Так, а вот это любопытнее, не знал. Через Игнатьева шло финансирование не только сухопутного ведомства, но и морского, а также он оплачивал все счета русского посольства. Судя по всему, через руки графа прошли миллиарды рублей золотом.
А здесь заметка о моем родном Северном крае: во время Великой войны из Бреста в Архангельск и Мурманск отправлено свыше ста тридцати пароходов груженных оружием, боеприпасами и снаряжением. Только снарядов русского калибра свыше одного миллиона и до двух тысяч самолетов. Любопытно, нашей комиссии по ликвидации складов что-то досталось?
Теперь заметки из бульварной прессы. Пишут, что Игнатьев перевел в Швейцарию на личный счет более восьмидесяти миллионов франков. В другой речь идет о ста миллионах. Депутатский запрос в Банк де Франс, и официальное заявление руководства банка, что с личных счетов Игнатьева и счетов, относящихся к ведению России, за границу не переведено ни сантима, а все деньги тратятся внутри страны на содержание русского посольства, закупки оружия и снаряжения в соответствии с контрактами. Это можно и не читать, помню, что Игнатьев был чересчур щепетилен в денежных вопросах. Про таких говорят – честен до одури. Мне самому о том кто-то говорил, но кто, не помню. Слышал, что Игнатьев имел любовницу, на которой впоследствии женился, жил он долго и счастливо.
Ладно, Первая мировая война не столь интересно. Финансовые ручейки шли туда и сюда, растекались, но Игнатьев мог отчитаться за каждый потраченный рубль. Что там в газетах от восемнадцатого года?
А там громкие призывы, что в связи с фактическим выходом России из войны, необходимо перевести на французское производство заводы, выполнявшие русские заказы. Журналисты поднимают вопрос – кто должен теперь оплачивать перепрофилирование станков в свое время переделанных под русскую метрическую систему?
Большая статья о критическом положении порта в Бресте – все затоварено уже ненужными русскими снарядами, тиглями и порохом, но заводы их по-прежнему присылают, образовывая заторы на железной дороге Журналист поднимает вопрос – можно ли их использовать французской армии, а если нет, куда их девать?
А здесь отчет о встрече премьер-министра и военного министра Франции Клемансо с атташе уже несуществующего государства, следствием чего стало создание Ликвидационной комиссии имущества России во Франции. Фотография, где запечатлены Игнатьев и Клемансо: генерал – статный красавец в военной форме с орденом святого Владимира с мечами и бантом и военный министр – коренастый широкоплечий старик в черной ермолке на лысой голове.
А вот более интересный материал, откуда-то выкопанный французскими журналистами, хотя это составляет банковскую тайну – все средства, ранее принадлежащие России, переводятся из Банка де Франс в частный банк «Лионский кредит» и оформляются на имя графа Игнатьева. По осторожным подсчетам газетчиков, состояние Игнатьева оценивается почти в миллиард франков, куда включено как материальное имущество, так и деньги находящиеся на депозитах. Миллиард? Многовато. Хотя, если считать материальные ценности, то подходит.
Выписка из статьи освещающей деятельность военного министерства: по настоянию бывшего поверенного России в военных делах мсье Игнатьева, французской армии возвращалось все неотправленное в Россию автомобильное и авиационное имущество, которое она могла бы для себя использовать, многопрофильные товары: медикаменты, бинокли, термометры и другие точные приборы, передать в распоряжение других ведомств, вычитая стоимость из русского государственного долга. Боеприпасы, включая снаряды и патроны, не подходящие для французского оружия, должны быть уничтожены. Похвально. А ведь их могли бы отправить либо в Одессу, либо в Севастополь, коли за все заплачено, а туда шло французское оружие и французские боеприпасы, за которые Врангелю приходилось платить отдельно, тратя последние рубли и выколачивая деньги из населения Крыма. Уже за одно это Игнатьеву можно присваивать звание Почетного гражданина РСФСР и награждать орденом Красного знамени.
Очень полезная папочка. И свои знания освежил, и кое-что новое узнал. Например, что в наркомате по иностранным делам имеются хорошие аналитики, способные работать с источниками. Составителю – респект и уважуха.
– Георгий Васильевич, а кто готовил подборку? – поинтересовался я с самым невинным видом.
– Один наш товарищ, – с улыбкой отозвался Чичерин, не желая называть имя. Правильно, я бы такого с удовольствием переманил к себе. Может, народ знает?
Задание, поставленное передо мной товарищем Лениным, я выполнил на одну половину и даже с четвертью. Во-первых, я знал, что на счетах графа имеется двести двадцать пять миллионов франков золотом, что по курсу двадцать первого века соответствует десяти миллиардам долларов. Я даже «выяснил», в каких банках они хранятся! А во-вторых, отлично помнил, что в моей истории Игнатьев передаст все деньги СССР. А что произойдет в этой истории, я пока не могу сказать. Отметая Польшу и Финляндию, мы имеем двух наследниц России. Кто знает, не решит ли Игнатьев отдать двести с лишним миллионов на восстановление Крыма? Для Слащева это огромная сумма, на которую можно не просто восстановить экономику республики, а все уничтожить, и отстроить заново.
– Георгий Васильевич, так что вы решили по кандидатуре графа Игнатьева? – напомнил я Чичерину. – Станете предлагать ее Совнаркому или нет?
– А почему бы нет? Игнатьева можно привлечь к работе как специалиста. Но для начала следует выяснить, а желает ли он стать нашим полпредом? Если да, то почему бы не попробовать? Я лично не знаком с графом, но по отзывам – он прекрасный специалист. Думаю, Андрей Анатольевич Комаровский его хорошо знает. Как-никак, они почти год проработали бок о бок. Если соберетесь пойти на встречу с графом, я бы порекомендовал вам взять с собой вашу невесту.
– Я так и сделаю, – кивнул я.
Но для начала нужно вначале выяснить – не поссорились ли два графа, два дипломата? Иначе может получится обратный эффект.
И вот мы с Натальей сидим в угловом кабинете в доме четырнадцать на авеню Элизе Реклю. Квартал новый, престижный, на самом Марсовом поле, и «Железная дева» не просто видна из окна – кажется, руку протяни, можно потрогать. Содержать дом в подобном месте накладно, но положение обязывает, да и деньги у Алексея Алексеевича Игнатьева имеются.
Очередная легендарная личность, встретившаяся мне, опять-таки не походила на живую легенду. Крепкий мужчина, с усами, украшавшими круглое лицо, высокий. Как-никак, в молодости служил в кавалергардах, куда берут только писаных красавцев, физически крепких. А так, обычный дядька.
После взаимного представления, Игнатьев начал разговор.
– Вы готовы сделать мне некое предложение от имени Советского правительства? – поинтересовался Игнатьев. Как мне показалось, с некой иронией. – Что вы мне готовы предложить? Пост в Совнаркоме? Должность начальника академии? А что взамен?
– Еще не знаю, – честно ответил я. – Все зависит от беседы.
– То есть, от нашей с вами беседы зависит, признает ли новая власть меня лояльным к этой власти?
– Алексей Алексеевич, побойтесь бога, – устало произнес я. – Вам никому и ничего не нужно доказывать. Советская власть прекрасно осведомлена о вашей лояльности. Скажу больше – и Москва, и лично товарищ Ленин считают вас если не коммунистом, то сочувствующим. Но самое главное – даже не ваша политическая окраска, а ваш патриотизм. Вы перекрыли доступ нашим врагам к оружию и боеприпасам, хранившимся во Франции. Ни Колчак, ни Врангель не получили ни пушек, ни пороха. Более того, вы умудрились поставить на место расхитителей русской собственности.
– Это когда же, позвольте спросить? – нахмурился генерал, пытаясь вспомнить.
– Тот случай с кабелем, в Марсельском порту, – напомнил я генералу.
О случае с кабелем я помнил из мемуаров самого генерала. Почему это всплыло в памяти, сказать сложно, а дело обстояло так: в Марсель из Одессы прибыло судно, груженое бухтами с морским кабелем, оформленные как собственность одного из французских банков приобретенная в России у частного же лица. Во время разгрузки префект порта засомневался – может ли такой груз принадлежать частным лицам, и сообщил о том в Ликвидационную комиссию. Игнатьев немедленно ответил, что в России такой кабель изготавливался только на казенном заводе города Николаева, и потому частной собственностью быть не мог. А если кто-то из частных лиц, пусть даже это и генерал, продал кабель французскому банку, то сделка незаконна. В результате на груз наложили арест, кабель продали, а выручка поступила на счет генерала.
– Да, было такое, – заулыбался Игнатьев. – Но за эту помощь Советская власть может поблагодарить господина Клемансо. Благодаря его решению я был объявлен единственным представителем русских государственных интересов во Франции. Ни один представитель белых армий не мог предъявлять какие-то претензии.
Чудеса! Клемансо, заклятый враг Советской России, помогал ей сам того не ведая.
– Пока Франция не признала РСФСР, вы по-прежнему остаетесь единственным представителем русских государственных интересов, – заметил я.
– Не совсем так, – покачал головой Игнатьев. – Когда Франция признала де-факто правительство Врангеля, а тот стал поставлять зерно, вести переговоры о продаже русского флота, мне стало сложнее. Маклаков стал послом де-факто. У Врангеля даже хватило наглости потребовать деньги с моих счетов от имени своего правительства, хотя он не объявлял Крымскую территорию государством. Правда, ситуация опять изменилась, и в Крыму новая власть, никем не признанная. Вот я и думаю, а зачем мне все это? Если уж откровенно, то все осточертело. Сколько правительств, организаций, претендующих на государственные деньги. Думаю, а не передать ли мне все счета в распоряжении Французской республики, получить взамен звание бригадира, выйти в отставку, да и жить в свое удовольствие?