Стратерс решительно кивнул:
— Для меня будет честью повергнуть в прах этого мерзавца. Скажите, как мне найти вас, когда я соберу необходимые улики?
— Слушания начнутся в следующий вторник утром… — Алатея порылась в своем ридикюле и вытащила карандаш: — Это будет в Чансери-Корт…
Единственным клочком бумаги, который она нашла, был входной билет в музей, зато его оборотная сторона оказалась пригодной для записи. Она разорвала билет пополам и записала на обороте свое имя и адрес.
— Если вам понадобится увидеть меня до вторника, вот мои координаты. А где можно найти вас?
Он продиктовал ей адрес меблированных комнат в Клер-кенуэлле.
— Каждый раз, когда я бываю в Лондоне, я останавливаюсь в новом месте и живу там недолго.
Алатея записала адрес, потом спрятала бумажку в свой ридикюль.
— Вы не отплывете раньше вторника?
— Это маловероятно, — пробормотал Стратерс: — А теперь мне пора. — Он снова отвесил Алатее церемонный поклон: — Не бойтесь, миледи: Алоизиус Стратерс не подведет вас.
С этими словами старик нахлобучил на голову шляпу и с мрачным видом удалился.
Алатея еще некоторое время смотрела ему вслед. Голова ее кружилась, и в конце концов она, обессиленная, опустилась на скамью. Когда пятью минутами позже Мэри, Элис и Огаста нашли ее, она уже была спокойна и улыбалась.
— Мы можем отправляться домой.
После этих слов все весело направились к выходу.
Как только Алатея оказалась дома, она немедленно послала записку на Брук-стрит. Габриэль прибыл, когда они вставали из-за стола после ленча. Едва дав ему время поздороваться со своей семьей, Алатея тут же потащила его в беседку.
Будто подчиняясь ее лучезарному настроению, тучи рассеялись. Молодежь тоже выбежала на лужайку сада, чтобы поиграть и порезвиться, но никто из них не посмел последовать за ними.
— Я полагаю, — предложил Габриэль, — что ты на пороге какого-то открытия?
— Капитан Алоизиус Стратерс! — Алатея быстро повернулась и опустилась на скамейку. — Я нашла его.
— Где?
— В музее.
Она, сияя, поведала Габриэлю историю их встречи.
— Этот человек не только согласился свидетельствовать в нашу пользу и разоблачить Кроули, но также сказал мне, что может добраться до карт, выверенных и завизированных карт, и достать бумаги, где излагаются все подробности, имеющие отношение к аренде копей. Он готов оказать нам даже большую помощь, чем мы предполагали.
Габриэль поморщился:
— Меня бы вполне устроило, если бы капитан во плоти появился перед судьей со своим устным свидетельством. Большего нам и не требуется. Стратерс сказал тебе, где остановился?
Алатея извлекла из кармана сложенный лист бумаги.
— Я переписала для тебя его адрес. Может быть, ты съездишь туда, повидаешься с ним?
Лицо Габриэля становилось все мрачнее.
— Да, думаю, его необходимо повидать и предупредить. Если он начнет совать нос и расспрашивать о картах и аренде копей, то может вызвать подозрения. Кроули тотчас же начнет действовать. Мы близки к цели, но Роналд Кроули не такой противник, которого можно недооценивать.
— Все это верно, однако капитан его хорошо знает.
— И все же мне следует поговорить с ним. Я попытаюсь внушить ему, что необходимо соблюдать крайнюю осторожность.
Сунув листок с адресом в карман, Габриэль внимательно посмотрел на Алатею.
— Никуда не ходи и не езди одна до тех пор, пока не будет принято решение суда и нам не станет известно, что Кроули покинул Англию.
— А я-то воображала, что ты не склонен все драматизировать.
— Я говорю серьезно. — Он взял ее за руку. — Кроули не какой-нибудь легкопредсказуемый английский мошенник — он не признает никаких законов, кроме закона джунглей. С той минуты, как он узнает о наших планах, и до той, когда вернется в свои джунгли или в какое-нибудь другое место, столь же далекое от цивилизации, ты не будешь в безопасности. Теперь у нас достаточно доказательств, чтобы свалить Кроули, и нет никакой причины подвергать себя опасности.
Взрыв смеха с той стороны, где резвились Чарли и Джереми, заставил их обернуться.
— Они тоже будут в безопасности, если ты откажешься от необдуманных вылазок за пределы светского общества — там Кроули не может действовать свободно, не привлекая к себе внимания.
Габриэль сжал руку Алатеи:
— Обещай, что будешь осторожна.
Алатея видела беспокойство и непривычную нежность в его глазах.
— Да, но…
— Никаких «но»…
В мгновение ока нежность исчезла с его лица: ее рыцарь и защитник смотрел на нее с яростью.
— Обещай!
Это было требование, а не просьба.
Алатея вспыхнула:
— Я буду осторожна. Я не буду делать глупостей. Надеюсь, ты удовлетворен? Я никогда не была твоей, чтобы подчиняться твоим приказам.
Его голос зазвучал, как львиный рык:
— Ты ступаешь по тонкому льду.
Да, но что было под этим льдом? Алатея отчаянно хотела это знать.
Она ответила надменным взглядом.
— Я принадлежу только себе, и никому больше. Я не принадлежу тебе.
Несколько минут они смотрели друг другу в глаза, и лицо Габриэля становилось все жестче и суровее.
— Позволь мне сообщить, что произойдет после того, как суд вынесет решение в нашу пользу и мы покончим с Восточно-Африканской золотодобывающей компанией. Сначала одним прекрасным июньским утром мы поженимся, но не тайно, не в каком-нибудь захолустье, а здесь, в самом сердце Лондона, в церкви Святого Георгия. После этого наша жизнь будет отчасти протекать в Лондоне, отчасти в графстве Сомерсет. Во время сезонов мы всегда будем в Лондоне, а если исключить все необходимые поездки, связанные с делами, остальное время посвятим Куиверстоун-Мэнор, приглядывая за делами в Морвеллан-Парке и помогая Чарли вести хозяйство, если это потребуется. Еще ты будешь наблюдать за тем, как растут Джереми и Огаста. Мы вывезем Огасту в Лондон на ее первый сезон, и так ты сможешь общаться с Мэри и Эшером, а также с Элис и Карстерсом.
К тому же у нас есть еще Хизер и Элайза, которые, как тебе отлично известно, не против обрести еще одну сестру. Восточное крыло дома придется обновить и обставить заново. Я ничего там не менял, кроме мебели, которую отполировали и почистили.
Если всего этого тебе не достаточно, у меня на примете есть еще миллион развлечений — по крайней мере три сына и столько дочерей, сколько получится. Таково наше будущее.
Алатея спокойно выдержала его взгляд; она молила Бога, чтобы Габриэль не догадался, что творится у нее в сердце.
— Представь себе такую картину — мы с тобой сидим под старым дубом в южной части сада и смотрим, как играют дети. Мы слышим их пронзительные голоса и веселый смех, урезониваем их, когда они уж слишком разойдутся, утешаем, когда они огорчаются. Ты ведь всегда любила детей, и теперь судьба обернулась так, что к тебе возвращается то, что было отнято. — Он устремил взгляд на лужайку. — Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, что ты все это отвергнешь во второй раз.
Его доверительный тон тронул сердце Алатеи. Он был воином — все в его словах было логично и практично. Ее рыцарь и защитник готов был ввести ее в новый мир и ожидал, что она будет ему благодарна за это.
Прежде чем заговорить, Алатея подняла голову и взглянула на него.
— Ты прав почти во всем, вот только как насчет нас — тебя и меня? Как ты представляешь наши отношения?
Она попала в точку. Габриэль мгновенно нахмурился.
— Я представляю нас в постели, — проворчал он, — и во многих других местах. Хочешь услышать в деталях?
— Нет. У меня хватит и своей фантазии, чтобы представить это.
— Вот и отлично. Каждый день мы будем ездить верхом, как когда-то. Ты ведь всегда любила верховую езду.
Поколебавшись, она призналась:
— Я давным-давно продала лошадей.
Габриэль кивнул:
— Значит, мы снова их купим. Ты будешь помогать мне со счетами по имению, и у нас освободится время для верховой езды. Кстати, сейчас в моих руках все состояние Кинстеров. Тебе хорошо удалось вести финансовые дела Морвелланов, но я свои дела веду более напористо и с большим успехом.
— По части напористости я не обладаю особыми талантами.
— Зато у тебя есть талант к обороне, и вместе мы способны на многое. Разве это тебя не вдохновляет? — Он сделал широкий жест рукой.
Алатея выждала с минуту, потом тихо сказала:
— Ты прекрасно понимаешь, что я другое имела в виду. Я хотела знать, как ты представляешь наши личные отношения.
— Как только ты выйдешь замуж за меня, все, о чем я говорил, осуществится, и ты это отлично знаешь.
— Ничего я не знаю. Почему это ты вообразил, что я соглашусь на твой диктат?
— Согласишься обязательно, потому что любишь меня.
В ее глазах загорелся гнев.
— Предоставь мне самой судить об этом.
— Ты хочешь убедить меня в обратном?
В его тоне она почувствовала угрозу.
— Я хочу сказать, что и сама еще не знаю.
— Зато я знаю. Я знаю это еще и по тому, какой ты была в моих объятиях. Можешь ты себе представить, чтобы это оказался не я, а кто-то другой?
Алатея смотрела на него не отрываясь. Сама мысль об этом казалась ей чудовищной и настолько нелепой, что она потеряла нить, забыла, о чем хотела сказать.
— Я — да… нет…
Ей с трудом удалось собраться с мыслями. Он увел ее от главного и привел к заключению, что уж если она его любит, то он женится на ней независимо ни от чего. Осознание этого вызвало в ней взрыв эмоций, в котором в равной степени были перемешаны надежда и разочарование — ведь так и не удалось пробить броню и заставить его сказать то, чего она так жаждала.
Алатея невольно сжала руки в кулаки.
Ей хотелось потребовать от него прямого ответа, откровенного признания. Посмотрев ему в глаза, она отчеканила:
— Я не выйду за тебя замуж, пока ты не скажешь мне причины, по которой хочешь жениться на мне.
Те, кто знал Габриэля как воплощение цивилизованного и хорошо воспитанного джентльмена, не поверили бы своим глазам, если бы увидели его сейчас. Перед ней был грубый и примитивный воин. К счастью, она его встречала достаточно часто и видела в разных настроениях.