Я очень хотел бы, чтобы у меня была возможность рассказать, что судьба была благосклонна к нашему бесстрашному радисту, Маленькому Уолли, ключевой фигуре нашей операции. После прекращения военных действий генерал Лемницер предложил организовать для Уолли, в признание его заслуг перед нашей страной, вступление в армию США. Это упростило бы ему процедуру получения американского гражданства. Уолли, однако, стремился вернуться в Чехословакию, повидаться с семьей. Он не принял предложение генерала Лемницера и поехал домой. С тех пор у меня нет никаких сведений о нем. Это неудивительно, так как коммунисты давно взяли власть в стране. Где бы он ни был, я желаю, чтобы у него все было хорошо.
Парри, храбрый итальянский патриот, освобожденный и привезенный ко мне как свидетельство серьезности намерений немцев участвовать в операции «Восход», стал первым послевоенным премьер-министром Италии. Это удивительное освобождение, послужившее прелюдией к «Восходу», было злобно оклеветано в одном из тех споров, которые часто возникают среди итальянских политиков. Перестав быть премьер-министром, он затем, в 1953 г., выставил свою кандидатуру на сенатских выборах. Одна группа его оппонентов, что довольно удивительно, неофашистская группировка, попыталась лишить его шансов на избрание, распространяя в газетных статьях в Риме и на плакатах в Милане лживые слухи о том, что Парри, находясь в заключении у немцев, якобы передал им информацию об итальянском Сопротивлении и таким способом заполучил себе свободу.
Парри немедленно предъявил в Милане иск за клевету, и последовавший судебный процесс был во многом обзором операции «Восход». Некоторые из участников операции, как от союзников, так и с немецкой стороны, были вызваны для дачи показаний. Мы искренне свидетельствовали о высоких мотивах поступков Парри и его верности и мужестве.
Из немцев, принимавших участие в «Восходе», те, кто не служил в СС, включая Рана, Рёттигера и Швайница, начали новую, успешную карьеру.
Ран стал ведущей фигурой в немецкой компании «Кока-Кола» и в период нашей встречи в Асконе баллотировался в германский парламент.
Генерал Рёттигер во время оккупации Германии был нанят американской армией для работы в проекте, посвященном написанию военной истории Второй мировой войны. Когда после 1951 г. была сформирована новая немецкая армия, он был выбран, ввиду его блестящих характеристик военного времени и как генерала, и как антинациста, на должность первого генерал-инспектора. Он оставался на этом посту до самой смерти в середине 50-х. Виктор фон Швайниц стал ведущим сотрудником германской компании, занимающейся торговлей сталью. Генерал Витингоф умер всего через несколько лет после окончания войны.
У служивших в СС задачи были потруднее. Перед войной между союзниками было решено, что эсэсовцы, сотрудники нацистской секретной полиции, военизированных и разведывательных организаций подпадают под категорию «автоматического ареста». Это означало задержание на срок больший, чем для других военнопленных.
Адъютант Вольфа, Веннер, бежал из заключения и отправился в Южную Америку. С Гвидо Циммера, капитана-эстета, довольно быстро были сняты все обвинения, и ему позволили вернуться в Германию. В конце концов он эмигрировал в Аргентину, где Парильи, его давний хороший друг, помог ему организовать собственное дело.
Дольман бежал из американского лагеря для интернированных в Римини в Италии, но, в отличие от Веннера, не попытался перебраться в Южную Америку. Он направился в Милан. Здесь, как сообщают, он наладил некоторые старые церковные контакты с теми, с кем сотрудничал во время войны. В итоге он вернулся в Мюнхен, свой родной город, где, как я понимаю, занимается литературными делами.
Генерал Вольф осенью 1945 г. был переправлен из лагеря для интернированных в Италии в Нюрнберг, где выступал в качестве свидетеля на нескольких важнейших процессах над военными преступниками. Его удерживали в течение четырех лет, пока длились эти процессы, но в статусе свидетеля. Рассматривался вопрос о его собственной причастности к преступлениям СС, однако свидетельства оказались недостаточными для привлечения его к суду союзниками. В 1964 г. Вольфа судил германский суд, который дал ему 15 лет за «длительное участие и глубокую вовлеченность в преступления». Очевидно, его близость к Гиммлеру означала, что он был посвящен в действия СС и что, несмотря на помощь, которую он неоднократно оказывал преследуемым лицам в частном порядке, оставление его в занимаемой должности могло бы быть истолковано только как попытка смотреть сквозь пальцы на происходящее.
Имелось и одно документальное свидетельство. В 1942 г. Вольф поставил свою подпись на бумаге с запросом дополнительных грузовых автомобилей у министерства транспорта для использования в Польше. Похоже, имелись основания считать, что автомобили предполагалось использовать для перевозки евреев в лагеря уничтожения. На суде Вольф заявил, что не знал о таких целях использования машин.
Здесь не место и не время для попыток выяснить степень виновности Вольфа или анализировать его побуждения и мотивы во время участия в операции «Восход». Германский суд воздал за содеянное, и бесполезно пытаться здесь примирить его поведение как близкого сподвижника Гиммлера на протяжении многих лет с поведением человека, внесшего самый большой вклад в окончательную капитуляцию немцев в Северной Италии.
В этой повести я представил факты, касающиеся Вольфа, такими, как я их видел. Все выводы оставим истории. Одно мне ясно: однажды поняв, что он и германский народ были обмануты и введены в заблуждение Гитлером и что продолжением войны Гитлер просто обрекает германский народ на бессмысленное истребление, Вольф решил, что, какими бы ни были его прежние цели и мотивы, впредь его долг сделать все возможное для окончания войны. На протяжении долгих недель наших переговоров он никогда не отступал от этого решения и не менял курс. Он никогда, сколько я мог видеть, не давал нам обещаний, которые не мог выполнить в пределах своих полномочий и возможностей. Тем самым он и внес огромный вклад в успех операции «Восход».
Гаверниц, который внимательно следил за процессом Вольфа и представил германскому суду полную историю участия Вольфа в «Восходе», пришел к выводу, который разделяю и я: «Просветление для Вольфа наступило в 1943 году, и он попытался не решать проблему для себя одного, а вывести нацию из этой трагической ситуации».
Когда после капитуляции Гаверниц и я посетили Ставку союзных войск в Казерте и генерала Эйзенхауэра в Реймсе, мы получили большее, чем заслужили, количество поздравлений в связи с успешным исходом этого уникального миротворческого предприятия. Две полученные тогда телеграммы мы не забудем никогда. Одна была от генерала Лемницера и в ней содержалось следующее:
«Сердечные поздравления по поводу итогов «Кроссворда». Достигнут полный и потрясающий успех. Вы и Ваши товарищи можете гордиться блестящей ролью, которую вы сыграли в происшедших ныне эпохальных событиях. Восхищаюсь Вашей верностью своему долгу на протяжении последних трудных недель и равным образом горд тем, что имел честь и радость участвовать с Вами в этой операции, которая повлекла за собой конец власти нацистов в Европе».
Еще одна телеграмма была от заместителя Донована, бригадного генерала Джона Магрудера, который в течение всех переговоров по «Восходу» держал сторону Донована и которому мы во многом должны быть благодарны за полезные указания, полученные от руководства. В то время я не знал, что его сын служил в 10-й горной дивизии, которая готовилась к наступлению, когда 2 мая пришел приказ о прекращении огня. Вот какое послание я получил:
«Макгрудер – 110-му [Это был мой номер в УСС]:
Бесчисленные тысячи родителей благословили Вас, имея честь узнать о том, что Вы сделали. Как один из тех, кто удостоился этой чести, вместе с моим мальчиком в горной дивизии, я благословляю Вас».
Обсуждая операцию «Восход» на встрече в Асконе, мы задавали себе вопрос, каким уроком для будущего стали те переговоры.
Легко начинать войны или втягиваться в них, но очень трудно их останавливать. Как только соперничающие силы вступают в бой, связи между ними прекращаются. Действительно, недопустимо же иметь дело с врагом. «Взаимообмен», в самом широком смысле слова, попадает под запрет. На переговоры накладывается табу. Даже если лидеры одной из сторон хотят прекратить сражения, они не желают рекламировать это на весь мир, и в первую очередь – рассказывать об этом противнику, чтобы избежать публичных упреков и не получить клеймо предателей. Обычно очень не легко быстро найти безопасный и надежный путь сообщить другой стороне о желании примириться.
Одним из уроков, который мы извлекли из «Восхода», явилось понимание жизненной важности установления тайных контактов и надежной связи между лидерами всех враждующих сторон. Как только это сделано и есть уверенность, что может происходить обмен идеями без опасений их вынесения на широкую публику или досрочного раскрытия, переговоры приобретают обнадеживающий оборот. На фоне сражений сделать это нелегко, но «Восход» доказал, что вполне возможно. Огромное количество исследований посвящается подготовке войн, но очень мало внимания уделяется куда более важной задаче прекращения однажды начатых сражений. Операция «Восход», возможно, открыла здесь некоторые полезные моменты, и, изучая использованные в ней методы, встреченные и преодоленные трудности, мы можем найти для себя пути для будущих переговоров.
Еще когда мы работали над «Восходом», кое-что об этой операции стало известно японским представителям в Швейцарии. В апреле 1945 г., во время пика сражений на Окинаве, Гаверница и меня посетили в Швейцарии пресс-атташе японской армии и флота в этой стране, а также несколько японских чиновников базельского Банка международных расчетов. Они желали уяснить, не могут ли они также воспользоваться секретными каналами связи с Вашингтоном, установленными для «Восхода», в целях обеспечения мира для Японии. Я информировал об этом Вашингтон и был уполномочен выслушать японцев. В эти переговоры был вовлечен Пер Якобссон, способный экономический советник базельского банка, и начался активный обмен сообщениями между Вашингтоном и Берном.