Неизвестно, что хуже: воображаемые твари, которые водятся около воронки, или вполне реальные орфы… зубищи у них осязаемы точно! А уж эмэновцы как осязаемы, а особенно их стволы артефакторные…
А стоит ли ему, Лео, возвращаться? Если сам спасся чудом, то какое чудо могло спасти искомое дитя? И было ли оно там вообще?
Лео вздохнул, проглотил горькую слюну — не догадался купить в городе поесть, вот болван! — и, сориентировавшись, зашагал в сторону старого центра.
Чувствуется… еще как чувствуется! Мезла, Сырая Любовь, жестче и пронзительней канденция, но менее ощутима. Если тот сочится, как вода, то мезла летуча, словно ветер, и так же неуловима. Горло и губы онемели, в ушах застучало, в глазах задвоилось и замерцало, сердце принялось то и дело пропускать такт — такого даже в долинах не бывает. Сырая Любовь, не претворенное еще Слово, даже смыслы в нем растворены настолько, что смертному не нащупать. Такого не должно быть в человеческом мире, однако вот оно…
Красный Лев, мама, отец, оба старших брата, кузены и дядья, вассалы домов Гавилан, Мирепуа, Магвайр и Дахаль — больше сотни сильнейших магов, пытаясь вырваться из окружения, проломили Завесу Храма и дотянулись до Хесед в поисках могущества. Это был жест отчаяния. Крайняя мера.
Но удержать его не смогли.
Где-то там — Лео остановился, глядя вдоль залитого солнцем пустого проспекта, — где-то там, впереди, они остались, распыленные, измененные, сплавившиеся, перемешанные с частицами тысяч простецких тел, пошедшие на строительный материал сонму чудовищ, страшных детей сефиры Милосердия.
Лео ничего этого не знал тогда.
Ему было семнадцать лет, он сидел один в Ясенях — отцовом поместье — и лепил голема. Тот получался не очень, особенно если сравнить с шедеврами Виза. Талантов скульптора боженька Лео не отсыпал.
Но он упорно работал, вспоминая, как это делал Визант — а от Византа и сестры его Дисглерио уже полгода не было ни слуха ни духа, их искали, но нашли только мертвую Карисму Фуэнте, которая должна была вывезти юных Кода из Долины Роз.
И Лео гнал панические мысли, словно боялся привлечь неудачу, изматывал себя работой и думал только о том, чтобы удивить друзей, когда они найдутся. А они найдутся, обязательно найдутся! Кристина ищет их, и мама ищет их, и бабушка Берта ищет, а уж они-то найдут, не было еще такого, чтобы Берта с мамой не смогли с чем-то справиться…
Лео услышал шум — в библиотеке активировался стационарный портал, кто-то пришел. Не выпуская раскаленный стек-виргулюм[19] из рук, Лео поспешил туда и увидел. Появился дядя, младший брат мамы — Беласко Гавилан. Левая рука Красного Льва.
— Нашли? — воскликнул Лео, задыхаясь от надежды.
— Что?
Беласко оторопело смотрел на племянника, словно не понимал, о чем тот спрашивает. Его бледное лицо пошло красными пятнами, глаза безумные и практически белые от злости. Такие белые, что словно светились. Рубашка разорвана, но крови Лео не заметил. За дядей из портала выбрался его голем Ду́гал, выглядел он не лучшим образом. Кто-то снес ему с головы половину манипул[20].
— Дис, — пролепетал Лео, уже понимая, что случилось что-то очень плохое, — и Виз. Их нашли?
— Хрен нашли! — гаркнул дядя, выхватил виргулюм у Лео из рук и со всего маху запустил в стену. Грохнуло, засверкало, повалил едкий дым. — Сидишь тут, щ-щенок, даже друзей своих поискать задницу не поднял! Отсиживаешься тут, миролюбец чертов! Из-за вас, из-за таких, как ты!..
Лео остановился, стиснув кулаки. Зажмурился. Щеки горели так, будто на них заново проступили следы хлестких пощечин. Беласко тогда просто обезумел, вымещая на Лео все горе и отчаяние. В те минуты семнадцатилетний племянник был для Белого Льва — тогда еще просто Беласко Гавилана — средоточием всей косности, пассивности, инертности магического сообщества, не желающего видеть и понимать, что привычная жизнь проваливается ко всем чертям.
Он потом извинился. Да что там, он извинялся не раз, даже пытался утешать и что-то дарить, но Лео в тот день умер и родился заново. Когда война закончилась и скорбь чуть утихла, Лео все думал — а почему же самого Беласко не было там? Почему он не стоял бок о бок с родичами в последнем безнадежном бою? Рядом с сестрами? Но так и не решился спросить.
Что же, сейчас придется пройти туда, где все это случилось. Война закончилась несколько лет назад, а отзвуки ее будут разноситься еще много десятилетий.
Лео постоял, прислонившись плечом к рустованной стене, на которой цвели золотые розы лишайников. Над фасадом алебастровые львы держали облезлый герб, а на гербе сидела птица величиной с голубя, голубовато-сизая, с длинным змеиным хвостом, обвившим лапу льва, и чистила перышки.
Птица рассматривала Лео то одним глазом, то другим. Она снялась и полетела, волоча по воздуху длиннющий, утончающийся до нитки хвост с порхающей бабочкой на конце. Создавалось впечатление, будто она летит самостоятельно. Любопытно, кого приманивает эта бабочка? Самку? Или добычу?
По мере приближения к Садовой живые люди перестали встречаться, а начались мороки, вызванные нестабильной реальностью и переизбытком мезлы. С открытых террас, где ветер шевелил выцветшие фестоны тентов, доносилась музыка и людские голоса — порывами, то стихая, то нарастая. Или это радио где-то играло? Из устья улицы, которую Лео пересек, перешагивая блестящие рельсы, донесся перезвон трамвая. Он невольно прибавил шаг. На той стороне перекрестка зажегся зеленый глазок светофора. За витринами магазинов чудилось движение и настороженные взгляды, но это были всего лишь манекены в вышедшей из моды одежде, столпившиеся за стеклом. Из открытых дверей кондитерской волной накатил запах кофе и сдобы, заставив пустой желудок недовольно заурчать.
Мороки. Это просто мороки, играющие с памятью и растормаживающие сознание. Мезла провоцирует видения, но не воплощает их, слава маме Мелиор. Мезла для этого еще недостаточно структурирована… вернее, наше сознание не умеет работать на уровне соответствующих абстракций. Но кто знает, может, кто-нибудь когда-нибудь придумает, как ее преобразовывать.
Между домами в проулках стали заметны скопления фузы, похожие на тяжелый комковатый туман или опустившиеся на землю тучи, посверкивающие на солнце слюдяными искрами. Такая фуза встречалась и в долинах, особенно рядом со свежерасчищенными разломами. Однако именно в ней можно было отыскать самородный абсолют. Если покопаться в здешней фузе — может, тоже что-нибудь ценное обнаружится?
И вот еще что интересно — Лео снова остановился, — сработает ли на этом фоне канденций? Детекторы тут вряд ли встречаются, а обещание воздерживаться пока отодвинем. Ради исследовательского опыта.
Опыт удался, канденций сработал.
Лео по привычке огляделся, размял пальцы и воодушевленно накидал на себя целую пачку инкантов: улучшение зрения, восстановление сил — аритмию, онемение и усталость как рукой сняло, — а после добавил алиментацию — неприятное чувство голода тут же отступило. Лео сориентировался по мерцающей сетке магнитных меридианов, которую теперь прекрасно видел — и тут же понял, что в подвале соседнего дома дремлет какое-то магическое создание: огромное, длинное, золотое, в чешуе — он даже не знал точно, где оно заканчивается. Лучше тут не шуметь и тихонько убраться.
Вот за такими Надзор и наезжал сюда с магическими ловушками, силовыми щитами и толпой обученных артефакторов. Ловить мутантов и выходцев из Сияющей Клиппы или из-за Завесы Профанов[21] здесь гораздо удобнее, чем выманивать сущности из их родных миров.
Лео от всей души пожелал золотому не попасться и пошел дальше.
Город менялся, искажался едва заметно. Фузы стало больше, во дворы уже не пройти, в переулках тесно, даже за витринами то и дело мерцала слюда. Впереди Лео некоторое время трусцой бежало странное бурое существо ростом с собаку, но длинное, с шестью или даже восемью лапами, не разберешь. Все истаяло и пропало на глазах.
Обычному человеку тут было бы жутенько — оплывшие, полупереваренные обломки пространства исказили и реальность. Сейчас со своим улучшенным взглядом Лео видел, что вон те двое оборванных мужчин, с мнимой целеустремленностью идущие ему навстречу, — уже и не люди вовсе. Частью единого с ними организма оказались: рыжий кот, хозяйничающая под оградой компания крыс и пара ворон на дереве. Все это было «оно» — одно создание, может быть. Полуразумное, спасибо, что не агрессивное. Вроде бы.
Из подвала раздалось тихое шипение — словно кто-то горсть галек под водой пересыпал, — и одного из медленно бредущих мужчин так же неторопливо оплели многочисленные золотые нити, или корни, или щупальца — Лео не стал разглядывать. Рыжий кот возмущенно заорал. И что там дальше произойдет, Лео старался не думать.
Визант бы затрясся от любопытства, узнай он, что тут творится. Поле непаханое для наблюдателя и для исследований, эх. Но как сюда пробраться? Порталами? Вряд ли они тут стабильны. Как, интересно, Ллувеллин сюда попадает? Где, хасек побери, этот дом двадцать три по Садовой, приметный, кирпичный?
В этом удивительном месте начинали разрушаться даже законы причинности — листья, упавшие с дерева, мимо которого прошел Лео, медленно поднимались вверх и примыкали к ветвям, а совсем рядом — рукой можно коснуться — висел в воздухе здоровенный кусок брусчатки, вывороченный взрывом. Висел и не падал — о, мама Мелиор, пожалуй, стоит набросить на себя еще и вейл пустоты, а то влипнешь так вот в пятно безвременья.
Что за место! Не выйти бы отсюда через сто лет, как из волшебного холма ши. И как только Ллувеллин может жить в этом наоборотном месте? Он, правда, валлиец, а они, говорят, к чудесам привычные.
Более волшебным местом, чем Уэлльс, был только изумрудный остров Эйрин — по сути одна сплошная Долина. Там до сих пор безгранично царили ши, наги и норны, а людские поселения если и встречались, то крайне редко — по берегам. Говорят, в Средние века в Эйрин приплывал какой-то христианский проповедник, собиравшийся крестить местный народ, да наги его выперли взашей, не успела лодка причалить.