Только добравшись до порога, Чон Гымхи наконец нашла в себе силы улыбнуться. Да, так она все и разрешит. Это неприятное происшествие скоро будет всеми забыто. А в глазах общества она превратится в жертву мошенников. Немного поплачет перед Пэк Сончхолем и прочими. В конце концов, для нее это станет отличным поводом проверить, кто верен ей до конца, а кто все еще сомневается в ней. Так она и отличит верных союзников, готовых идти с ней до конца.
В конце концов все только обернется ей на пользу. Ведь верные союзники, стоящие плечом к плечу с тобой, – вот настоящая нерушимая сила! Что может быть лучше, чем преданные люди рядом? Осталось лишь войти в дом и нарыть информацию, которая заставит генерального прокурора действовать в ее интересах…
Чон Гымхи положила руку на дверную ручку. Хоть на ее лице растянулась улыбка, рука дрожала. Уроженка маленького шахтерского поселка в глубинке Канвондо. Настоящая современная Золушка, через страдания и невзгоды превратившаяся из девочки, чумазой от пепла, в видное лицо в одной из крупнейших компаний страны. Теперь, когда она собиралась открыть новую эру и высоко взлететь, перед ней внезапно разверзлась пропасть.
«Нет, я не утону в этом водовороте судьбы – я выживу. И буду твердо стоять на земле на виду у всех».
Старая входная дверь открылась с протяжным скрипом и с лязгом захлопнулась, стоило Чон Гымхи шагнуть внутрь. Она инстинктивно задержала дыхание и сделала шаг вперед; от ее движения застоявшийся тяжелый воздух всколыхнулся, подняв пыль. Чон Гымхи, сдерживая дыхание, осторожно прошла прихожую и оказалась в гостиной. Она и подумать не могла, что кто-то уже поджидает ее там. Ее лицо искривилось от неожиданности.
– А ты что здесь делаешь? – Голос Чон Гымхи прозвучал резко и напряженно.
– Мне надо вам кое-что сообщить.
Это была Хан Соджон. Та самая – дочь погибшего работника птицефабрики, с неизлечимой раной на сердце попавшая в Академию и, пройдя все испытания, не сломленная ими, в итоге ставшая ее выпускницей. Осознавшая свои истинные чувства к Ли Джинуку только для того, чтобы стать свидетельницей его смерти. Именно Соджон поджидала ее в гостиной дома. Ибо понимала, что Чон Гымхи непременно примчится сюда. Она знала ее лучше, чем кто-либо.
Соджон посмотрела на Гымхи долгим взглядом.
– Сообщить? О чем?
Выражение лица Хан Соджон оставалось холодным, голос – бесстрастным. Чон Гымхи почувствовала, что ситуация развивается не по ее плану.
– Присаживайтесь.
Соджон жестом указала на диван. Гымхи подошла и увидела два бокала вина и канделябр с зажженными свечами на столе рядом.
– К чему весь этот спектакль?
Чон Гымхи не спешила садиться и пристально смотрела на Хан Соджон. В воздухе повисла пауза, а затем Хан Соджон тяжело вздохнула.
– Жаль… Я хотела отпраздновать этот день вместе с вами.
– Что отпраздновать?
– День, принесший с собой конец вашему тщеславию и безумным амбициям. А еще день, когда я снова стану самой собой.
– Конец? Кто его организует – ты, что ли? Думаешь, сможешь со мной тягаться? – Чон Гымхи усмехнулась.
Хан Соджон молча смотрела на нее. Она видела, как глаза Гымхи, искаженные жаждой власти, блестят от алчности, а все лицо перекошено – в тот момент она казалось отвратительной. Куда делась та величественная, уверенная в себе женщина, которая когда-то гордо стояла на вершине?
– Зачем нужно было его убивать? Неужели никак нельзя было без этого?
По щеке Хан Соджон скатилась слеза. Затем, словно поминая кого-то, она молча подняла бокал и сделала глоток.
– Ты… неужели… все это из-за Ли Джинука?
Только сейчас Чон Гымхи поняла, как сильно ошиблась насчет чувств Хан Соджон к нему. Если бы она догадалась раньше… Соджон, возможно, уже не стояла бы перед ней.
Чон Гымхи корила себя за ту жалость, что испытывала к ней. Тогда она увидела в ней прошлую себя и позволила этой слабости взять над собой верх. Возможно, жалея Соджон, она жалела прошлую себя – и в этом и допустила ошибку.
– И как же ты собираешься меня остановить?
Хан Соджон медленно подняла глаза и посмотрела в сторону входной двери. Чон Гымхи проследила за ее взглядом. Кто-то стоял там, у двери, словно призрак, а не человек. Это был комендант.
– Уведите ее, – сказала Хан Соджон коменданту, устроившись на диване.
Тот молча подошел и схватил Чон Гымхи за руку.
– Отпусти сейчас же! Ты хоть знаешь, что я могу в два счета разделаться с тобой, если захочу?! – закричала Чон Гымхи.
– Я скоро догоню вас, – сказала Соджон удаляющемуся по коридору коменданту. Тот кивнул ей в ответ. Гымхи, которую он тащил за собой, продолжала кричать и упираться. – Нужно до конца сохранять достоинство, ну что же вы… – Хан Соджон вздохнула, словно говоря это самой себе.
Она встала и оглядела дом. Дом-архив. Странная и удивительная библиотека. История, запрятанная в кожаные тома. Величественное и могущественное оружие. Данные за сотню лет, сила, накопленная за век существования Академии.
– Пора и мне покинуть это место…
Хан Соджон произнесла это, прощаясь с домом. Затем подняла со стола подсвечник и, будто совершая некий ритуал, подняла его высоко над головой. А затем разжала обхватывающие его пальцы. Подсвечник выскользнул из ее рук и с глухим звуком упал на пол. Пламя, сорвавшееся с подсвечника, следуя по одному ему известному пути, устремилось вперед.
Огонь мгновенно и стремительно распространился по помещениям. В доме был заранее разлит бензин, чтобы пламени было проще.
Из маленького свечного огонька разросся пожар, пожирающий все вокруг. Языки пламени оставляли за собой лишь черный пепел.
– Вот так – этот дом станет пеплом, – с печалью в голосе произнесла Хан Соджон.
Издалека доносились крики Чон Гымхи. Она, некогда яркая, как пламя, теперь тоже стала пеплом.
«Солнце превратится во тьму, и луна – в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный»[32], – внезапно всплыла в памяти Соджон строчка. Где-то она ее видела… Слезы потекли по ее щекам. Вспомнился день, когда умер Ли Джинук. Его затуманивающийся взгляд, до самого последнего вздоха направленный на нее. Его ослабевшая рука, дотронувшаяся до ее щеки. Он умер – и, возможно, именно чувство утраты стало движущей силой, которая привела ее сюда. А может, все наоборот: его смерть была единственным выходом в мире, наполненном утратами и лишениями… Хан Соджон не могла решить.
Огонь, прошедшийся по дивану и остальной мебели, наконец добрался до томов в кожаных переплетах. Все, что он охватывал, мгновенно сгорало, словно изначально таило в себе частичку огня и поэтому легко принимало его и распространяло дальше.
– Хватит! Прекратите, прошу… Пожалуйста…
Чон Гымхи сначала кричала, а затем стала лишь всхлипывать в железной хватке коменданта. Огонь теперь тянулся к окнам, словно искал выход. Скоро сюда сбегутся люди. Нужно торопиться. К воротам выехала ожидавшая машина. Это был фургон с надписью «Психиатрическая больница».
Дверь машины открылась, и из нее вышла женщина.
– Вы…
Чон Гымхи не успела закончить фразу. Это была врач Академии, Ли Чжонсим. Теперь все стало ясно – Академия действительно занималась устранением неугодных ей выпускников. Но Чон Гымхи до сих пор не могла понять – неужели Чон Ихва жива? Или же… все это дело рук Хан Соджон? Почему эти люди вдруг начали слушаться ее и пытались устранить саму Чон Гымхи?
– Я позабочусь о вас. Скоро вам станет легче, – сказала Ли Чжонсим.
Гымхи завизжала от ужаса. Чжонсим сделала ей инъекцию – и вскоре она почувствовала, как силы оставляют ее, а глаза сами собой закрываются. Комендант и врач подхватили ее с двух сторон и усадили в машину.
– Можете ехать. Здесь я все улажу, – произнесла Хан Соджон.
Они кивнули и вскоре тронулись с места.
Соджон посмотрела на удаляющийся фургон, а затем – на объятый пламенем дом. Ей вдруг подумалось, что подошла к концу одна эпоха и начиналась новая.
Она обвила плечи руками, словно обняв саму себя. Огонь уже успел подняться до самой крыши. Издалека доносился звук сирены пожарной машины. Ей нужно было уходить, но ноги словно приросли к земле.
Вот и всё, теперь не осталось ни одного свидетельства существования Академии. С одной стороны, ее терзали угрызения совести – в конце концов, кто она такая, чтобы вот так бесславно положить конец существованию Академии с вековой историей? Имела ли она на это право? Впрочем, спросить ей было не у кого.
Соджон снова осталась одна. Так, в одиночестве, она зашагала вдоль темного переулка. На углу приютилась кошка. Она было уже собиралась пройти мимо, но вдруг остановилась перед ней. И вдруг спросила ее:
– А ты – знаешь ли ты, что такое жизнь?
Кошка в ответ лишь зашипела.
Эпилог
Может, эпоха и закончилась, но для людей вокруг жизнь шла своим чередом – их собственные истории просто продолжались.
Сколько же времени прошло с тех пор, как Хан Соджон сожгла тот дом и заперла Чон Гымхи в психиатрической больнице?..
Детектив Ма Чонсик все никак не мог забыть этот странный случай об исчезновении, в котором у него не было ни четких зацепок, ни открытого дела – ровным счетом ничего. Он допросил тех, кто пропал и в одночасье вернулся, словно ничего не произошло, как Ким Хиён и О Юнджу. И продолжал следить за ними.
Общей чертой было то, что у них у всех остались одни и те же воспоминания о том времени, когда они числились пропавшими, – все как один заявляли, что уехали за границу и работали там на ферме. Красивые широкие поля, коровы, свиньи, овцы, запах навоза, туман над водой, рассвет… Даже Майкл, который напивался и бил свою жену, – все рассказы совпадали вплоть до деталей.
Но вдруг один из них, рассказывая о ферме, неожиданно упомянул некую Академию. В сбивчивом рассказе то и дело слышались странные, не имеющие никакого отношения к ферме слова – «комендант», «позорный столб» и прочие.