Троица победителей прямо излучала гордость.
Они походили на котов, съевших не только всю сметану из холодильника, но в придачу и всех пучеглазых вуалехвостов из аквариума, и, главное, умудрившихся свалить все эти подвиги на соседского щенка.
После вручения призов последовала главная часть праздника – поход в Дом ученых. Разумеется, не в библиотеку. В ресторан.
В большом зале победители прямо в спортивных костюмах сели за столик. К ним присоединились Ефим и Рогальская. Конечно, как всегда в день лыжного праздника, заказали пельмени в остром курином бульоне и клюквенную настойку. Что может быть лучше после десятикилометровой пробежки по морозцу?
Опрокинув в рот полную бледно-красную стопку и жадно проглотив первые пять ложек бульона с пельменями, Ефим почувствовал, как на него накатывается теплая расслабляющая волна.
Вокруг слитно жужжали голоса участников пробега. А через динамики, укрепленные под потолком, негромко лилась «Маленькая ночная серенада» Моцарта, прекрасная и необязательная, как осенняя бабочка.
«Вот, стоит заставить себя помучиться на лыжне всего полчаса, – подумал майор, – и потом приходит счастье…»
А в это время за столиком набирал температуру эмоциональный пожар.
– Ты спал на приборном складе! Спал! – обратившись к инженеру Вергелесову, кричал младший научный сотрудник Бобин, встопорщив свою рыжую гриву маленького льва.
– Ну, что ты говоришь, Феликс? – отбивался Евгений. – Я не спал. Я находился где-нибудь в объединении.
– Где в объединении ты находился? – наступал Феликс.
– На втором этаже, – нетвердо заявил инженер. – В отделе дальномеров.
– Где? – по-следовательски прищурился Феликс.
– У дальномерщиков, – опустив базальтовые глаза античного героя, почти прошептал инженер.
– Ха! Ха! Ха! – изобразил торжествующий смех Феликс. – Я к ним заходил. И тебя там не видел! Где же ты был? Под стеллажами прятался, да?
На защиту обижаемого встала женщина.
– Да, ладно тебе, Феликс, ну чего пристал к человеку? Ну, даже, если и спал на складе, что такого? Может быть, у него ночью свидание было. Романтическое. Вот он ночью и не выспался.
– Правильно! – взвился неистовый львенок. – Он будет ночами романтические свидания иметь, а я, как дурак, весь день без модема сидеть? Это что – нормально?
В это время Максим Карликов наполнил рюмки клюквенной настойкой.
– Ладно, тебе, Феликс разоряться! Не на базаре сидишь! – сурово остановил разъярившегося льва руководитель лаборатории пространственных измерений. – В приличной компании находишься, все-таки! Интеллигентно надо себя вести. В драку не лезть. Давайте выпьем за науку! – поднял он алую стопку. – Без нее жизнь скучна и неинтересна!
Максим взглядом полководца обвел сидящих за столом и первым выплеснул в окруженную колючками щель на своем лице горькую клюквенную настойку.
Мимо их столика проходил Лисоверт, прямой, как телескопическая антенна. Он уже успел снять лыжный костюм, и был одет в свою обычную кофту с отвисшими карманами.
– Ну, вы дали, коллеги! – сказал он, блестя рабочими очечками. – Честно скажу: не ожидал! Как же это вы меня обошли? Ну, молодцы, молодцы! Так держать! Поздравляю!
– Спасибо, Илья Сергеевич! – дружным хором отозвалась лаборатория пространственных измерений.
– Рады стараться! – отдельно добавил Феликс.
– Вы нас, Илья Сергеевич, всегда недооцениваете! – неожиданно добавил скромный инженер Вергелесов.
– По заслугам я вас оцениваю! – махнул ладонью генеральный директор и направился к выходу.
«А ведь они меня на повороте не обходили…» – почему-то пришло в нетрезвую голову Мимикьянову.
Перед его внутренним взором, словно на повторно прокручиваемой видеопленке, промелькнули те несколько секунд лыжного забега.
«Нет, не обходили… Вот, ребята из отдела дальномеров точно обходили. Чеканов с полигона обходил. Леша Грибков обходил… А никто из лаборатории пространственных измерений не обходил… Нет! – пришел он к твердому выводу и задал неизбежно следующий за этим выводом вопрос: – А как же это они оказались на финише раньше меня, если я их почти со старта обогнал? Они же у меня за спиной были. Неужели срезали, мошенники? – внутренне возмутился он. – Ну, конечно, как я сразу не сообразил! Срезали!.. Вот – пройдохи!»
Майор даже почувствовал облегчение, найдя ответ на возникшую в его сознании загадку. Он вытянул ноги под столом и почти с восхищением посмотрел на сидящих за столом хитрецов из лаборатории пространственных измерений.
«Хотя, где же это они срезали? – неожиданно всплыл у него в голове вопрос. – Там ведь и срезать-то негде? Только в начале трассы… Но там столько людей толклось… Нет, там бы не посмели. А где тогда? Дальше-то вдоль почти всей трассы овраг… Его же не перескочишь. Там на дне снега по грудь, а то и по макушку… Правда на последних двух километрах у финиша можно… Теоретически! Но там же – такая чащоба – ноги сломаешь… Где же это они срезали? – озадачился майор.
В это время он почувствовал на своем колене теплую ладонь. Ладонь принадлежала пресс-секретарю Рогальской.
– Ефим, – шепнула она, приблизив к нему, сладко пахнущие карамелью губы, пойдем отсюда, а? Ко мне?
Вообще-то Ефиму очень нравилось сидеть за клюквенной настойкой в приятной компании неунывающих пройдох и слушать сладкую, как солнечное субботнее утро, музыку несчастного друга маэстро Сальери. Но перед просьбами Ангелины Анатольевны Рогальской он никогда не мог устоять.
Они и ушли.
И ответ на вопрос – каким образом лаборатория пространственных измерений, никогда не славившаяся спортивными достижениями, выиграла в командном зачете микроволновую печку «Самсунг» с грилем и режимом «хрустящая корочка»? – тогда так и остался висеть в воздухе.
А вот теперь вариант ответа у Ефима, кажется, появился.
Хотя майор все-таки не был в нем уверен.
35. Старые друзья
Балалаев нацелил стерляжий нос в Лисоверта.
– Я к тебе, Илья, по делу пришел, – низким альтом прогудел он.
– Какие ж у нас тобой, Тоша, дела могут быть? – блеснул очками генеральный директор «Топологии».
Балалаев подкинул вверх трость, перехватил ее ладонью за середину и почесал стерляжий нос бронзовой головой льва, украшающей рукоять.
– А, что ж, у двух одноклассников и дел никаких быть не может? Хотя бы былое вспомнить, а?
– Разное вспомнить можно… – заметил Лисоверт.
– Правильно! – согласился Балалаев. – Можно старые обиды мусолить, а можно и хорошее на свет вытащить. Что же у нас ничего хорошего не было? Десять лет за одной партой просидели!
– Просидеть-то просидели, да когда встали, в разные стороны пошли, – бесцветным голосом ответил Илья Сергеевич.
– Ну и что? – вскинул голову Антон Никитич. – Время-то мою правоту подтвердило. Жизнь сама сказала: самое главное – зарабатывать деньги! – с силой ударил он тростью о бордовый камень.
Лисоверь чуть заметно покачал головой:
– Главное – другое. Главное – как зарабатывать. Как. А то ведь и ответить придется, – негромко, будто для себя, сказал он.
Балалаев услышал. И иронически вздернул сивую бровь:
– Это перед кем? Перед людишками-то?
Илья Сергеевич помолчал, потом, не повышая голоса, произнес:
– Может быть, перед ними. А, может быть, и перед кем-нибудь другим.
Торговый магнат еще на несколько милолиметров приподнял над глазом тяжелую бровь:
– Это ты про Бога, что ли, говоришь? Ты веришь в этого старика с седой бородой?
Балалаев усмехнулся.
– Бог – это Мир, – без нажима произнес генеральный директор.
– Ты, может быть, и в церковь по воскресеньям ходишь? – с любопытством склонил голову к плечу Антон Никитич.
– Может, и хожу, – ответил Лисоверт. – Только это, как раз, не так уж и важно. Бог – не в камне. Бог – в сердце.
Ефиму показалось, хозяин «Нашего дома» посмотрел на директора «Топологии» с жалостью.
– Эх, Илья, – вздохнул Антон Никитич, – ты пойми, все, что ты говоришь, хорошо было для вчера. Для вчера! Да, и то, не очень. А сейчас время совсем другое. Другое. Конкретное время. Время дела. И денег. Да, денег! – ударил он тростью по бордовому камню. – Без сантиментов этих розовых!
– Время – другое. Я – тот же самый, – упрямо сверкнул очками Илья Сергеевич.
Балалаев неожиданно обрадовался этим словам, будто долгожданному известию:
– А, вот и хорошо, что такой же! – воскликнул он. – Я потому к тебе и пришел. Напрямую поговорить. Без хитростей этих! Без виляний, да вентиляний! Откровенно! В дом-то к себе пригласишь? А Ефим Алексеевич с Ангелиной Анатольевной нас чуток на воздухе подождут. На воздухе-то – благодать!
Лисоверт поднялся с деревянной скамьи и указал Балалаеву на лестницу, ведущую к дверям коттеджа.
– Мы – не надолго! – посмотрел директор сначала на Ефима, потом на Рогальскую. – Вы не уходите!
Ефим кивнул.
Пресс-секретарь изобразила улыбку.
Школьные друзья бок о бок подошли к высокому крыльцу, поднялись по ступеням и зашли в дом.
Майор раздумывал не долго.
– Аня! – тихо произнес он и приложил палец к губам. Затем повернулся и направился за угол коттеджа.
«В кабинет! – говорил он себе. – Они должны пойти в кабинет Лисоверта. Ну, где еще такие серьезные мужчины могут обсуждать важные дела?…»
Кабинету принадлежали два угловых окна на втором этаже коттеджа.
Ефим поискал глазами вокруг. Ничего! Ни садовой лестницы, ни какой-нибудь бочки или скамьи.
Майор еще раз окинул глазами кирпичную стену.
Водосточная труба! Да! Водосточная труба из оцинкованного металла с вбитыми в кирпич полукольцами на стальных штырях.
Ефим потрогал трубу рукой, попробовал выдернуть нижнее крепление. Это ему не удалось: крепление сидело мертво.
Он схватился ладонью за следующее крепление, уперся подошвой в стену и выдавил себя вверх. Его голова оказалась прямо под наличником одного из кабинетных окон.
«Эх, если бы еще окно было приоткрыто, – возмечтал он. – Лето, все-таки!.. Да, и вообще, свежий воздух – основа здоровья!»