Как и сказал Кан Чжунсок, Соджон действительно иногда ездила в Кохын. Она в шутку причитала, что ей уже даже снится этот суп из квашеной капусты – настолько она поражена его вкусом. И мать Чжунсока каждый раз вытирала слезы, когда видела ее.
Хан Соджон старалась как можно подробнее рассказывать ей о Чжунсоке – ее сыне. Какие блюда он любил, какое выражение лица у него было, когда он играл с Лэсси, как иногда он засыпал, облокотившись на стул, и как храпел, когда уставал. Она также рассказала, как он обожал креветочные чипсы и медовые пирожки, съедая по пачке каждый вечер, и шутила, что скоро у него появится животик. Тогда мать Чжунсока смеялась, говоря, что он остался верен своей привычке – он любил их и в детстве. И радовалась, что Хан Соджон хорошо заботится о ее сыне.
– Пусть не любовь – мне достаточного того, что ты по-прежнему будешь моей коллегой и соратницей.
Хан Соджон рассказала ему все о Ли Джинуке. Он прожил гораздо более насыщенную жизнь, чем сам думал. Испытания и страдания закалили его – его раны постоянно то кровоточили, то снова заживали – и превратились в рубцы. А сам он превратился в мощное дерево, крепко стоящее на земле, – его было невозможно пошатнуть.
Хан Соджон заплакала. Как же ей быть с этим человеком, который так ее понимает, сопереживает и поддерживает? Сквозь слезы она увидела незаметно подошедшего Лэсси; тот махал хвостом и, словно пытаясь ее утешить, лизнул ее в щеку. Ну как тут было не улыбнуться? Хан Соджон, вытирая слезы, улыбнулась и погладила Лэсси.
И вдруг вместе с пронизывающей болью к ней пришло осознание. Она поняла, что для нее сейчас самое важное, что ей нужно достать во что бы то ни стало, – даже если для этого придется перешагнуть через саму себя. Стоило ей на минуту расслабиться, рассказав все Кан Чжунсоку и освободившись от груза совести, она снова столкнулась с реальностью: вокруг нее словно сдвигались стены.
Деньги. Ей нужны были деньги – и очень много. И надолго – не только на первое время, но и на будущее. Ей нужно было оплачивать расходы на психиатрическую больницу, посылать средства в Австралию – на жизнь и еще на обучение Сохён. Она взяла на себя ответственность за все это. И на все это нужны были деньги.
После того как закрылась Академия, совет распался сам по себе. Это было естественно – не было той, против кого нужно было объединяться, исчезло то, что им угрожало. И сейчас ей финансово помогал Пэк Дохён – но не может же она вечно сидеть у него на шее? Особенно теперь, когда с его глаз исчезла угроза, объединявшая их, – Чон Гымхи.
На данный момент она могла жить за счет средств, оставленных Ли Джинуком, но это было временное решение. Ей нужны были деньги, чтобы нести свою ношу ответственности, которую она сама на себя взвалила. И эта ответственность придавала ей решимости. Нет ничего невозможного и ни одной преграды, которая не пала бы, сокрушенная человеческой отчаянностью. Только отчаянный человек может контролировать свои эмоции. Да, так она должна была поступить – Хан Соджон приняла решение.
И она снова начала отношения с Кан Чжунсоком, занимая положение где-то между соратницей и возлюбленной.
И некоторое время все шло гладко.
Курорт в Янъяне находился на стадии активного строительства. Хан Соджон руководила этим проектом. Это была амбициозная задумка, которую готовила Чон Гымхи, – и Соджон собиралась довести его до конца, сделав все идеально. Она попросила передать проект ей после того, как они с Кан Чжунсоком поженились.
Тот без колебаний согласился. Он уже знал о взаимоотношениях Хан Соджон и Чон Гымхи, а также знал, что в итоге произошло с последней. И прекрасно понимал, почему Соджон хотела взять этот проект на себя.
…Раздался стук в дверь кабинета, и Хан Соджон подняла голову.
– Вам пришли документы из банка, – сказала секретарша, передавая ей папку.
– Спасибо, – ответила Соджон с улыбкой, взяв документы у нее из рук.
Она открыла конверт и начала внимательно изучать бумаги. На ее безымянном пальце сверкало бриллиантовое кольцо.
Стоило ей изучить содержание документов, и лицо ее приняло озабоченный вид. Некоторое время она смотрела на бумаги, не отрывая взгляда. Это было уведомление о взыскании. Через несколько дней подрядчикам как раз должны были быть выплачены деньги за произведенные работы. Однако неожиданно банк уведомил о досрочном взыскании средств… После исчезновения Чон Гымхи президент банка стал иначе относиться к Хан Соджон – а теперь решил вообще повернуться на 180 градусов?
Что-то здесь не так, Хан Соджон это почувствовала. Она знала, что банкир был чуть ли не лучшим другом Чон Гымхи. У них была какая-то общая тайна. Что же это? В чем заключалось его слабое место, о котором было известно Чон Гымхи? Теперь, когда та исчезла, банкир, наверное, считал, что ему больше нечего бояться.
Хан Соджон откинулась на спинку кресла и погрузилась в глубокие раздумья, машинально вертя рукой с многомиллионным кольцом предмет, висевший у нее на шее.
Это был тот самый брелок в форме яйца. Свою половину она нечаянно раздавила, в спешке наступив на него на месте, где произошла авария и погиб Ли Джинук. Половина, висевшая у нее на шее, принадлежал когда-то самому Джинуку – он сам отдал его ей перед тем, как остановилось его сердце. Сначала Соджон считала его просто чем-то вроде последнего подарка на память. Подумать только, он всегда носил эту безделушку с собой, до самого последнего момента своей жизни… И от этой мысли ей стало еще больнее, и она заплакала, сидя перед телом Ли Джинука.
Соджон бережно хранила его, нося у самого сердца. Иногда, когда она не могла уснуть ночью, когда сильнее ощущала тоску по тем, кто был ей дорог, брала этот брелок и долго разглядывала его.
И однажды Соджон заметила то, что не видела раньше, – в центральной части по всей окружности яйца будто проходила тонкая линия; было очевидно, что она была процарапана специально. Соджон поднесла яйцо поближе и внимательно осмотрела его. Ощупала его, погладила, а потом начала осторожно крутить в руках то так, то этак.
Щелк. Яйцо открылось, разделившись на две равные половинки. Что это? Хан Соджон была поражена. Внутри оказалась карта памяти. Трепещущими руками она вставила ее в свой телефон и проверила содержимое.
Глубокий выдох. Как это?..
Карта хранила в себе целый дом – тот самый дом с архивом документов, который Хан Соджон подожгла, чтобы поставить точку в этой истории. Дом, скрывающий в себе то, что превратило Чон Гымхи в монстра и из-за чего в итоге погибли Чон Ихва и Ли Джинук. Все, что хранилось в том доме на бумаге, было записано здесь в оцифрованном виде.
Ли Джинук, умирая, оставил Хан Соджон не напоминание о своей любви, а мощное оружие, с которым она могла добиться всего, чего бы только ни пожелала.
Она долго размышляла над этим – как вся эта информация оказалась оцифрованной? Ведь Чон Ихва никому не давала заходить в тот дом – даже своему самому приближенному лицу, Ли Джинуку. Как же он заполучил доступ ко всей этой информации?.. Соджон не могла об этом узнать – ведь и Чон Ихва, и Ли Джинук были уже мертвы. А история была следующая.
Вся информация, которую собирала Академия, была упрятана в толстые тома с роскошными кожаными переплетами. Эта идея не принадлежала Чон Ихва – то была прихоть предыдущей ректорши. По ее повелению все папки, полные документов, были рассортированы и переплетены в тома для большей сохранности. Другими словами, изначально не было никаких красивых кожаных переплетов. Но почему бы не облечь документы в более красивую форму? Такая идея пришла в голову предыдущей ректорше. А для этого ей нужен был тот, кто займется этой работой.
Она отправилась на поиски подходящего. Это были 50-е – годы Корейской войны, – и на улицах полно было детей, оставшихся сиротами. Где-то на окраине города она заприметила мальчика, ползшего по земле, – его ноги были отморожены.
Этот мальчик был брошен родителями. Те привязали его за ногу веревкой к дереву и сбежали. Мальчик перегрыз веревку зубами и выбежал босым. Дело было зимой – и он отморозил себе ноги. Отмершая плоть начала гнить и почернела – хоть кости и были целы, мышцы, лишенные формы, висели на них, словно лохмотья. Этот мальчик без ног ползал по улицам, прося подаяние.
Ректорша забрала мальчика к себе, накормила и одела его. И научила лишь одной вещи – переплетать книги в кожаные обложки. Мальчик не умел ни читать, ни писать и не мог ходить, так как его ноги были изувечены. Так он и вырос – и продолжал жить в Академии, продолжая свое дело.
Когда Ли Джинук впервые его встретил, тот самый мальчик был уже седым стариком. Днями он продолжал переплетать книги, а по ночам пил соджу с Джинуком. Бутылка на бокал. Три бокала в день. Именно от этого старика Ли Джинук и перенял свою странную привычку.
После смерти Чон Ихва старик передал Ли Джинуку камеру. В ее хранилище было запечатлено все.
Старик не умел читать, поэтому он фотографировал документы, сортировал их и аккуратно приводил в порядок, чтобы ничего не перепутать. Он даже не подозревал, какая информация хранится в этих бумагах. Однако догадывался, что именно они стали причиной смерти Чон Ихва. Раз она умерла, ему больше незачем было заниматься переплетами – и камера больше была не нужна. И он отдал ее Ли Джинуку.
Ошибка Чон Ихва заключалась в том, что, будучи ректоршей Академии слуг, она забывала, на что способны собственно слуги, – и не очень-то следила за своими подчиненными. Она не подозревала старика – тот жил в Академии со времен предыдущей ректорши, – так что просто доверила ему продолжать его работу. Она забыла о том, что слуга может сыграть решающую роль в любом деле.
Как же поступит Соджон – особенно теперь, когда у нее в руках обрелась эта могущественная сила? Тайна президента банка – его любовница Ян Чжинсук и их общая дочь, Ян Сэтбёль. Откроет ли она соответствующий файл, узнает ли этот секрет и пойдет ли, вооружившись им, к президенту банка? Возьмет ли на себя обязательства заботиться о матери с дочерью, как это сделала когда-то Чон Гымхи? Станет ли также ангелом-хранителем и другом для этого человека? Сделай она так – и никогда больше ей не придется беспокоиться о финансах на осуществление проектов.