Как бы они ужаснулись, увидев, что на этой стороне озеро, да и река, вывернулись наизнанку. Туман Кельсер ощущал под ногами как жидкость, а озеро, напротив, оказалось сплошной насыпью всего нескольких дюймов высотой, но более твердой и в чем-то более материальной, чем земля, к которой он привык.
В общем, озеро напоминало плоский остров, вырастающий из моря тумана. На этой стороне твердое и жидкое будто менялись местами. Кельсер подошел к краю острова. Извиваясь ленточкой, суть Охранителя позвала его на остров, подобно легендарной нити, указывающей путь домой из великого лабиринта Исхатона.
Засунув руки в карманы штанов, Кельсер пнул землю острова ногой — это был какой-то темный дымчатый камень.
— В чем дело? — прошептал Охранитель.
Кельсер подскочил и посмотрел на прядь из света.
— Ты… там, Мутный?
— Я везде. — Голос Охранителя был тихим, угасающим. Казалось, он совсем обессилел. — Почему ты остановился?
— Это что-то другое.
— Верно, здесь оно застывает. Это имеет отношение к тому, как люди мыслят и какими путями чаще всего путешествуют. По крайней мере, это как-то связано.
— Но что это? — Кельсер шагнул на остров.
Охранитель больше ничего не сказал, так что Кельсер отправился к центру острова. Что бы там ни «застывало», оно поразительно походило на камень. И на нем много чего росло. Кельсер прошел мимо невысоких растений, торчащих прямо из твердой земли, — не туманных и неразвитых, а настоящих, полных красок, с широкими коричневыми листьями. Что любопытно, от них будто исходил туман. Ни одно из растений не поднималось выше колен, но он не ожидал увидеть здесь ничего даже отдаленно похожего.
Пока Кельсер пересекал поле, ему показалось, будто среди растений кто-то снует, шурша листвой.
«В мире мертвых есть растения и животные?» — подумал он.
Но Охранитель назвал это место иначе — когнитивная реальность. Как эти растения здесь выросли? Откуда брали воду?
Чем дальше он продвигался вглубь острова, тем темнее становилось вокруг. Разрушитель заслонял крошечное солнце, и Кельсер заскучал даже по тому слабому свечению, что пронизывало призрачный туман в городе. Вскоре словно сгустились сумерки.
В конце концов прядь Охранителя истончилась и исчезла. Кельсер остановился у ее кончика и прошептал:
— Мутный? Ты там?
Нет ответа. Тишина опровергала утверждение Охранителя о том, что он повсюду. Кельсер покачал головой. Возможно, Охранитель слушает, но в этой точке пространства его слишком мало, чтобы ответить. Кельсер пошел дальше. Его обступили заросли до пояса. С широких листьев, как пар от горячей еды, поднимался туман.
Наконец впереди замаячил свет. Кельсер замер на месте. Дальше он продвигался крадучись, ведомый инстинктами мошенника, которые обрел буквально с пеленок. Нужно раздобыть оружие. Он опустился на колени и пошарил по земле в поисках камня или палки, но растения были не настолько крепкими, чтобы из них получилась хорошая палка, а земля оказалась совершенно гладкой.
Охранитель обещал помочь, но Кельсер сомневался, можно ли верить его словам. Как ни странно, после того как он пережил собственную смерть, его вера в слово божье приугасла. Он снял ремень, чтобы использовать его как оружие, но тот улетучился из рук и снова появился на прежнем месте. Покачав головой, Кельсер подкрался ближе и разглядел костер, а рядом двух человек — живых, в этой реальности, не сияющих душ или туманных духов.
Мужчина, одетый как скаа — в рубашку с закатанными рукавами и штаны на подтяжках, — следил за небольшим костром. У него были короткие волосы и узкое, почти заостренное лицо. Длинный нож на поясе вполне мог сойти за меч и очень пригодиться Кельсеру.
Его спутница сидела на складном стульчике. Вероятно, террисийка: некоторые представители этого народа имели почти такую же темную кожу, хотя Кельсеру доводилось встречать темнокожих людей родом из южных доминионов. Однако одежда женщины — плотное коричневое платье с широким кожаным поясом — совсем не походила на террисийскую, а волосы были заплетены в множество тонких косичек.
Двое. Он ведь справится с двумя? Даже без алломантии и оружия. Впрочем, лучше соблюдать осторожность. Он еще не забыл, как его унизил Бродяга. Все взвесив, Кельсер поднялся во весь рост, одернул рубашку и подошел к лагерю.
— Занятные выдались деньки, хочу вам сказать, — объявил он.
Мужчина, ахнув, отшатнулся и схватился за нож. Женщина осталась сидеть, но тоже потянулась к какому-то предмету на боку — трубочке с рукоятью — и направила ее на Кельсера, словно оружие.
— А что, — Кельсер глянул на небо, в котором корчилась сплошная масса тугих щупалец, — больше никого не волнует ненасытная сила разрушения над нашими головами?
— Тени! — воскликнул мужчина. — Это ты. Ты мертв!
— Смотря что называть мертвым. — Кельсер подошел к костру. Женщина не отводила от него свое странное оружие. — Что, туман побери, горит в этом костре? — Он окинул их взглядом. — В чем дело?
— Как? — пробормотал мужчина. — Что?.. Когда?..
−…почему? — помог ему Кельсер.
— Вот именно, почему!
— Видишь ли, у меня очень хрупкое телосложение, — пояснил Кельсер. — А от смерти, скорее всего, начнется несварение желудка. Так что я решил в этой затее не участвовать.
— Нельзя так просто взять и стать тенью по собственному желанию! — воскликнул мужчина. Его легкий акцент был весьма странным, Кельсер никак не мог его распознать. — Это важный ритуал! С требованиями и традициями. Это… это… — Он всплеснул руками. — Это напрягает.
Кельсер улыбнулся, встретившись взглядом с женщиной. Одной рукой она потянулась к чашке с чем-то теплым рядом на земле, другой — убрала оружие, словно и не доставала. На вид ей было лет тридцать пять.
— Выживший в Хатсине, — задумчиво произнесла она.
— Похоже, вы поставили меня в неловкое положение, — сказал Кельсер. — Одна из проблем известности, к сожалению.
— Полагаю, для вора слава не слишком-то выгодна. Вор не горит желанием быть узнанным, когда срезает кошельки.
— Учитывая, как к нему относятся в этом доминионе, — мужчина по-прежнему не спускал с Кельсера настороженного взгляда, — жертвы будут скорее польщены, когда узнают, кто их ограбил.
— Да, они едва ли не в очередь выстраиваются за такой честью, — сухо отозвался Кельсер. — Мне представиться еще раз?
Женщина поразмыслила.
— Меня зовут Крисс, с Талдейна. — Она кивнула на мужчину, и тот нехотя убрал нож. — Это Наж, работает на меня.
— Отлично. Есть идеи, почему Охранитель отправил меня поговорить с вами?
— Охранитель? — Наж шагнул ближе и схватил Кельсера за руку. Стало быть, как и Бродяга, эти двое могут к нему прикасаться. — Ты напрямую говорил с одним из осколков?
— Почему нет, — ответил Кельсер. — Мы с Мутным старые друзья.
Он высвободился из хватки Нажа и взял второй складной стульчик — две простые доски с куском ткани между ними — поставил его напротив Крисс и уселся.
— Крисс, не нравится мне это, — произнес Наж. — Он опасен.
— К счастью, мы тоже, — отозвалась она. — Охранение. Как выглядит этот осколок, Выживший?
— Хочешь проверить, действительно ли я с ним говорил, или искренне интересуешься его состоянием?
— И то, и другое.
— Он умирает. — Кельсер покрутил между пальцами нож Нажа, который только что стащил во время перебранки, и с любопытством отметил, что нож хоть и из металла, но не сияет. — Охранитель небольшого роста, черноволосый — по крайней мере, был таким раньше. Он… будто разваливается на части.
— Эй, — Наж прищурился, увидев нож, перевел взгляд на пустые ножны на поясе, — эй!
— Разваливается на части, — повторила Крисс. — Значит, медленная смерть. Ати не знает, как расщепить другой осколок? Или у него недостаточно сил? Гм-м…
— Ати? — переспросил Кельсер. — Охранитель тоже упоминал это имя.
Отпив из чашки, Крисс указала пальцем в небо:
— Это он. По крайней мере, во что он превратился.
— А… что такое осколок?
— Ты ученый, господин Выживший?
— Нет. Но парочку ученых убил.
— Мило. Так вот, ты влез в нечто намного более значительное, чем ты сам, ваше общество и ваша планетка.
— Настолько значительное, что тебе не справиться, Выживший. — Наж забрал нож, пока Кельсер балансировал им на пальце. — Тебе лучше откланяться.
— Наж дело говорит, — заметила Крисс. — Ты задаешь опасные вопросы. Как только ты заглянешь за кулисы и увидишь актеров такими, какие они есть, станет гораздо труднее делать вид, что пьеса и есть настоящая жизнь.
— Я… — Кельсер подался вперед, сцепив руки. Проклятье… от огня исходило тепло, но в нем ничего не горело. Он уставился в пламя и сглотнул. — Я пробудился от смерти, хотя был глубоко убежден, что загробной жизни нет. Обнаружил, что Бог существует, но умирает. Мне нужны ответы. Пожалуйста.
— Любопытно, — произнесла Крисс.
Кельсер посмотрел на нее исподлобья.
— Я слышала о тебе много историй, Выживший. В них часто восхвалялись твои замечательные качества. Искренность среди них не числилась.
— Могу еще что-нибудь стянуть у твоего слуги, — предложил Кельсер, — если тебе проще, когда я веду себя в соответствии с твоими ожиданиями.
— Только попробуй. — Наж разгуливал вокруг костра, скрестив руки на груди, и явно пытался выглядеть угрожающе.
— Осколки — это не Бог, но части Бога, — начала Крисс, привлекая внимание Кельсера. — Разрушение, Охранение, Автономия, Культивация, Преданность… Всего их шестнадцать.
— Шестнадцать, — выдохнул Кельсер. — Значит, тут у нас шастают еще четырнадцать таких же?
— Остальные на других планетах.
— Других… — Кельсер моргнул. — Других планетах.
— Ну вот, — сказал Наж. — Ты уже спекла ему мозги, Крисс.
— Других планетах, — мягко повторила она. — Да, их десятки. Многие населены такими же людьми, как ты и я. Есть планета-первоисточник, сокрытая где-то в Космере. Я ее пока не отыскала, только истории.