[146] Значит, если только нет политических непреодолимых препятствий чтобы реструктурировать общественное предприятие не прибегая к приватизации, то множество проблем общественных предприятий можно решить без приватизации.
Дальше, приватизируемое предприятие нужно продать за правильную цену. Продажа за правильную цену является обязанностью правительства, как попечителя по управлению активами граждан. Если оно продаст их слишком дёшево, то оно отдаёт народное достояние покупателю. Это [в свою очередь] поднимает серьёзные вопросы о распределении [народного достояния]. Кроме того, если переданное достояние вывозится из страны, то имеет место потеря национального богатства. Такое, скорее, может произойти, когда покупатель базируется за границей, но и свои граждане также могут припрятать деньги вне страны, если есть открытый рынок капитала, как это хорошо видно на примере русских «олигархов» по результатам посткоммунистической приватизации.
Для того, чтобы получить правильную цену, программа приватизации должна осуществляться в правильном объёме и в правильные сроки. К примеру, если государство попытается продать слишком много предприятий за относительно короткий период времени, это неблагоприятно скажется на их ценах. Такая «авральная распродажа» ослабляет позиции государства при торге, тем самым снижая вырученные средства: именно так случилось во многих азиатских странах после финансового кризиса 1997 года. Что еще важнее, учитывая колебания финансового рынка, необходимо производить приватизацию только тогда, когда на фондовом рынке благоприятные условия. В этом смысле устанавливать жёсткие сроки приватизации, на чём часто настаивает МВФ и некоторые правительства взяли себе за обыкновение, является неудачным решением. Такие установленные жёсткие сроки будут вынуждать правительство приватизировать безотносительно от состояния рынка.
Ещё более важным является продажа предприятий правильным покупателям. Если приватизация должна помочь экономическому будущему страны, то общественные предприятия нужно продавать тем, кто может улучшить их долгосрочные производственные возможности. Как бы это ни казалось самоочевидным, часто этого не делают. Если правительство не потребует, чтобы покупатель предоставил выдерживающий проверку послужной список в [соответствущей] отрасли, то может оказаться, что предприятие продано покупателю – мастеру в финансовых операциях [спекуляциях], а не в управлении данным конкретным предприятием.
Немаловажным является то, что госпредприятия часто распродаются через коррупционные схемы тем лицам, которые не способны ими грамотно управлять – в России после падения коммунизма огромные массивы государственных активов коррупционным образом передавались новой «олигархии». Во многих развивающихся странах сам процесс приватизации был просто испещрён коррупцией, когда большая часть потенциальной выручки осела в карманах нескольких инсайдеров, а не в государственной казне. Коррупционные схемы передачи [госсобственности] иногда могут быть нелегальными, посредством простого подкупа. Но также они могут осуществляться [вполне] законно, к примеру, когда инсайдеры правительства выступают в роли консультантов [толкачей] и получают в процессе [коррупционной передачи госсобственности] высокие комиссионные.
Приватизация в России
Какая ирония, если вспомнить, что один из самых частых аргументов против госпредприятий, что они [как утверждается] изобилуют коррупцией. Но грустная реальность заключается в том, что если правительство неспособно контролировать или извести коррупцию в своих госпредприятиях, то при их приватизации, такая способность у него внезапно не появится. И действительно, у коррумпированных госслужащих есть мощный стимул любой ценой продавливать приватизацию, потому что для них это означает капитализацию [суммированное единовременное получение] всех будущих потоков взяток (к примеру, взятки, которые руководство госпредприятия может получать от поставщиков), которыми не придётся делиться со своими преемниками. Здесь нужно бы добавить, что приватизация совсем не обязательно снижает уровень взяточничества, ибо фирмы частного сектора тоже могут быть коррумпированы (см. Главу 8).
Приватизация естественных монополий или поставщиков жизненно важных услуг тоже может закончиться плохо, если после неё они не будут введены в рамки правильного режима регулирования. Если приватизируется госпредприятие, которое является естественной монополией, то приватизация без наличия соответствующих возможностей по регулированию со стороны государства может заменить неэффективную, но ограниченную политическими средствами общественную монополию на неэффективную и ничем не ограниченную частную монополию. К примеру, продажа в Боливии, в 1999 году, системы водоснабжения города Кочабамба (Cochabamba) американской компании «Bechtel» привело к немедленному утроению платы за воду, что вызвало массовые беспорядки, которые привели к повторной национализации компании[147]. Когда в 1990 году аргентинское правительство частично приватизировало дороги тем, что отдало частным подрядчикам право собирать плату за проезд в обмен на поддержание [исправного состояния] дорог, «подрядчики, заправлявшие дорогой, ведущей к популярному морскому курортному местечку, возвели земляные насыпи, блокирующие альтернативные маршруты, чтобы заставить автомобилистов проезжать через их пункты оплаты, вызвав этим всеобщий протест. А когда автотуристы пожаловались на поборы на другой автостраде, подрядчики запарковали около своих пунктов оплаты целый парк фальшивых полицейских машин, пытаясь создать впечатление полицейской поддержки [«крыши»]»[148]. Даже Всемирный банк, изучая [опыт] приватизации в 1989 году мексиканской государственной телефонной компании «Telmex», отмечал, что «приватизация «Telmex» с его нормативным режимом налогообложения-тарифов, привела к «налогообложению» клиентов – довольно разнородной, неорганизованной группы, и затем распределения доходов среди чётко очерченной группы: [иностранных] акционеров, сотрудников и правительства»[149].
Проблема недостаточности регулирования стоит особо остро на уровне местных властей. Во имя политической децентрализации и «сближения народа и сервисных организаций», Всемирный банк и правительства-доноры недавно продавили разделение госпредприятий на мелкие составляющие, по географическому принципу, тем самым оставляя регулирующие функции за местными властями. На бумаге всё это выглядит хорошо, но в реальности зачастую приводит к регуляторному вакууму[150].
Глава 6. Патенты, Windows и жадность как тормоз на пути прогресса
Дурно ли «заимствовать» идеи?
Летом 1997 года, я приехал на конференцию в Гонконг. Безграничная энергия и коммерческое кипение этого города были захватывающими даже для корейца, который [и сам] был не чужд таким вещам. Проходя по оживлённой улице, я заметил десятки уличных дельцов, продающих компьютерные программы и музыкальные CD. Особенно привлекло моё внимание витрина с операционной системой «Windows 98» для PC.
Я знал, что гонконгцы, как и мои земляки корейцы хороши в пиратском копировании, но как копия могла появиться раньше оригинала? Что, кто-то изобрёл машину времени? Маловероятно, даже для Гонконга. Должно быть, кто-то раздобыл прототипную версию «Windows 98», которая проходила окончательную доводку в лабораториях «Microsoft» и выбросил на рынок бутлегерскую версию.
Компьютерные программы известны тем, что их ужасно легко копировать. Новый продукт, вобравший в себя сотни человеко-часов напряжённой работы по их разработке, с лёгкостью можно скопировать на диск за несколько секунд. Так что, хотя м-р Билл Гейтс (Bill Gates) может быть исключительно щедрым человеком в своей благотворительной деятельности, он становится ужасно жёстким и несговорчивым, когда дело заходит от том, что кто-то копирует его программы. Индустрия развлечений и фармацевтическая промышленность имеют те же проблемы. Вот почему они исключительно агрессивно продвигают мощные меры защиты прав интеллектуальной собственности (IPR), такие как патенты, авторские права и торговые марки.
К сожалению, эта «могучая кучка» диктовала все международно-правовые подходы к правам интеллектуальной собственности последние два десятка лет. Они провели кампанию, чтобы ввести в ВТО соглашение по так называемым TRIPS (Связанным с торговлей правам интеллектуальной собственности). Это соглашение расширяет спектр, удлиняет срок действия и усиливает степень защиты IPR до беспрецедентного уровня, значительно затрудняя развивающимся странам приобретение новых знаний, которые им необходимы для экономического развития.
«Топливо интереса в горение гения»
Многие африканские страны страдают от эпидемии ВИЧ/СПИД[151]. К сожалению ВИЧ/СПИД препараты очень дороги и стоят примерно 10–12 тысяч долл. в год на одного пациента. Эта [сумма] в три-четыре раза превышает средний годовой доход даже в самых богатых африканских странах, таких как ЮАР и Ботсвана, эпидемия ВИЧ/СПИД в которых оказалась самой серьёзной в мире. Эта [сумма] в 30–40 раз больше среднего годового дохода в таких беднейших странах, как Танзания и Уганда, в которых также высок уровень этого заболевания[152]. С учётом всего этого, [совершенно] понятно, что некоторые африканские страны импортируют «препараты-копии» [