– Что-то вы в последнее время совсем позабыли былые увлечения, – как-то раз заметила Хан Соджон. Ей хотелось проверить его уровень, а заодно размяться самой.
– И правда… – Кан Чжунсок задумался. – С тех пор, как вы тут появились, что-то меня не тянет ни в горы, ни на море. Почему, интересно?
Хан Соджон недоверчиво склонила голову набок. Кан Чжунсок сделал то же самое.
– Сегодня выходной, а я заставил вас работать… Простите, – сказал он. – Теперь только вы полностью в курсе моего расписания. Но что поделать, вы слишком хорошо справляетесь со своей работой.
Кан Чжунсок улыбнулся. Когда они были наедине, он часто улыбался.
– В знак извинения с меня обед, как вам?
– С удовольствием, – Хан Соджон тоже улыбнулась.
Они вышли из гостиной и направились в столовую. Как и ожидалось от владельца строительной компании, столовая была красивой и элегантной, но при этом не помпезной или вычурной – все было в меру и со вкусом. То же самое касалось и еды. Ингредиенты создавали удивительную гармонию вкуса и запаха. Еда оказалась вкусной, а разговор – приятным.
– Вы знаете ресторан «У Тома»?
– Конечно, – ответила Хан Соджон. – Это же на Сто двенадцатой, рядом с Колумбийским университетом. Я бывала там много раз.
– Да, его называют самым американским рестораном. Их главное блюдо – «завтрак дровосека».
Да-да, все это она уже слышала на занятии: «Когда ночь, для кого-то полная тревог, а для кого-то дарующая крепкий здоровый сон, проходит, то встает солнце – встает, даря свое тепло и свет всем без исключения; яйцо в этом блюде должно быть приготовлено так, чтоб желток не растекся и оставался целым и упругим, словно символ яркого только что взошедшего солнца. Завтрак, который дарит энергию для нового дня!»
– «У Тома» был обычным заведением для среднего класса, но мне не по карману. Поэтому я искал ему замену. И нашел – дешевую, но не особо-то вкусную забегаловку. «У Джорджа».
Хан Соджон мельком взглянула на него – в его голосе скользила ностальгия.
– Это была забегаловка, которую держала полная афроамериканка. У нее был сын Джордж. Они просто копировали и продавали «завтрак дровосека» из «У Тома».
Хан Соджон снова представила себе это место.
– И все же для меня это было чем-то ценным, – продолжил Кан Джунсок. – Каждый раз, когда я ем даже такую изысканную еду, как сейчас, иногда вспоминаю те дни. Почему люди не могут забыть и отпустить прошлые трудности? Когда я думаю о США, первым делом на ум приходит этот самый «У Джорджа» и его безвкусный «завтрак дровосека». – Он застенчиво улыбнулся, словно признавался в чем-то сокровенном.
– Да-а… Вечно крошащийся хлеб, от сосисок несет прогорклым жиром, а кофе по вкусу – что-то среднее между сточными водами и отжатой тряпкой, – вдруг подала голос Хан Соджон.
Кан Чжунсок удивленно посмотрел на нее, его веки слегка дрогнули.
– Не может быть… Неужели вы тоже знаете это место?
– В те дни, когда мне казалось, что я совсем одна в этом мире, я тихонько плакала, а утром шла в эту забегаловку – дешевую, с невкусной едой, куда больше никто и не заглядывал. И там хозяйка готовила мне завтрак из всего, что оставалось. Когда она заворачивала мне еду с собой, я ела ее одна, в узкой, грязной комнатке, похожей на чердак. – Хан Соджон смотрела вдаль, словно вспоминая ту женщину.
– Так вы тоже были с ней близки… Я никогда никому об этом не говорил, но для меня этот «завтрак дровосека» – настоящая пища для души… – Сказав это, Кан Чжунсок, уставился на Хан Соджон, так и не закрыв приоткрытый от удивления рот.
– После вашего отъезда вы ничего о ней не слыхали?
– Нет, совсем ничего.
– Она ведь всегда была очень полной. На старости лет у нее начался ревматоидный артрит. Тогда сам Джордж занялся рестораном вместо нее. Джордж работал в автосервисе, но потом попал в тюрьму из-за драки. Когда вышел, он просто слонялся без дела, питаясь только тем, что готовила ему мать. – Хан Соджон глубоко вздохнула, будто вспоминая то время. – Перед тем, как хозяйка передала ему свою забегаловку, Джордж заметил, что вкус еды изменился. Он понял: что-то не так. Ведь за всю жизнь вкус маминой еды никогда не менялся.
Выражение лица Кана Чжунсока стало еще более серьезным, но он продолжал молча слушать.
– Первым блюдом, в котором Джордж заметил изменения, была глазунья. Обычно желток оставался чуть упругим и мягко стекал под лезвием ножа. Его мама всегда использовала только самые свежие яйца. Но в тот день желток оказался водянистым и бесформенным. Джордж был потрясен. Он и представить не мог, что его мать может состариться, заболеть… и умереть.
Кан Чжунсок немного нахмурился, но затем его лицо разгладилось – он уже догадывался, чем закончится история.
– Да, вскоре она умерла. Джордж всю ночь напролет рыдал, но, собравшись с духом, на следующий день после похорон снова открыл забегаловку. Теперь это место превзошло по популярности даже «У Тома» благодаря своему «завтраку дровосека». Название осталось прежним – «У Джорджа».
Глаза Кан Джунсока слегка увлажнились. Истории о самопожертвовании матерей всегда работают и вызывают сочувствие. Он, должно быть, вспомнил в этот момент свою собственную мать, которая пожертвовала собой ради него. Тем более что успех Джорджа, сумевшего возродить ресторан, был неоспоримым фактом.
– Простите… Сам не заметил, как унесся в прошлое, – тихо сказал он.
Хан Соджон тепло улыбнулась. Затем сменила тему – момент был подходящий.
– Еда действительно вкусная. Особенно овощи – они такие свежие, будто их только что сорвали с грядки.
Она надкусила помидор. Сладковатый свежий сок разлился во рту.
– Так и есть, – прозвучал голос Кан Чжунсока.
– Что?
– Говорю, их действительно только что собрали.
– Как такое возможно? – искренне удивилась Хан Соджон.
– Не верите? Хотите посмотреть?
– Да!
Ей хотелось самой увидеть это. Весна только началась, рассада еще не успела бы взойти и дать плоды
– Вставайте. Пойдемте со мной.
Кан Чжунсок вышел за дверь. За ним последовал Лэсси, весь в грязи. В этот момент Кан Чжунсок почувствовал какое-то умиротворение – хорошо было вот так гулять втроем – они были словно семья, вышедшая на свежий воздух после обеда…
– Вот здесь.
Они пересекли сад и обошли дом сзади. Перед ними открылся просторный задний двор с теплицей. Кан Чжунсок открыл дверь и, слегка склонив голову, вежливым жестом пригласил Хан Соджон войти вовнутрь, отступив в сторону. Соджон понравились его джентльменские манеры.
За ней, весело виляя хвостом, вбежал Лэсси.
– Ого, это потрясающе!
Она говорила искренне. Внутри теплицы буйно цвели роскошные цветы. В углу теплицы раскинули свои соцветия гортензии. Эти цветы явно были любимыми у Кан Чжунсока. Теперь стало понятно, откуда взялись гортензии, стоявшие в вазах по всему дому.
– Это все благодаря стараниям моей экономки – мисс Юн. Она ухаживает за ними с особой любовью. А сам я сюда уже давно не заглядывал.
Чуть поодаль был раскинут небольшой огород. Перцы, баклажаны, кабачки, огурцы, зеленый лук… Всюду что-то росло и наливалось. Все выглядело таким свежим, таким полным энергии, что хотелось попробовать эти овощи прямо с грядки. Хан Соджон почувствовала неподдельную радость. После года, проведенного под землей в Академии, это ощущение было особенно ярким. Видеть, как растут новые побеги, было удивительно приятно. В последнее время Соджон казалось, что она видит окружающий мир впервые. Сам мир остался прежним, но изменилась она сама. А еще – слишком долго не была на поверхности.
– Ой! Какие хорошенькие помидорки черри!
Хан Соджон, лучезарно улыбнувшись, почти вприпрыжку подбежала к кусту, сорвала помидорку, быстро обтерла ее о брюки и закинула прямо в рот. Надкусив, почувствовала, как тонкая кожица лопнула, выпустив сочную мякоть. Соджон с удовольствием втянула ее и проглотила плод целиком.
Это было не просто вкусно – это было настоящее блаженство! Лэсси подошел ближе – он жизнерадостно махал хвостом, каждый раз ударяя им по ногам Хан Соджон. Улыбнувшись, та сорвала еще один помидор и протянула псу. Лэсси жевал его больше ради забавы, чем из-за вкуса. Увидев это, Хан Соджон рассмеялась.
Кан Чжунсок наблюдал за ними. Уголки его губ чуть заметно приподнялись – он невольно усмехнулся. И вдруг осознал, почему забросил свои экстремальные увлечения. Ради чего это все было? Когда он гнал машину на предельной скорости к самому краю земли, к океану, чтобы нырнуть в глубину… Когда цеплялся за скалы, пытаясь взобраться как можно выше, ощущая адреналин на пределе… Чтобы утолить голод. Не физический, а душевный – заполнить пустоту в душе. Пустоту, с которой не справлялись ни домашний уют, ни вкусная еда, ни тепло Лэсси. Эта пустота росла в нем годами – когда он плакал в своей тесной каморке, отправившись один за границу, но, вспоминая о жертве матери, стискивал зубы; когда весной брел вдоль побережья в Кохыне, вдыхая аромат цветущей вишни, и издалека смотрел на старую закусочную, где подавали похлебку из квашеной капусты… Но когда он увидел, как Хан Соджон прижимает к себе Лэсси, а на ее глазах блестят слезы, – в этот момент, казалось, капля дождя упала на древнюю глыбу его сердца, покрытую пылью веков.
Причина, по которой Кан Чжунсок больше не занимался экстремальными видами спорта, заключалась в том, что ему это больше было не нужно. Он и не помнил, когда в последний раз заходил в теплицу. Когда экономка сказала, что хорошо бы разбить огород и установить теплицу во дворе, он отмахнулся от нее – мол, поступайте как знаете, а про себя подумал: «Занимается всякими глупостями». Но в этой самой теплице теперь, увидев резвящихся Соджон и Лэсси, он внезапно почувствовал себя счастливым.
Чжунсок был сам от себя в шоке – ему будто открылся целый новый мир. Он как будто видел все впервые. Не будь этого огорода, испытал бы он в этот момент такое счастье? Он был готов сейчас же побежать и расцеловать в благодарность экономку. Ну и дела…