роли поменялись, и коменданту оставалось только смотреть на Соджон снизу вверх, как подчиненному.
– Поступай как знаешь, – кивнул он.
И изменил имя во всех документах с Чон Михо на Хан Соджон. Теперь она снова стала собой – но в то же время это была совсем другая Соджон. Больше не было дочери Хан Донсика, горбатившегося на птицефабрике в глухой деревне, не было той, что обвинялась в убийстве Ким Хёнсу и хищении сотен миллиардов из корпоративных средств. Это прошлое было стерто навечно.
Что же принесет ей судьба?
Хан Соджон впервые встретила свою «цель» за день до начала работы, нанеся Кан Чжунсоку визит домой – так уж он почему-то настоял. Хоть и с неспокойной душой, она была преисполнена ожиданий и надежд.
– Приятно познакомиться, – сказал Кан Чжунсок, вставая со своего места и протягивая руку.
– Хан Соджон, – ответила она веселым голосом, пожимая его руку.
Соджон специально не склонила голову. Смотрела прямо в глаза Кан Чжунсоку, а в ее голосе звучала уверенность. Это была ее тактика – пусть воспринимает как равную. Это было проявление уверенности, подпитываемой ее хорошими навыками и знанием того, что он ее не сможет уволить, – а еще коренившейся в самом ее характере.
Впрочем, стоя перед ним, Соджон сразу почувствовала возможность общаться с ним на равных. Давно она не испытывала такого чувства.
Проходя тренировки в Академии, Соджон думала, что знает все о Кан Чжунсоке, что вызубрила от начала и до конца план действий по завоеванию его сердца. Но стоило встретиться с ним лицом к лицу – и весь этот план испарился. То, что она почувствовала, было похоже на радость от встречи с давним другом. И самое главное, Кан Чжунсок казался человеком с теплой душой. Хан Соджон была несколько удивлена.
– Вы гораздо более жизнерадостны, чем на фото, – сказал Кан Чжунсок, указывая рукой на кресло и приглашая ее сесть. – Очень приятно наконец-то встретиться. Все вокруг уже давно хором твердили, что мне нужно найти личного секретаря… Я действительно не очень хорош в таких моментах. Но, с другой стороны, не люблю, когда кто-то постоянно рядом лезет под руку, так что отказывался все время, и вот… Пожалуй, стоило бы давно прислушаться к окружающим – особенно если они, как теперь оказалось, предлагали такую кандидатуру, как вы.
Хан Соджон встретила его взгляд.
– Я постараюсь изо всех сил помогать вам в вашем нелегком деле, – ответила она.
На это Кан Чжунсок тихо сказал себе под нос:
– Такая простая и веселая… – и улыбнулся ей.
– А вы тут не мерзнете? – спросила вдруг Хан Соджон.
Хотя уже наступила весна, земля под ногами оттаяла, а деревья набирали сок, в доме было довольно холодно.
– Да, здесь и правда весьма прохладно, – сказал Кан Чжунсок, вскочив с места, и принес плед для ног. – Вот, держите. Я привык жить в холоде. И вы привыкайте и одевайтесь тепло – тут всегда будет нежарко.
Хан Соджон вдруг вспомнила своего отца, Хан Донсика. В морозные зимние утра, возвращаясь после работы в ресторане, усталая и замерзшая, она часто обнаруживала отца, ждущего на углу, – он подходил и накидывал ей на плечи свою старую куртку. Его одежка, вся провонявшая птичьим пометом, была отнюдь не на утином пуху, но все равно согревала ее.
Внезапно раздался лай собаки. Кан Чжунсок свистнул. Послышался топот лап по полу. Колли прыгнул к нему на колени – и во все стороны с него посыпались комья грязи.
– Мы только встретились, а я уже создал несколько поводов для извинений… Надеюсь на ваше понимание. Недаром же говорят, что собаки – это более приятные глазу свиньи, – сказал Чжунсок.
– Свиньи? – переспросила Хан Соджон.
– Есть и такая поговорка: «Грязный пес – счастливый пес». По выходным я у этого парня на побегушках – играем целыми днями во фрисби. – Кан Чжунсок улыбнулся.
«Значит, ты – Лэсси. Приятно познакомиться… Надеюсь, мы поладим», – подумала Хан Соджон.
– Это все из-за него.
– Вы о чем?
– Я про холод в доме. У него же очень длинная шерсть. Он сильно страдает от жары. Поэтому неизменно я поддерживаю температуру на уровне двадцати градусов вне зависимости от времени года.
Лэсси, энергично виляя хвостом, повернул морду к Хан Соджон. Она подошла и погладила его. А затем присела перед собакой и почесала ее за ушами. В конце концов нашла нужные точки и промассировала их.
Лэсси страдал от генетического заболевания – аномалии глаз колли – и из-за этого был практически незряч на один глаз. Недавно он вышел в темное время суток на улицу по своим собачьим делам – и наткнулся на стену, из-за чего растянул плечевую связку. Сейчас пес проходит курс иглоукалывания. Хан Соджон, конечно, уже знала об этом и заранее определила, какие участки нужно массировать. Кан Чжунсок наблюдал за ее руками.
Лэсси заворчал от удовольствия и улегся на спину, подставив ей живот, будто прося почесать и его. Счастливчик Лэсси! За год она слышала это имя так часто – и вот теперь видела его самого…
– Похоже, вы много собак держали, – сказал Кан Чжунсок.
– Да. Когда я была маленькой, наша семья владела корейским магазином, но мама рано ушла из жизни, и я одна частенько стояла за прилавком – а рядом со мной всегда была собака. Стоило мне взгрустнуть, и руки сами тянулись к собаке – хотелось ее обнять.
Конечно, все это было ложью. Методы акупунктурного массажа для собак Соджон выучила в Академии. Она начала подготавливать почву для своей легенды про пожертвовавшую собой мать, упомянув ее вскользь. Чжунсок знал ее данные из личной анкеты, а она знала, что он обнимает свою собаку в моменты грусти и ощущения одиночества. В конце своего рассказа Хан Соджон не забыла сделать печальное лицо.
Из-за тепла, исходящего от тела Лэсси, мягкой шелковистой шерсти на глазах у нее выступили настоящие слезы. А вместе с ними пришли воспоминания о мучительных эпизодах из жизни. Голод, побои, заточение, бессонные ночи за учебой, снова голод… В течение года многие ученицы терпели жестокие условия, мечтая лишь об одном – когда-нибудь по-настоящему оказаться перед этим самым Лэсси. Хан Соджон тихо вздохнула. На душе у нее было нелегко – она испытывала и гордость за себя, и жалость по отношению к другим ученицам, и тревогу перед грядущим… А еще – тяжелое чувство от осознания, что все это ей предстоит пройти, оставаясь ложной Хан Соджон…
Одинокая слеза скатилась по ее щеке.
– Простите. Просто, увидев Лэсси, я невольно вспомнила прошлое…
Это была правда, но Кан Чжунсок решил, что Хан Соджон плачет, потому что вспоминает свое детство в Америке. «Наверное, она так же нашла утешение в верном живом существе – собаке – после смерти матери, как и я», – вероятно, так он думал. Настоящая же Хан Соджон никогда не знала материнской любви.
На следующий день она, вступив в обязанности секретаря, начала сопровождать Кан Чжунсока повсюду, отвечая также за его расписание. И выполняла свою роль безупречно, быстро и точно. Со временем в компании уже никто не шушукался у нее за спиной, называя «ставленницей банкира».
Соджон досконально изучила специфику строительного бизнеса. Она готовилась к этому год – и потому выполняла все возложенные на нее дела без сучка и задоринки. Вскоре уже отвечала и на все звонки, поступавшие в его офис из-за границы, – как и положено выросшему в США и выпустившемуся из Колумбийского университета человеку, Соджон говорила по-английски как носитель.
Свои мысли она высказывала только когда оставалась наедине с Кан Чжунсоком; когда с ними были другие люди, Соджон старалась оставаться в тени. Она не переходила установленных границ и не лезла на рожон. С Кан Чжунсоком была почтительна, с остальными – вежлива. Люди восхищались ее манерами, говоря, что она где-то получила высококлассную подготовку.
Но вот что было странным: с момента появления в его жизни Хан Соджон Кан Чжунсок полностью забросил все свои экстремальные увлечения. Она прекрасно освоила на должном уровне и дайвинг, и скалолазание, но шанс продемонстрировать свои навыки все никак не предоставлялся.