орила, – может, совсем немая.
Услышав это, Елисея наконец подняла голову; окинув Юджин и Соджон взглядом, она вернулась в прежнее положение, опустив голову на парту. Она не спала. Просто не хотела ни с кем разговаривать, ввязываться в стычки – да и в принципе иметь какие-либо контакты. Ее разум и тело существовали отдельно друг от друга. И хоть ее тело было здесь, в классе Академии, душа блуждала в других местах. Ею завладело прошлое – завладело и не отпускало.
Вода.
Даже когда она просто стояла на месте, ей казалось, что ее поместили под воду и она задыхается от нехватки воздуха. Вода словно заполнила все ее тело, вплоть до легких, и вот-вот должна была раздавить внутренние органы. Елисея, бывшая национальная чемпионка по плаванию… боялась воды.
Елисея была одной из близняшек; ее сестру звали Илия. Обе они были пловчихами. Илию назвали в честь предтечи Мессии, Елисею – в честь Елисея, ученика и преемника Илии. Их отец был пастором в религиозной секте. И вот ведь странно – отец-пастор усердно молился о спасении душ своих дочерей, но то и дело ими завладевали демоны. Никто не знал, почему каждую ночь Сатана проникал в тела юных девушек. Отец каждую ночь избивал их. Чтобы скрыть синяки на спине и бедрах, они носили спортивные купальники, полностью скрывающие тело.
– Изыди, дьявол!
Конечно, считалось, что они подвергаются избиениям по одной только причине – нужно было изгнать дьявола…
Стоило близняшкам подрасти, они узнали, что существуют и другие способы изгнания дьявола, кроме как кнут. Отец начал насиловать девушек, стоило ему заметить, что их грудь и бедра стали округляться. Конечно, и это тоже было только ради изгнания дьявола. Они долго это терпели. Очень долго.
– Папа, давай поедем в путешествие? – сказала однажды одна из сестер.
– В путешествие?
– Тебе, должно быть, нелегко – приходится заниматься спасением душ прихожан, да и наших душ… Пора и отдохнуть немного!
Сестры взяли его под руки с двух сторон, и его лицо растянулось в довольной улыбке.
– Мы нашли отличное место для нашего семейного путешествия!
Вид в том месте и в самом деле был потрясающий. Припарковав машину на обочине дороги и спустившись с холма по узкой плохо проторенной дорожке, они увидели широкий берег реки. Это был не глинистый берег, как это обычно бывает: усыпанный мелким песком, он больше походил на морской пляж. Река здесь петляла, и берег образовывал широкий выступ. С дороги место не было видно, и только знающие могли его найти.
Сестры поставили палатку, разложили вещи и приготовили еду. Их движения были синхронны и выверены, словно они заранее готовились. Отец их в это время подбежал к воде и внезапно закричал: «Ура!» Этот крик тут же поглотила вода – за пределами этого места он не был слышен.
Отец снял ботинки и намочил ноги в воде. Его обдала прохлада: уже миновала середина лета, и вода на глубине успела несколько остыть.
– Можно было просто остановиться в пансионате, а так только вам больше хлопот! – В его голосе сквозили доброта и забота.
– Поблизости нет пансионата, а ближайшая деревня далеко. А тут мы одни, хорошо проводим время семьей!
Сестры поджарили на огне свинину и накормили ею отца. Он запивал ее соджу[10].
– И правда, хорошо сидим… С жареной свининой и соджу!
Отец быстро захмелел. Воздух в этом месте был настолько свеж, что заходящее солнце окрасилось в насыщенный кроваво-красный цвет. Закат сменился иссиня-черной темнотой, превратив небо в черную тьму. Квакали лягушки, стрекотали сверчки и прочие безымянные букашки. За исключением нескольких огоньков внутри палатки, все окутала сплошная темнота.
– Страшновато тут на самом-то деле… – Отец вдруг вздрогнул. Ему стало не по себе – из-за темноты ли, тишины ли… Казалось, в темноте притаилось нечто, с чем он точно не хотел бы встретиться. Какой-то демон, которого не одолеть человеческой силой, вдруг мог материализоваться из-под земли и наброситься на них, живых людей…
– Тогда, может, устроим небольшой заплыв? – С этими словами сестры повлекли отца за собой.
– Сейчас? Ночью? Все вместе?
– Это же хорошо! И никого нет.
Вода текла лениво и бесшумно, еще больше затемняя ночной мир, всасывая в себя дневные тени и полумрак, унося с собой даже собственный шум.
– Сюда. – Сестра взяла отца за руку и повела его за собой. Вода, манящая спокойной поверхностью, скрывала водовороты, образующиеся из-за резкого перепада глубины всего в нескольких метрах от берега. Именно поэтому сестры и выбрали это место.
Вода. Не грязная, застоявшаяся, а чистая, проточная – тем она и была хороша. Смывание нечистот и очищение от грязи – всякая приносимая жертва проходит этот ритуал. Перед самым водоворотом сестры поменялись местами с отцом.
Вот и всё. Остальное сделала за них сама вода. Скользкое дно заставило отца поскользнуться, а стоило ему снова встать одной ногой, как водоворот засосал его внутрь.
– Помогите мне! – кричал отец, задыхаясь и из-за своих резких вздохов только больше захлебываясь. Умирая, он глотал воду – вероятно, очищая себя от нечистот. Да изыдут же все демоны из тела отца и да очистится же оно…
– Прости, папа.
Сестры-пловчихи вытягивали руки в красивом жесте и закидывали ноги, словно в танце, плывя обратно к берегу. Лунный свет, освещающий волны, был прекрасен. Отец погружался в эти волны все глубже и глубже, не оставляя за собой даже тени. Отец, который бессчетное количество ночей топтал своих дочерей, очищался водой.
Кто-то однажды так сказал про воду, что она как кожа, которую ничто не может повредить. Елисея вдруг испугалась этой упругости воды, которая поглотила отца и тут же, как ни в чем не бывало, разгладила свою поверхность. Она плавала с тех пор, как начала ходить, и больше десяти лет буквально жила в воде. Вода ощущалась единым целым с ее телом, а теперь… ей стало казаться, что это большая западня. Голос текущей воды был словно плач двух сестер. Холодные волны резали тело, как хорошо заточенные лезвия, а вода связывала руки и ноги. С того самого дня она больше не могла даже зайти в воду.
– Всем тихо!
Дверь класса открылась; вошла преподавательница и хлопнула ладонью по столу, Елисея открыла глаза и подняла взгляд.
– Мисс Чхве Чжонхи, классная руководительница класса Лэсси, – прошептала Юджин.
Чхве Чжонхи пересчитала учениц.
– Все десять человек на месте… Новенькая, Хан Соджон?
– Здесь, – Соджон подняла руку.
– Хорошо. Если что будет непонятно, спросишь у Юджин.
Та лишь пожала плечами.
– Болеющих нет?.. Не ссорьтесь. И проведите хороший день. Веселитесь, пока можете. На этом всё. – Закончив это безэмоциональное наставление, учительница вышла из класса. Тут же прозвенел звонок, возвещающий о начале занятий.
Первым занятием было занятие по музыке. Кабинет представлял собой большую комнату, оборудованную колонками по всем четырем стенам и вакуумным ламповым усилителем «Макинтош MC275». Комната была тускло освещена; на окнах висели тяжелые темно-фиолетовые бархатные шторы. Преподавателем музыки был мужчина по имени Мун Намджун. Он был невысокого роста, лет сорока, с редеющей шевелюрой и густыми бакенбардами. Черная мантия не скрывала его выпуклый живот. Он то и дело хихикал.
– Я преподаю как любителям, так и профессионалам! – заявил он с таким видом, будто сообщал: «Смейтесь, если хотите». – Сегодня мы разберем «Лунную сонату» Бетховена и Второй концерт для фортепиано с оркестром Шопена.
Намджун включил усилитель, и звук фортепиано потек через предварительно нагретые вакуумные трубки к динамикам во всех направлениях. Звук заполнил комнату, достигая ушей каждой ученицы.
– Кто-нибудь знает, почему соната так называется?
Кто-то поднял руку и ответил:
– Это название, которое дал ей немецкий писатель Людвиг Рельштаб после смерти Бетховена.
– Верно. Оно было дано в тысяча восемьсот тридцать втором году, через пять лет после смерти Бетховена. Но это просто общепринятое название. Главное – не очень-то оно подходит этой композиции. – Мун Намджун оглядел учениц. – Все вы знаете, почему в программу включены занятия по музыке. Кому-то из вас суждено оказаться на самой вершине, в высших слоях общества. Однако есть еще одна причина, по которой я выбрал эту композицию. Человек, стоящий на вершине, должен обладать не только поверхностными знаниями, но и глубинными, – сказал он торжественно. – Это произведение было написано для дочери графа Джульетты Гвиччарди. Она была ученицей Бетховена, младше его на четырнадцать лет. Тот влюбился в нее, но отец не одобрил ее брак с бедным глухим музыкантом. Роман закончился трагически: Джульетта вышла замуж за другого графа и уехала в Италию. «Лунная соната» стала выражением любви Бетховена к ней.
Как раз началась третья часть «Лунной сонаты». Нежные звуки пианино, будто шептавшие о любви, сменились экспрессивными ударами по клавишам, знаменовавшими любовную трагедию.
– Поэтому название «Любовь» больше подходит этому произведению. Тот, у кого чуткий слух, услышит здесь разворачивающуюся любовь, начинающуюся нежно и заканчивающуюся бурной яростью. Название «Лунная» было дано сонате абсолютно неосторожно, человеком, который и не догадывался о двух противоположных эмоциях, вызываемых любовью. – Ученицы вяло кивнули. – Помните об этой стороне истории – и ваша «цель», естественно, найдет вас гораздо более привлекательными.
Вскоре «Лунная соната» закончилась. Мун Намджун включил Концерт для фортепиано с оркестром № 2.
– Вторая часть, в темпе ларгетто[11], – лучшее выражение романтической красоты произведений Шопена, – продолжил он. – Но что за ней стоит? Ну же, давайте. Скажите мне, что кроется в этой композиции. – Учитель словно подгонял учениц своим взглядом. – Считается, что Шопен посвятил это произведение прекрасной графине Дельфине Потоцкой. Однако на самом деле у него был другой адресат – Констанция, женщина, в которую Шопен был безответно влюблен. Одаренная певица, она была описана композитором как «женщина, которой он мог бы искренне поклоняться», но их любовь так и не осуществилась… – Мун сделал паузу и оглядел класс. – Что же нам нужно понять благодаря этому? – спросил он. Ученицы безучастно смотрели на него. – То, что музыка и любовь неразделимы. Кому-то из вас придется в будущем полюбить свою «цель».