– Вы, без сомнения, легко сможете сделать для меня еще одну порцию, – сказала она.
Боже, эту женщину ничто не брало. Я в отчаянии вскинула руки.
– Вы что, не можете подкупить какого-нибудь врача? Зачем возлагать это на меня после того, как я дважды вам отказала?
Она накинула на лицо вуаль, и нежное плетение кружева напомнило мне листья болиголова.
– Глупая женщина, – отозвалась она из-под кружева. – Неужели вы думаете, что я не рассмотрела всех врачей, всех аптекарей города? Я не хочу, чтобы меня поймали. Вы хоть понимаете, что в вас особенного? – Она замолчала, разглаживая платье. – Я ошиблась, доверившись вам. Но теперь нет смысла менять решение. – Она взглянула на свою затянутую в перчатку руку, сосчитала по пальцам. – Вы сделали порошок за день, так?
Я растерянно нахмурилась. Какая теперь была разница?
– Да, – пробормотала я.
– Очень хорошо, – сказала леди Кларенс. – Я вернусь завтра, как я понимаю, времени, чтобы заново приготовить порошок, достаточно, и вы дадите мне банку свежей шпанской мушки, такую же, как та, что вы только что по глупости уничтожили. Я буду в половине второго.
Я смотрела на нее, не в силах вымолвить ни слова, я готова была вытолкать ее за дверь, с помощью Элайзы, если понадобится.
– Если вы не подготовите порошок, как я просила, – продолжала леди Кларенс, – тогда вам лучше собрать вещи, и побыстрее, потому что я пойду прямиком к властям и расскажу о вашей лавочке, полной паутины и крысиного яда. И когда я буду с ними говорить, я особо велю пройти складскую комнату насквозь и проверить, что за ее задней стеной. Все тайны этой мерзкой дыры выйдут на свет. – Она плотно запахнула шаль. – Я жена лорда. Не пытайтесь меня обмануть.
Она рывком распахнула дверь и вышла, захлопнув ее за собой.
14. Кэролайн. Наши дни, вторник
До прибытия Джеймса оставалось всего несколько часов, и у меня не было времени исследовать дверь за воротами, но любопытство мое, задетое вчера, сейчас просто пылало. Вся собранная по крупицам информация – сперва флакон, потом загадочная записка о Медвежьем переулке, а теперь дверь на его задворках – казалась кусочками соблазнительного пазла. Я решила еще покопаться и вернуться, как только смогу.
Когда я выходила из Медвежьего переулка, солнце скользнуло за облако, и меня окружила прохладная тень. Если считать, что женщина-аптекарь и правда существовала, как она могла выглядеть? Я представила себе пожилую женщину с седыми растрепанными волосами, секущимися на концах из-за того, что она слишком много времени проводит над котелком, представила, как она спешит прочь по брусчатке переулка, одетая в черный плащ с капюшоном. Потом я покачала головой, удивляясь своему воображению: она не ведьма, и это все не «Гарри Поттер».
Я вернулась мыслями к записке из больницы. Написавшая ее, кем бы она ни была, сказала, что умирали мужчины – во множественном числе. Это все было удручающе неопределенно. И все же, если из-за аптекаря умерло немало людей, должно быть хоть какое-то упоминание, какая-то запись в сети об известном аптекаре.
Свернув обратно на Фаррингдон-стрит, я вытащила телефон, открыла браузер и напечатала в поисковой строке «Лондон, аптекарь-убийца, 1800-е».
Результаты вышли самые разные: несколько статей об одержимости XVIII века джином, страница Википедии о Законе об аптеках 1815 года и страница академического журнала о переломах. Я открыла вторую страницу результатов поиска и увидела пока что самое близкое к тому, что искала: страницу архива старейшего уголовного суда Лондона, Олд Бейли. Я принялась проматывать ее пальцем, но страница была ужасно длинной, а я понятия не имела, как открыть поиск по тексту в телефоне. Секунду спустя объем данных с сайта подвесил мне браузер. Я выругалась и смахнула его вверх по экрану, чтобы закрыть.
От разочарования я вздохнула. Неужели я и правда надеялась все решить простым поиском в сети? Джеймс, вероятно, списал бы все на несоответствующие методы поиска, которые я могла бы прокачать еще студенткой, если бы, сидя целыми днями в библиотеке, читала побольше учебников, а не романы.
Библиотека. Я вскинула голову и спросила у прохожего, где ближайшая станция метро, скрестив пальцы в надежде, что Гейнор сегодня будет на месте.
Вскоре я вошла в отдел картографии, радуясь, что сегодня не вымокла под дождем и не покрыта вонючим илом. Гейнор я заметила сразу, но она как раз помогала кому-то за компьютером, так что я терпеливо стала ждать, когда она освободится.
Через несколько минут Гейнор подошла обратно к своему столу. Увидев меня, она улыбнулась.
– Вы вернулись! Узнали что-нибудь о флаконе? – весело спросила она. Потом с притворной серьезностью продолжила: – Или опять занимались мадларкингом и принесли мне новую загадку?
Я засмеялась, почувствовав к ней тепло.
– Вообще-то, ни то ни другое.
Я рассказала ей о бумагах из больницы и записке, написанной неизвестно кем, в которой упоминалась женщина-аптекарь, причастная ко многим смертям.
– Записка была датирована 1816 годом. В ней говорилось о Медвежьем переулке, который оказался недалеко от моей гостиницы. Я сходила туда сегодня утром, но ничего толком не увидела.
– Вы начинающий исследователь, – шутливо заметила Гейнор. – И я бы сделала то же самое. – Она выровняла стопку папок, лежавших перед ней на столе, и отложила их в сторону. – Медвежий переулок, говорите? Что ж, гравировка на вашем флаконе напоминала медведя, хотя предположить, что они как-то связаны, будет некоторой натяжкой.
– Согласна. – Я прислонилась бедром к столу. – Вся эта история выглядит натяжкой, если уж начистоту, но… – Я замолчала, глядя на стопку книг у Гейнор за спиной. – А что, если нет? Что, если в этом что-то есть?
– Думаете, женщина-аптекарь могла существовать на самом деле? – Гейнор скрестила руки на груди и вопросительно на меня посмотрела.
Я покачала головой:
– Я точно не могу сказать, что думаю. Отчасти поэтому я здесь. Думала, спрошу у вас, нет ли старых карт этого района – в смысле, Медвежьего переулка – начала XIX века. И еще я подумала, что у вас лучше получится просто поискать в сети. Я пыталась поискать аптекаря-убийцу в Лондоне, но мало что нашла.
Лицо Гейнор озарилось при моей просьбе; как она и сказала мне при первой встрече, старые исторические карты были ее любимой темой. Во мне тихонько зашевелилась зависть. С каждым днем я приближалась к возвращению на работу в Огайо – работу, не имевшую никакого отношения к истории.
– Что ж, в отличие от вчерашнего случая, – сказала Гейнор, – с этим я вам, по-моему, и в самом деле смогу помочь. У нас есть отличные ресурсы. Идемте со мной.
Она провела меня к компьютеру и жестом велела сесть. Впервые за десять лет я снова ощутила себя студенткой-историком.
– Так, начать лучше всего, конечно же, с карты Рока от 1746 года. Для нашего периода рановато, но ее целое столетие считали самой точной и подробной картой Лондона. У Рока десять лет ушло на исследования и публикацию.
Гейнор щелкнула по значку на экране и перешла в окно, полное черно-белых прямоугольников.
– Можем увеличить любой квадрат, чтобы рассмотреть улицы, или просто ввести название. Так, давайте наберем «Медвежий переулок», раз уж он упоминается в записке из больницы.
Она нажала «Ввод», и карта немедленно перескочила к единственному Медвежьему переулку.
– Чтобы сориентироваться, – объяснила Гейнор, двигая карту, – посмотрим, что вокруг. Восточнее собор Святого Павла, ниже, на юге, река. Как по-вашему, это примерно тот же район, где вы были сегодня?
Я нахмурилась, ни в чем не уверенная. Карте было больше двухсот пятидесяти лет. Я прочла названия окрестных улиц и не узнала ни одной: Флит-Призон, Мил-Ярд, Флит-Маркет.
– Точно не могу сказать, – ответила я, чувствуя себя глупо. – У меня вообще не очень хорошо с картами. Помню только Фаррингдон-стрит, большую улицу, по которой шла.
Гейнор прищелкнула языком.
– Отлично. Тогда наложим современную карту на карту Рока, это нетрудно. – Она нажала еще несколько клавиш, и поверх первой карты мгновенно появилась вторая. – Фаррингдон-стрит, вот она. На старой карте она называется Флит-Маркет, так что название в какой-то период поменялось. Ничего удивительного.
Глядя на вторую, современную карту, я сразу узнала район – на ней даже был отмечен переход, где меня чуть не сбило такси.
– Вот он! – воскликнула я, подавшись вперед. – Да, это точно тот самый Медвежий переулок.
– Отлично. Давайте вернемся к старой карте и получше ее рассмотрим.
Она убрала современную карту с экрана и максимально увеличила Медвежий переулок, изображенный на карте Рока.
– А это интересно, – сказала она. – Видите?
Она указала на крошечную линию, тонкую, как волосок, отходившую от Медвежьего переулка. Она была подписана как «Малый пер.».
Я едва заметила неожиданный спазм, стянувший низ моего живота.
– Да, вижу, – сказала я. – А что в ней интересного?
Но едва эти слова слетели с моего языка, у меня забилось сердце. Дверь.
– Он такой крошечный, – сказала Гейнор. – Рок очень хорошо отобразил размеры улиц – так, например, главные у него нарисованы шире всего, – но эта немногим шире того, как нарисована на карте. Наверное, непримечательная улочка, возможно, просто проход. Понятно, раз уж она называется Малый переулок.
Она снова вывела поверх старой карты современную, переключив ее мышкой.
– И сегодня она уже точно не существует. Так часто бывает – тысячи городских улиц перемещаются, отклоняются или просто застраиваются.
Она взглянула на меня, и я отняла руку от лица; я, сама того не замечая, грызла ноготь.
– Вас что-то тревожит.
Наши глаза встретились. На мгновение я ощутила почти непреодолимое желание выложить ей все, что тяготило мое сердце. Но едва у меня горячо закололо за глазами, я сунула руки под себя и снова повернулась к компьютеру. Джеймс еще не прилетел в Лондон; это время было только моим, и я не собиралась тратить его, плача по Джеймсу.