Василий Иванович внимательно посмотрел на Мимикьянова, сжал руками большую фаянсовую чашку, из которой подымался парок и ответил так:
– А зачем нам его замечать? Вот представь: живет на плоском листе бумаги плоский муравей. Разве ему надо замечать еще какую-то высоту, никак не влияющую на его жизнь? Ему и без нее хорошо ползается. Так же и у нас, существ с техмерным зрением. Для выживания четвертая координата оказалась людям не нужна, вот мы и не научились ее видеть.
Майор намазал густое лимонно-желтое варенье из лесного солодкового корня на кусочек белого хлеба, попробовал. Вкусно.
– Интересно, – сказал он, – а каким окажется мир, если видеть пространство не в трех, а в четырех измерениях?
Доцент Николаев задумался, а потом ответил:
– Если бы существовал человек, способный видеть мир не в трех, а в четырех измерениях, то, он бы, например, смог бы увидеть куб со всех сторон разом. Если бы, он посмотрелся в зеркало, то увидел бы одновременно не только свое лицо, но и затылок. А Космонавт, находящийся на орбите, рассматривал бы сразу оба полушария нашей планеты вместе. Земля лежала бы перед ним вроде школьной карты Мира. Только, конечно не разрезанная на две половинки, а целая, как яблоко на ветке.
Василий Иванович говорил ровным убедительным голосом, каким, наверное, читал в университете лекции своим студентам.
– Интересно, – почти с восхищением произнес майор. – Очень интересно.
Доцент прищурил и без того узкие, утопающие в мягких складках кожи глаза.
– Но главное, в другом, – продолжил он. – Привычные нам расстояния стали бы для четырехмерного человека совсем другими.
– Это как? – майор удержал себя, чтобы не податься к своему собеседнику всем корпусом.
Тот сделал глоток из фарфоровой чашки, смахнул с черной щетки усов невидимую каплю и ответил:
– Вот представь: ползет плоский двухмерный муравей по плоскому листу бумаги. А поперек его пути лежит обычный трехмерный карандаш.
– Ну, представил, – кивнул майор.
– Для муравья, не умеющего видеть высоту, переползти через него невозможно, и он будет вынужден обползать его вокруг. Так? – спросил доцент.
– Так, – согласился майор.
– А, теперь, предположим, – продолжил доцент, – что какой-то везучий муравей научился видеть третье измерение, то есть высоту. Он спокойно переползет через круглую трубочку карандаша. На это он затратит на много меньше времени, чем его двухмерный товарищ, ползущий вокруг карандаша.
Муравей, умеющий использовать высоту, возникнет на дороге перед своим двухмерным товарищем, как бы из ниоткуда. Словно бы, в результате чуда. Хотя, разумеется, никакого чуда, на самом деле, не будет, а будет использование реальных свойств трехмерного пространства. Это понятно? – преподавательским тоном спросил доцент Николаев.
– Понятно, – подтвердил студент Мимикьянов.
Доцент удовлетворенно моргнул тяжелыми веками и продолжил:
– Так и человек, способный видеть не три, а четыре измерения пространства, сможет попадать из одного места в другое очень короткими путями. Эти маршруты люди с трехмерными глазами просто не видят. Об их существовании даже не подозревают… Хотя, разумеется, эти траектории движения реально существуют и пользоваться ими никому не запрещено. Только как их заметить?
Майор думал над словами Шамана.
Шаман пил чай.
– Ну, с плоским муравьем-то мне все ясно, – протянул майор, – А с трехмерным человеком – нет.
– Почему? – удивился Хитрый Медведь.
Мимикьянов повертел перед глазами поставленную вертикально чайную ложечку.
– А откуда он возьмется этот человек, способный видеть мир в четырех измерениях? Откуда? – спросил он. – Если для жизни человеку вполне достаточно и трех?
Николаев повел бровями:
– Ну, я же говорю абстрактно. Теоретически.
Он помолчал, а потом как-то осторожно произнес:
– Хотя, думаю, рано или поздно, такой человек и на самом деле может появиться… Не исключен такой вариант.
– Это, почему же он может появиться? – внимательно посмотрел на Шамана майор.
– Ну, как почему? – пожал плечами Василий Иванович. – Ничто не стоит на месте. Все развивается. Жизнь вообще обладает способностью к проникновению в любые щели. К расширению своего присутствия во все стороны. К саморазвитию. Или Кто-то ее развивает. Мутация какая-нибудь в одном гене случиться и все.
Он помолчал, съел очередную ложечку солодкового варенья и добавил:
– Ну, а, если даже мутации в генной программе не произойдет, то ведь человек и своей собственной головой до много может додуматься… Человек – существо любопытное. Думает, изучает, изобретает… Особенно хорошо у него выходит с теми изобретениями, которые могут лишить жизни его сородича по планете… Что я хочу сказать? Если не природа человеку новые четырехмерные глаза даст, так он сам какие-нибудь специальные очки с четырехмерными линзами сконструирует. Чтобы солдату на глаза нацепить… А там, делай, что хочешь: в тыл врагу по невидимым изгибам пространства заходи, никто не заметит… Или на штаб противника неизвестно откуда падай и всех генералов из автомата кроши. Часовые и сообразить-то ничего не успеют… Военным людям такие четырехмерные очки для многих дел пригодиться могут…
Николаев устремил узкие глаза в потолок, потом склонил голову к плечу и, словно бы, слегка удивляясь, произнес:
– Странно, ты, Ефим Алексеевич, погоны носишь, а такие вопросы задаешь!..
Ефим посмотрел на Хитрого Медведя.
Глаза Василия Ивановича смотрели из мягких складок кожи внимательно. И Ефим впервые за годы знакомства поразился, какие они у шамана непроглядно-темные. Будто налитые тяжелой сибирской нефти, рожденной в чудовищных земных глубинах.
В уши майора Мимикьянова неожиданно ударило грозное Шествие гномов Эдварда Грига. Оглушительно громко, хотя и совершенно беззвучно.
Причем, майору показалось, что доцент Николаев эту музыку, звучащую в его черепной коробке, тоже прекрасно слышит.
И даже сопровождает тревожную мелодию легкими движениями головы.
23. Случайные встречи
Майор вышел из подъезда дома, где жил доцент Николаев.
Повернув за угол, он оказался в сосновом бору.
Через лес до «Топологии» – рукой подать.
Мимикьянов шагал по песчаной дорожке, вдыхал воздух, сладкий и легкий, как скрипичные «Грезы» Роберта Шумана, и думал.
Незаметно для себя он запел.
На мотив романса «Соловей, мой соловей!..» Александра Алябьева майор замурлыкал себе под поднос: «Му-у-уравей мой, му-у-уравей! Дву-у-ухразмерный муравей!..»
Тропинка хитрой змеей петляла меж бронзовых стволов.
Внезапно он услышал голоса. Они доносились из-за широкого куста шиповника, росшего в том месте, где дорожка делала очередной резкий поворот.
Майор остановился, а потом осторожно выглянул из-за куста.
Шагах в двадцати от него под крылом могучей сосновой ветки стояли двое. Одним был капитан Кокин. Но это лишь майор мог знать, что стоящий в лесу элегантный мужчина – капитан. Ничто на это не указывало. Коля был в гражданском. Надо сказать, что светло бежевый костюм сидел на нем не хуже мундира.
А вот его собеседником, точнее, собеседницей являлась… Да, вглядевшись, перестал сомневаться майор – рядом с Кокиным стояла всезнающая секретарша приемной генерального директора «Топологии» бархатнолицая Полина Аркадьевна.
Коля в гражданском и женщина в форме секретарши – строгом деловом костюме сливочного цвета смотрелись прекрасно подходящей друг другу парой. Они о чем-то оживленно беседовали. Говорили не громко, но время от времени их голоса птицами взмывали к сосновым вершинам.
Долго стоять среди веток майору не пришлось.
Через пару минут собеседники расстались. Не как мужчина и женщина, а, скорее, как коллеги по работе: к друг другу не прикоснулись, а лишь коротко кивнули.
«Похоже, не романтические отношения привели их под сосновые лапы, а нечто иное, – подумал майор. – Например, служебные отношения. Скажем, такие, что бывают между оперативником и его информатором. О, жизнь, ты полна неожиданностей!» – с философским принятием всего происходящего вокруг, заключил он.
Полина Аркадьевна пошла по дорожке в сторону «Топологии», а капитан Кокин направился к шиповнику, за которым устроился Ефим.
Майор покинул свое укрытие и двинулся навстречу быстро идущему «замначу по угро».
– Привет, Николай Олегович! – сказал он. – Воздухом дышим? По лесу гуляем?
– Добрый день, Ефим Алексеевич! – без особой приветливости отозвался Кокин. – Не до отдыха нам пока…
– А, что тогда в цивильном? – невинным тоном поинтересовался Мимикьянов.
– Оперативная работа, – неохотно пояснил Коля. – Сам понимать должен: на нашей службе не всегда погонами отсвечивать надо.
– Понимаю, – кивнул Ефим. – Как, нашел что-нибудь по ограблению инкассаторов?
– Ищем, – голосом прожженого дипломата ответил капитан.
– Успехов! – напутствовал его майор и уже собрался идти дальше, но понял, что, похоже, сделать это будет не так просто.
С обеих сторон дорожки стояли по два темнолицых мужика неопределенного возраста, зато очень определенного прошлого. Да, впрочем, и будущего. И то и другое было твердо связано с системой отбытия наказаний по приговору судов всех инстанций.
– А мы тебя, Петрович, прямо обыскались! – произнес один из них, делая шаг вперед.
Конечно, Ефим его сразу узнал.
Это был «мусорный бак». Тот самый, что несколько часов назад конвоировал его к Спиридону Пантелеевичу Кирпатому а потом загнал вместе со все личным составом лабораторией пространственных измерений в глубокий овраг.
«Да, что за день сегодня такой? – возмутился про себя майор. – Шагу ступить не дают! Всем нужен! А у меня ведь и свои дела имеются!»
– А, зачем я так срочно понадобился? – не особенно скрывая раздражение, спросил он.
– А то не знаешь? – удивился «мусорный бак». – В прошлый раз ведь Спиридону Пантелеевичу спокойно поговорить с тобой засранцы с базара помешали. Вот он и приглашает побеседовать в спокойной обстановке.