Тобиас перемахивает через стойку и отпихивает Черча назад, рывком закрывая дверь так, что с одной стороны остаётся лишь тонкая полоска света.
— Мы здесь с девушкой, — рычит он, мышцы на его плечах и спине напрягаются. С тех пор как он отдал мне свою куртку, я точно вижу, какое у него худощавое и подтянутое тело. Моё пересохшее горло внезапно перестаёт быть таким сухим, и, в конце концов, я проглатываю комок. Ну, он привлекательный, и что с того?! — Так что отвали и оставь нас в покое. Ты же знаешь, мы не любим делиться ни с кем, кроме друг друга. — Тобиас захлопывает дверь и запирает её на ключ.
— Тебе лучше оставить Меринде деньги за этот пирог. И приберитесь там, ладно? Если вы этого не сделаете, я буду вынужден надрать вам обоим задницы. — Черч звучит так жизнерадостно, что это практически настораживает.
— Он мог бы попытаться, — растягивают слова близнецы, одновременно закатывая глаза. Тобиас неторопливо возвращается и садится на табурет рядом со мной, готовясь наброситься на своё угощение. Поразительно, но Мика, похоже, уже доел своё, оставив на тарелке лишь колечко корочки. Пока я наблюдаю, он поднимает его и кладёт целиком в рот, всё это время ухмыляясь мне.
— Ты думаешь, Черч сейчас просто уйдёт? — спрашиваю я, и Тобиас пожимает плечами, отрезая добрую треть своего пирога и отправляя его в свой большой, глупый рот.
«Его большой, глупый рот с полными, сочными губами и блестящим кусочком вишнёвой начинки, которую он только что слизнул с нижней губы…»
Тьфу. Нет. Отвратительно. Я не влюблюсь в парня, который месяцами обращался со мной как с полным дерьмом. Ни за что.
— Не думаю, я знаю, — говорит Тобиас, пока Мика достаёт из-под прилавка три стакана и наполняет их колой, капает гренадиновый сироп и кладёт гроздь вишни мараскино. Он втыкает металлическую соломинку в напиток и передаёт его мне. — Я не лгал: мы делимся только друг с другом.
— Фу, — выпаливаю я, сама того не желая. Близнецы оба поворачиваются и смотрят на меня. — Что? Я просто… вам не следует так говорить о девушках. — Я делаю глоток своего напитка, и мои щёки вспыхивают. Ням.
— Что ж, это правда, — говорит Мика, засовывая металлическую соломинку в рот способом, который можно охарактеризовать только как соблазнительный. Он встречается со мной взглядом в упор, обводя языком его кончик. — Тебя это беспокоит?
— Вы двое можете делать всё, что захотите, — бормочу я, сосредоточившись на огромном куске пирога, на то, чтобы его съесть, у меня ушла бы неделя. — Но не говорите о женщинах так, словно они — предметы, находясь прямо перед ними. Это отталкивает.
— О, но ты не женщина, — говорит Тобиас, сверкая острой усмешкой. Он бросает взгляд на своего брата, и у Мики такое же выражение лица. Они оба поворачиваются ко мне, и у меня по спине пробегает лёгкий холодок, как будто вот-вот произойдёт что-то плохое.
— Нет, не смейте! — выпаливаю я, вскакивая со стула, хотя понятия не имею, что они планируют.
— Чак просто ещё один парень, верно, Мика?
— О, определённо, Тобиас. Мы бы не хотели относиться к нему по-другому только из-за того, что у него есть вагина. — Мои щёки вспыхивают от смущения, когда я слышу, как это слово слетает с его губ. — Для нас ты всё тот же старый засранец Чак.
Мика перепрыгивает через стойку, и они вдвоём хватают меня сзади за куртку, когда я бросаюсь бежать, притягивая меня в свои объятия, пока я сопротивляюсь и брыкаюсь на них. Каким-то образом чёрный маркер попадает в руку Тобиаса, и к тому времени, когда они меня отпускают, сбоку на моём лице нарисован гигантский пенис.
— Эй, что, чёрт возьми, с вами не так?! — я со стоном вваливаюсь в уборную, стены которой обклеены старыми постерами из далёких мест. Намочив немного бумажного полотенца, я тру лицо изо всех сил, но моя кожа становится ярко-розовой ещё до того, как я добиваюсь заметного прогресса.
— Маркер для раскрашивания тела, — замечает Тобиас, придерживая дверь спиной, в то время как Мика просовывает голову внутрь и ухмыляется. — Чтобы смыть его, требуется спирт и усилия. Развлекайся.
— Вы оба можете просто пойти отсосать друг у друга! — кричу я, и близнецы смеются, когда я протискиваюсь мимо них обратно в закусочную.
— Мы просто хотели, чтобы ты знала, что мы не собираемся пренебрегать тобой, вот и всё, — кричит Мика, когда я хватаю свою сумочку и бросаюсь к боковой двери, через которую мы вошли, выглядываю, чтобы убедиться, что на горизонте никого нет, прежде чем уйти и захлопнуть её за собой.
Их смех преследует меня всю обратную дорогу до машины.
Глава 13
В понедельник, после того как мы возвращаемся с каникул, я опускаю голову и занимаюсь своим обычным делом, изо всех сил стараясь слиться с тенью. Близнецы не обращают на меня никакого особого внимания, кроме как спрашивают, что случилось с членом у меня на лице.
После этого меня оставляют в покое. Даже вторник в Кулинарном клубе не очень насыщен событиями. Спенсер смотрит на меня прищуренными бирюзовыми глазами, Рейнджер часто хмурится, но Черч просто сидит в углу, потягивая кофе и игнорируя всех, уткнувшись в телефон. Близнецы высыпают мне на голову мешок с мукой, но это ничто по сравнению с пауками или неделями задержания и работы дежурной. Я стерплю это.
— Как долго ты ждал, прежде чем вернулся, чтобы вытащить меня из того багажника? — я спрашиваю Черча в четверг, теперь немного свыкшись с мыслью, что близнецы действительно собираются сохранить мой секрет. Очевидно, до тех пор, пока они могут продолжать издеваться надо мной, они совершенно не против держать всё при себе.
— Я? — спрашивает он, глядя на меня красивыми медовыми глазами и улыбаясь. И снова эта улыбка не доходит до его взгляда. Даже близко нет. — О, я тебя не выпускал. Я вроде как надеялся, что ты застрянешь там на всю ночь. — Он пожимает плечами. — О, и твой отец очень настаивает на том, чтобы я обучал тебя. Встретимся завтра после занятий в библиотеке. Не опаздывай, я терпеть не могу опозданий.
Он начинает уходить, и я протягиваю руку, чтобы схватить его за край блейзера. Взгляд, который он бросает на меня через плечо, чертовски холоден. Мои глаза расширяются, но я не отпускаю его.
— Ты не выпускал меня из багажника? — спрашиваю я, и он приподнимает светлую бровь, глядя на меня.
— Нет. У меня ведь не было ключей, не так ли? — Черч вежливо забирает кусочек ткани из моих пальцев, освобождаясь прежде, чем повернуться и пойти по коридору. Я остаюсь стоять там с ледяной ямой в животе, в которой я не могу разобраться.
Если Черч не выпускал меня из багажника… тогда кто это сделал?
Библиотека в Академии Адамсона для парней — это чудовищная гробница, похожая на массивный мавзолей, ставшая ещё хуже из-за гробовщика… Я имею в виду библиотекаря, мистера Дэйва. Как только он видит, что я вхожу в пятницу, он свирепо смотрит на меня из-за своего стола.
Я игнорирую его и пробираюсь между массивными деревянными столами к задней части зала, где сидит Черч Монтегю, сложив руки домиком на скрещённых ногах и устремив взгляд прямо на меня. Он наблюдает за мной, когда я сажусь рядом с ним — столы слишком широкие, чтобы я могла сидеть напротив и при этом пользоваться его помощью во время учёбы — и достаю свой айпад и ноутбук.
Несколько минут никто из нас не произносит ни слова, и я поднимаю глаза и вижу, что Черч наблюдает за мной. Он улыбается, и лицо у него приятное, но эти холодные тени всё ещё там, та тьма, которую он так хорошо скрывает, зреет прямо под поверхностью.
— Почему ты помогаешь мне? — наконец спрашиваю я, и Черч переводит свой янтарный взгляд на меня.
— Потому что я президент Студенческого совета, и это моя работа: помогать другим.
— Думаю, ты социопат, — выпаливаю я, и его улыбка становится немного шире.
— Я думаю, ты имеешь в виду психопат. Социопатам трудно контролировать эмоции, и они склонны к эмоциональным вспышкам. Психопаты не испытывают человеческих эмоций как таковых, но чрезвычайно искусны в их имитации. — Он улыбается мне, и я хмурюсь. — Но уверяю тебя: я не один из них.
— О, вау, это так убедительно, — ворчу я, поправляя очки на носу и закатывая рукава мешковатой синей толстовки Адамсона, которая на мне надета. Мы обязаны носить наши блейзеры каждый день недели, за исключением пятницы, когда мы можем обойтись без них или надеть школьную толстовку с капюшоном. Я буквально плаваю в своей, и это хорошо; она помогает скрыть грудь, которую я не потрудилась перевязать сегодня утром.
Надеюсь, никто этого не заметил. Я просто чертовски устала. Я ненавижу спать в папином доме. Он выключает Wi-Fi, когда ложится спать, и прячет модем, так что я не могу выйти в Интернет. Моя телефонная связь здесь, в Натмеге, у чёрта на куличках, отстойная, так что на этой неделе я каждую ночь просто пялилась в потолок и задавалась вопросом, смогу ли я по-прежнему вписаться в свою жизнь, когда вернусь в Калифорнию.
«Ещё несколько недель, и всё будет хорошо», — говорю я себе. Потому что, честно говоря, я решила, что как только вернусь в Санта-Круз, я больше никуда не уеду. Если я буду сопротивляться достаточно сильно, папе придётся понять, что я серьёзно отношусь к этому. Вся моя жизнь проходит в Калифорнии; у меня есть планы поехать в Калифорнийский университет Санта-Круз с Коди и Моникой. Потом, когда я закончу школу, я всё равно захочу жить где-нибудь поблизости. Если вы действительно подумаете об этом, то поймёте, что то, что он перевёз меня через всю страну, было своего рода эгоистичным, грёбаным поступком.
— Для меня не имеет значения, что ты думаешь, Чак. Ты заносчивый засранец, которого больше никто в этой школе не любит. Твоё мнение — грязь. — Черч поворачивается, чтобы посмотреть на меня, по-прежнему улыбаясь, а затем протягивает руку и постукивает длинным пальцем по моему планшету. — Теперь достань свой список заданий, и мы проработаем его до конца. Я ни в чём не терплю неудачу, даже когда дело доходит до воспитания идиотов. Мы повысим твои оценки, даже если это тебя убьёт.