Киншаса в пятидесятые годы
И коррупция не является феноменом XX-го века. Подавляющее большинство сегодняшних богатых стран успешно прошли индустриализацию, несмотря на то, что их общественная жизнь была поразительно коррумпирована[243]. В Британии и во Франции открытая торговля общественными [государственными] постами (не говоря уже о титулах) была обычной практикой по крайней мере до XVIII века[244]. В Британии до начала XIX века считалось совершенно нормальным, чтобы министры «заимствовали» средства своих ведомств для личной выгоды[245]. До 1870 года, назначение гражданских чиновников высокого ранга в Британии производилось на основе покровительства [оказанных ранее услуг], а не качеств [кандидата]. «Главного кнута» [главного партийного организатора] правящей партии (эквивалентен лидеру большинства в Конгрессе США) тогда так и называли «Секретарь Казначейства по покровительству», потому что раздача протекций была его главной обязанностью[246]. В США система «дележа добычи» («spoils system»), когда государственные посты раздавались сторонникам победившей партии (лоялистам), независимо от их профессиональной квалификации, укоренилась в начале XIX века и особенно расцвела в десятилетия, последовавшие за Гражданской войной. Ни единого федерального бюрократа в США не назначили посредством открытого, состязательного процесса до принятия «Закона Пендлтона» 1883 года (Pendleton Act)[247]. Но [не будем забывать вопрос, вынесенный в подзаголовок] в этот самый период США являлись самой быстрорастущей экономикой в мире.
Процесс выборов был также исключительно продажен. В Британии подкуп, «угощения» (обычно в виде бесплатной выпивки в связанных с той или иной партией питейных заведениях), обещания работы и угрозы избирателям были повсеместно распространены до принятия «Закона о коррупционной и противоправной практике» 1883 года (Corrupt and Illegal Practices Act). Даже после принятия этого закона предвыборная коррупция на местных выборах сохранилась и в XX веке. [А на референдуме 2003 года о вступлении Литвы в ЕС это были «пол-литра пива, полтора литра прохладительных напитков, пачка стирального порошка или шоколадный батончик местного производства»]. В США государственных чиновников часто использовали для партийных политических кампаний (и даже заставляли жертвовать в кассу предвыборной кампании). Фальсификации выборов и покупка голосов были повсеместно распространены. В США, где было много иммигрантов, к выборам бесправные иностранцы мгновенно превращались в граждан, которые могли голосовать, при этом «торжественного церемониала в этом было не больше, а быстроты ровно столько же, сколько демонстрировало превращение свиней в свинину в пакгаузах Цинцинати», – писала «New York Tribune» в 1868 г[248]. При дороговизне предвыборных кампаний, не удивительно, что избранные чиновники активно искали [возможностей для] взяток. В конце XIX века коррупция законодателей в США, особенно в законодательных ассамблеях штатов, достигла такого уровня, что будущий президент Теодор Рузвельт с горечью заметил в отношении одного депутата, который открыто продавал голоса лоббистским группам, что у него «было такое же отношение к общественой жизни и государственной службе, как у стервятника к дохлой овце»[249].
Как это возможно, что коррупция имеет столь различные экономические последствия в различных странах? Многие коррумпированные страны живут ужасно (к примеру, Заир, Гаити), другие – достойно (например, Индонезия), а третьи – очень хорошо (например, США конца XIX в. и страны Юго-Восточной Азии после Второй мировой войны). Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно открыть этот «чёрный ящик», называемый коррупцией и понять его внутреннее устройство.
Взятка – это передача богатства от одного лица другому. Она не обязательно несёт отрицательное воздействие на экономическую эффективность и рост. Если министр (или другой государственный чиновник) взяв взятку у капиталиста, вложит её в какой-либо проект, по меньшей мере такой же продуктивный, как тот в который бы вложил сам капиталист (если бы он не должен заплатить взятку), то имевший место [факт] продажности может никак не повлиять на экономику [в целом], в терминах эффективности или роста. Единственная разница в том, что капиталист стал беднее, а министр – богаче, то есть это – вопрос [пере]распределения доходов.
Конечно, всегда есть шанс, что министр не использует деньги также эффективно, как капиталист [смог бы]. Министр может промотать свой неправедный заработок на показное потребление, тогда как капиталист мог бы мудро вложить эти деньги. Частенько так и бывает. Но a priori так считать нельзя. История демонстрирует, что многие бюрократы и политики оказались искушёнными инвесторами, а многие капиталисты промотали свои состояния. Если министр употребит деньги более эффективно, чем капиталист, коррупция может даже поспособствовать экономическому росту.
Важнейшим вопросом в этом отношении является, остаются или нет «грязные» деньги в стране. Если взятку положить в швейцарский банк, то она не сможет внести своего вклада в создании дополнительного дохода и рабочих мест посредством инвестирования, что является одним из способов, которым «низкие» [«подлые»] деньги могли бы частично «искупить» себя. И воистину, [этот момент] является главной причиной [поразительных] различий между Заиром и Индонезией. В Заире большая часть коррупционных денег была вывезена из страны. Если уж вы должны иметь коррумпированных лидеров, то, по крайней мере, вам нужно, чтобы они хранили награбленное на родине.
Приведёт ли коррупционное перераспределение доходов к более или к менее продуктивному употреблению денег, выплаченных в виде взяток, [всё равно] коррупция может создать целый спектр проблем «искажая» решения правительства [политику государства].
К примеру, если взятка позволяет менее эффективному производителю получить лицензию на строительство, скажем, нового прокатного стана, это снизит эффективность экономики. Но, опять же, такой исход не является предрешённым. К примеру, утверждалось, что производитель, который готов заплатить наибольшую взятку [для получения лицензии], скорее всего и является наиболее эффективным производителем, поскольку производитель, который ожидает получить большую отдачу от лицензии, по определению готов предложить наибольшую взятку для её получения. А если это так, то выдача лицензии производителю, дающему наибольшую взятку, по существу, равноценна продаже лицензии государством с аукциона, и следовательно, [в такой же мере] является наилучшим способом выбрать наиболее эффективного производителя, за исключением того, что доход от этого потенциального аукциона идёт неразборчивому в средствах чиновнику, а не в казну, как было бы в условиях прозрачного аукциона. Конечно же, этот аргумент «взятки как неофициального (и эффективного) аукциона» рассыпается [в прах], если более эффективный производитель имеет несгибаемые моральные принципы и отказывается платить взятки; в таком случае коррупция позволит менее эффективному производителю получить лицензию.
Коррупция может также «искажать» правительственные решения мешая административному регулированию. Так, если водопроводная компания, поставляющая некачественную воду, прибегая к подкупу ответственных чиновников, сможет продолжить такую практику, [определённо] будут отрицательные экономические последствия – участятся случаи заболеваний, передаваемых грязной водой, что в свою очередь повысит расходы на здравоохранение, и как следствие снизит производительность труда.
Но если административное регулирование было «ненужным», коррупция может и повысить экономическую эффективность. К примеру, до правовой реформы 2000 года, чтобы открыть фабрику во Вьетнаме, требовалось подать десятки документов (включая характеристику заявителя и его медицинскую справку), в том числе около 20-ти, выдаваемых [центральным] правительством; говорят, что требовалось от шести до двенадцати месяцев на то, чтобы собрать все необходимые документы и получить все согласования[250]. В такой ситуации, может оказаться предпочтительным, чтобы потенциальный инвестор подкупил соответствующих чиновников и быстро получил лицензию. Можно сказать, что инвестор выигрывает в том, что он [получает возможность] заработать больше денег, потребитель выигрывает от того, что его спрос удовлетворяется быстрее, а чиновники – от того, что становятся богаче (хотя, конечно, имеет место нарушение доверия [злоупотребление] и государство недополучает свой законный доход). По этой причине часто говорят, что мздоимство может повысит экономическую эффективность зарегулированной экономики тем, что возвращает рыночные силы, хотя и незаконными методами. Именно об этом говорил ветеран американской политологии Самюэль Хантингтон (Samuel Huntington) в своём, ставшим классическим, пассаже: «в терминах экономического роста, хуже чем общество с жёсткой, сверхцентрализованной, бесчестной бюрократией, может быть только общество с жёсткой, сверхцентрализованной и честной бюрократией»[251]. Опять же, взяточничество, которое позволяет предприятиям обойти административное регулирование может быть, а может и не быть экономически полезным (хотя, в любом случае, остаётся незаконным, и, в лучшем случае, морально сомнительным); всё зависит от самой природы такого регулирования.