Лео сглотнул.
— Хочешь сказать… он не человек?
— Какой же ты у меня… — Беласко покачал головой, не находя слов. — И ты думаешь, де Лерида тебя не раскусил? Надеялся обмануть эту чертову тварь? Ему четыреста лет, а может, больше. Он не тронул тебя только по той причине, что ты можешь вывести его на рыбу покрупнее.
— Четыреста лет? Кто же он?
— Какой-то ши, никто точно не знает. И где инквизиция его выкопала, тоже не известно. Говорят, он упоминается в документах чуть ли не со времен начала Восьмидесятилетней войны. Вот и считай, сколько ему лет. В любом случае, никакая маскировка его не обманет, он тебя унюхал немедленно, как только увидел. Знаешь сколько он нашего брата на топливо для костра пустил?
— Если де Лерида волшебное существо, то почему служит Инквизиции?
Лео вспомнил, как Мануэль то поглаживал, то поддевал пальцем серебряную полоску на горле. Ошейник, удерживающий магическое создание в рабстве. Мануэль даже не слишком скрывал это. Все вокруг знали, и майор Надзора тоже. А он, Лео, смотрел и не догадывался.
— Почему служит — бес его знает. — Беласко вернулся в свое кресло. — Инквизиция заставила. Как-то его скрутили, ошейник надели и пользуют теперь. Наверняка он не один такой у матушки нашей церкви в обиходе. А ты, — Беласко снова потыкал в племянника пальцем, — хорош вообще. Ты правда такой наивный? Де Лерида тебя за руку мимо орфов провел, а потом отправил в город с якобы заданием, лишь бы тебя Надзор не сграбастал. Неужели ты решил, что это просто удачное совпадение?
— Я думал об этом. — Лео снова начал злиться. — Не хотел даже в школу возвращаться, но потом подумал, и… А в город я, кстати, с пользой для дела съездил, кое-что важное выяснил. Де Лерида сказал, что ищет артефакт, это его приказ. Если он ши, то будет исполнять исключительно букву приказа, и ничего другого. У него не было задания найти в школе мага, он и не ищет. И не тронет меня, если только не решит, что я скрываю от него артефакт.
Беласко помолчал, крутя в руках бутылку. За книжными полками что-то загрохотало, и он встрепенулся.
— Дугал! Отбой. Оставь, что ты там делаешь. — Заклацали когти, голем вернулся, волоча за собой распахнутый саквояж. — Ну ладно. — Беласко мрачно взглянул на племянника. — Ладно, разумное зерно в твоих рассуждениях есть. Похоже на ши, они в самом деле частенько прикидываются тупыми исполнителями, если им навязывают договор. Но в школу ты не вернешься. Слишком опасно.
— Погоди, а ребенок?
— Найдется другой ребенок в другой школе. Переждем и попробуем снова. И вообще, надо внедрять в школы фактотумов, а не истинных магов, как ты. Слишком рискованное мероприятие. И непрактичное. На все школы магов не напасешься, а есть там или нет в выпуске ребенок с даром — не известно. Фактотум может работать там годами, он простец, бояться ему нечего. Будет присматриваться, наблюдать потихоньку. Разработаем специальные инструкции для наших агентов… короче, тебе пора закругляться и прекращать эти пляски на канате.
— Но…
— И насчет де Лериды не расслабляйся. Помни, это не человек, не маг, а циничная, злобная, опасная и древняя тварь, и, если она не сожрала тебя сразу, она не постесняется сожрать тебя завтра. Хотя что я говорю! И кому! Вспомни, как ты приволок какую-то мерзкую гадость с соседнего плана — или не знаю, где ты ее нашел.
— Щелкунчик был не гадость! — обиделся Лео.
— Еще какая гадость, редкостная, отборная, такую еще поискать! В спальне у себя поселил, и вы с Византом ее еще сахаром кормили. Она тебе всю спальню заплела сахарной ватой, помнишь?
Еще б не помнить! Бабушку чуть удар не хватил, когда она заметила, что левое крыло Замка Ястреба прошила сеть микротрещин, сквозь которые подтекает канденций. Таинственное существо, прозванное ребятами Щелкунчиком, питалось исключительно канденцием, потихоньку углубляя эти трещины. А сахар, в чудовищных количествах ворованный на кухне, существо не ело, а построило из него красивый, как домик ручейника, кокон и подвесило к потолку.
Страшно было слушать по вечерам, как тварь ворочается в своем коконе, пощелкивает и вздыхает. Однако все искупалось волшебным моментом, когда входишь в спальню с миской сахара в руках, а из кокона тебе навстречу доверчиво вытягивается венчик спутанных сизо-алых щупалец, а следом, словно гроздь винограда — только очень крупного, — вываливается множество разнокалиберных глаз.
Визант сиял от счастья первоиспытателя и исследователя и все-все свои наблюдения заносил в тетрадь, а Лео просто бесхитростно радовался, что у них завелся этакий необычный фамильяр.
Обнаружив «фамильяра», бабушка Берта на мгновение потеряла аристократическую невозмутимость и завизжала, а потом созвала на помощь гвардию родственников, вассалов, гостей, соседей, слуг и големов и потребовала немедленно избавить Замок Ястреба от омерзительного монстра. Почему она считала Щелкунчика таковым, в то время как некоторые питомцы кузин выглядели ничуть не лучше, ребята так и не поняли.
Лео выл настолько горестно, что на вой его неожиданно откликнулся старый Румье Мирепуа, в то время гостивший в Замке, дед Раймона, Красного Льва. Старик вступился, заметил, что негоже уничтожать удивительное создание, и сказал, что, пожалуй, приютит его в Горе Канигоу и пронаблюдает, во что оно вырастет.
«Конечно, спер нашего Щелкунчика — и ищи теперь», — мрачно ворчал Визант, а Лео хоть и понимал, что иначе питомца порубили бы на куски лопатой, однако все равно тайно старика ненавидел.
— Помню прекрасно. И это никакая была не гадость, а наш с Византом друг! — твердо сказал Лео.
— Как же, друг! — скривился Беласко. — Склизкая тварь размером с козла, вся в паутине, обвешанная глазами, как Бафомет! Я думал, меня вырвет.
— И не смотрел бы! Сам-то с кем дружишь? Салех твой тоже никаким местом не человек, а жуткая помесь ифрита и крокодила! А мне…
Лео запнулся, но Беласко уже поймал его на слове.
— А тебе нужно позволить дружить с убийцей из инквизиции, да? Потому что у него такие миленькие щупальца и он любит сахарок? Или что там у этой нелюди особо тебя умилило? Глаза большие и грустные?
— Ничего в нем нет умилительного, — буркнул Лео. — Я думал, де Лерида человек. Вернее, маг, который почему-то служит Инквизиции. И я не собираюсь с ним дружить, а наоборот: хочу, чтобы он побыстрее убрался из школы.
— Теперь тебе нет нужды об этом беспокоиться.
Лео нахмурился. Бросать недоделанное дело не хотелось до такой степени, что он готов был на скандал. Но увы, скандал ничем хорошим не закончится: Беласко просто скрутит упрямого племянника по рукам и ногам и отправит к бабушке. И если с одним Беласко Лео бы еще потягался и попытался бы вырваться, то с Дугалом — боевым големом, прошедшим вместе с дядей огонь и воду, — шутки были плохи.
— Но про Ригана ты мне все-таки поищешь информацию? У тебя же большая переписка чуть ли не со всеми великими фейскими домами. Мне хочется хоть как-то завершить расследование. Если этот артефакт Эхеверия действительно сделал для Ригана, то, может, кто-то когда-то в письмах это упомянул? Или о том, что Риган подарил простецу, пусть даже другу и артефактору, голема? Насколько я знаю, такие подарки были редкостью даже до войны.
— Какого голема, погоди. Не путай меня.
— Того самого голема, который его убил. Он принадлежал не Ригану, а Эхеверии.
— Голем простеца? Что за чушь?
— Риган сделал голема, подарил его другу, но продолжал поддерживать. И был им же убит по приказу Эхеверии.
— Бездна! — Беласко ударил кулаком по ладони. — Вот наглядный пример, что будет, если доверять простецам.
Лео покачал головой:
— По-моему, там все не так очевидно. Я хочу узнать, что это за артефакт такой, для чего он сделан. Почему из-за него погибли три человека у нас в школе. Связана ли гибель сыновей Ригана с этим артефактом. И госпожа Риган, где она была в то время? Мать молодых террористов. Она участвовала во всей этой трагедии? Вспомни, кто тебе рассказывал про Синего Ворона?
Беласко вздохнул.
— Ладно, иначе от тебя не отвяжешься. Я вспомнил, это было письмо. От кого-то из родственников. Сейчас поищем. Дугал, погляди в ящиках от Мирепуа.
Голем за спиной Беласко отошел к секретеру, принялся выдвигать сразу по несколько ящиков картотеки, перебирая манипулами бумаги.
— Раймон про Ворона ничего не писал, это абсолютно точно. Румье и подавно. Может, Регина? Погоди, погоди, было же письмо от кузины Эльвиры, и в нем она упоминала… та самая жуткая история. Потом началась война, и жуткие истории посыпались, как горох, но это было еще до войны. Дугал, нашел? От Эльвиры Боссю́. Давай сюда всю связку.
Получив стопку писем, Беласко перетасовал их и нашел нужное. Вытряхнул из конверта уже заметно пожелтевший лист:
— М-м-м… «Двенадцатое июня двадцать третьего года. Карина и Юла уехали в Канигоу, а мы…» так-так… «Юла боится возвращаться в столицу, потому что…» — Беласко перевернул лист. — Ага, вот. «…Задержались на неделю, так как я, будучи представителем семьи Мирепуа, была вынуждена принять участие в печальных хлопотах по организации похорон и улаживании дел о наследстве несчастной семьи Синего Ворона. Поверишь ли, милый кузен, семья Ворона в одночасье перестала существовать практически полностью, таковы теперь опасности, подстерегающие добрых магов в столице. Что-то ужасное и ядовитое сгущается в воздухе, потому что иначе не могу представить причины, по которой голем Ворона взбесился и убил хозяина. Через день погибли оба его мальчика (их расстреляли на улице люди из Комиссии по Надзору, об этом ты, наверное, слышал), а еще через день его младшая девочка ударилась виском о подоконник и умерла. Бедная Милица, очевидно обезумев и не в силах все это выдержать, покончила с собой. В одночасье потерять всех детей и мужа, какая ужасная судьба! Милый кузен, тебе, наверное, чудны мои переживания, но поделиться ими сейчас я могу только с бумагой, а через нее — только с тобой, а ты всегда любил свою сестрицу и не осуждал за излишне мягкий характер. Каюсь, я не смогла достаточно скрепить свое сердце и велела положить Милицу в семейный склеп рядом с детьми, о чем по приезде в Канигоу должна буду признаться его высокопреосвященству и понести…» бла-бла-бла… «Нотариус Донасья́н описал имущество, отыскал и пригласил старшую дочь Ворона, Катарину. Не уверена, что ты помнишь ее, потому что девочка от рождения лишена способностей, отказалась от Канигоу и покинула семью лет десять назад». Проясняется что-нибудь? — Беласко протянул племяннику письмо. — Прочти сам.