рым уже шли раньше.
— Наверняка к каждому из них должна быть более прямая дорога, — проворчал Триффан.
— Да? Ты в этом уверен? — бросил Спиндл.
Камни различались по форме и окраске; возле каждого шел обходной тоннель, но не прямой, а извилистый, так что трудно было судить о направлении и расстоянии от этого камня до соседнего.
Наконец они обошли все семь, дотронулись до каждого и ощутили звонкую, возносящуюся к небесам великую энергию этих стражей веры и символов Безмолвия.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес Триффан, когда они выбирались на поверхность. — Всего семь. Почему было сразу так не сказать? Зачем делать из этого какую-то тайну?
— Вполне с тобой согласен, — сказал Спиндл. — Только вот... Ну, сам скоро все поймешь.
Они прошли последние метры каменистого грунта и вышли чуть западнее того места, где спускались под землю, в некотором отдалении от стоящих Камней.
— Смотри, — начал считать Триффан. — Один, два, три... четыре, пять, шесть. — Голос его вдруг зазвучал неуверенно, и он начал оглядывать Камни поочередно. — Выходит, я ошибся в счете — только и всего. Их ведь было семь — так?
— Верно, их было семь, — подтвердил Спиндл и добавил: — Под землей их семь, на поверхности — на один меньше.
— Не может этого быть! — уверенно заявил Триффан и принялся считать заново: — Один, два, три... — Однако, сколько он ни пересчитывал, сколько раз ни обходил вокруг каждого, он так и не обнаружил «пропавший» и не смог определить, какого именно недостает, хотя и не поленился снова спуститься под землю и пересчитать их там еще раз.
Он вылез на землю усталый, вконец сбитый с толку и в дурном расположении духа. Босвелл со Спиндлом к тому времени уже давно, удобно расположившись, подкреплялись червяками.
Когда с едой было покончено, Босвелл впервые за все утро заговорил.
— Может, теперь самое время рассказать нам все до конца? — произнес он, вопросительно глядя на Спиндла.
Остервенелый порыв ветра просвистел над их головами с внезапной силой; небо нахмурилось еще больше, воздух сразу похолодел, запахло дождем. И тут Спиндл приступил наконец к своему рассказу.
Это случилось в самый разгар атаки грайков, когда Брейвис и Спиндл, несмотря на все их старания, оказались отрезаны друг от друга. Слыша за собой топот нападавших, Спиндл ринулся по одному из тоннелей и тут обнаружил, что Брейвиса больше нет рядом. Однако в момент, предшествовавший расставанию, когда тот, очевидно, понял, что видит Спиндла в последний раз, он успел ему что-то сунуть. Чуть позже, в минуты короткого затишья, Спиндл обнаружил, что Брейвис передал ему доклад, над которым трудился последние два дня. Тогда он понял: самое важное — чтобы этот документ не попал к грайкам. Именно в этот момент Спиндл — простой служка, загнанный и преследуемый, — твердо решил спасти не только этот доклад, но и все, что возможно из хранящегося в Библиотеке. Знание всех ходов и переходов помогло ему невредимым пройти сквозь смерть и кровь и добраться до еще нетронутого книгохранилища. Он сам не знал, каким чудом дошел до него живьем. Стоявшие у входа два книжника преклонного возраста беспрепятственно пропустили его внутрь. Вскоре грайки начали новое наступление, и старики приказали ему спрятаться где-нибудь в глубине Библиотеки. Именно тогда ему и довелось впервые услышать Звук Устрашения: стражи воспользовались защитными скрижалями под порталом, чтобы отпугнуть грайков. Это были те самые звуки, которые так ошеломили Триффана.
Однако действие обманного приспособления оказалось кратковременным. Вскоре грайки вломились в помещение, и Спиндл из своего укрытия стал свидетелем расправы над обоими учеными стариками и беспощадного уничтожения книгохранилища. По мере того как все новые группы появлялись в зале, свитки и древние берестяные книги принялись скидывать со стеллажей, рвать и топтать.
Спиндл понимал, что рано или поздно его обнаружат и убьют, однако даже в тот момент, движимый ему самому непонятной силой, он стал думать о том, как бы закопать доклад Брейвиса в одном из самых темных и запыленных углов.
Похоже, грайки сочли, что в Библиотеке больше никого не осталось, и не стали тщательно обыскивать помещение, предпочтя крушить и громить все, что попадалось им на глаза.
Спиндлу без особых помех удалось вырыть яму, куда он положил в первую очередь доклад Брейвиса, а затем и оказавшиеся поблизости несколько наиболее древних с виду фолиантов. Таким образом он успел закопать штук десять, после чего грайки, возможно услышав какой-то шум, забеспокоились и стали производить обыск всерьез.
Его могли бы обнаружить уже тогда, но внимание грайков было отвлечено появлением еще нескольких писцов, которые предприняли попытку защитить сокровища, собранные их предшественниками в течение веков. За это время Спиндлу удалось разрушить перегородку в соседнее помещение и припрятать еще одну пачку книг: он не успел их полностью закопать, но закидал землей, чтобы придать им вид ненужного хлама.
Итак, будучи не в состоянии бежать, храбрый Спиндл все же продолжал делать все, что мог, хотя каждую минуту его могла настигнуть смерть.
Но вот грайки расправились с горсткой защитников и возобновили поиски. Обезумевший от ужаса, бедняга забивался все дальше в глубь Библиотеки. Он перебегал с полки на полку, перебирался через стенки в отчаянной попытке хоть немного отдалить свой смертный час.
Но все было тщетно. Черная тень накрыла его, и, обернувшись, он увидел двух разъяренных грайков, заметил, как блеснули занесенные для удара когти — хотя в этом углу было совсем темно, и они едва различали перед собой его мечущуюся тень, — когда вдруг почувствовал чье-то прикосновение и услышал голос. Прикосновение было легкое. А голос нежный, хотя звучный и очень уверенный. И сразу ему сделалось так хорошо и спокойно, будто он каким-то чудом перенесся в свою родную нору, где жил ребенком.
— Спиндл из Семи Холмов! — произнес этот голос. — Тебе предстоит выполнить нечто более важное, чем спасение древних текстов. Идем же, следуй за мной!
Он повернулся и мгновенно был ослеплен чистым ясным светом, который окружал фигурку крота. За спиной, будто издалека, слышались крики сбитых с толку грайков. Они громко обвиняли друг друга в том, что упустили беглеца...
И тут он получше разглядел своего спасителя, вернее, спасительницу, ибо это была особа женского пола: ее глаза светились любовью, она казалась совсем юной, и тем не менее в ее присутствии он почувствовал себя в безопасности.
Она повела его за собою еще дальше, в маленькое помещение, где без видимой системы было сложено шесть книг. На каждой покоился ничем с виду не примечательный камешек. В этом помещении все было озарено ярким светом, и звучала музыка, прекрасней которой он не слышал никогда.
— Ты возьмешь эти книги, Спиндл, и вместе с другими спрячешь их в надежном месте. Сохрани их для' будущих поколений, пусть их в свое время найдут. Эти камни тебе тоже надлежит взять, но их ты раскидаешь по ямкам, что возле Семи Холмов; там их сможет увидеть любой, но только достойный узнает, что они значат. Там они будут лежать в сохранности, пока не настанет положенный час и их не подберут.
— Но что это за книги? — осмелился наконец спросить Спиндл. — И что значат эти камни?
Тут Спиндл услышал ее смех — и столько звонкой радости, столько беззаботности было в нем, что, когда он станет уже глубоким стариком, этот смех будет продолжать звучать в его ушах и он все еще будет мечтать о том, чтобы услышать его еще хотя бы раз...
— Лучше тебе не ведать их названий и не знать их назначения. Твоя задача и без того достаточна сложна, добрый мой Спиндл.
— Откуда мне знать, где спрятать их? — спросил он тогда.
— Ты придумаешь, ты сообразишь, — сказала она и опять залилась смехом.
Тут любопытство пересилило страх, и, осмелев, он проговорил:
— Если моя догадка насчет значения камней верна, то их должно быть семь, а не шесть. Ведь это те самые Камни Покоя, которые кроты должны беречь пуще жизни?
— Может быть! — прозвучал насмешливый голосок.
— И каждая из книг посвящена одному из них?
— Более чем вероятно! — был ответ.
Спиндл стал разглядывать их, и она его не останавливала. Тогда он провел дрожащей лапой — лапой опытного переписчика — по тексту и убедился, что язык действительно очень древний и выше его разумения.
— Когда мне выносить их отсюда? — спросил он.
— Когда найдешь нужным. Главное, чтобы ты не попался.
— Если эти Камни и Книги действительно имеют то самое значение, тогда первым делом я вынесу Книгу Сражений. Она защитит меня, правда?
— Несомненно. Но более уповай на веру свою. Она тебе поможет гораздо больше. Удачи тебе, достойнейший Спиндл! Удачи и успеха!
— А ты? А ты вернешься еще? — пролепетал он со страхом, раздумывая над тем, что его ждет после ее ухода.
— О да. Ради тебя я вернусь, — услышал Спиндл, и она исчезла, унеся с собою и свет и красоту. Он оказался один, в темном углу, и над ним маячила тень грайка.
— Эй, поскребыш! — рявкнул тот. — А ну — иди-ка сюда!
Его вытащили из Библиотеки и подвели к другому грайку, рядом с которым находился весь избитый, полуживой писец, хорошо знакомый Спиндлу. При виде Спиндла бедняга отрицательно качнул головой и прошептал:
— Это Спиндл, простой служка. Он ничего не знает.
Его слова спасли Спиндла. Но в тот момент, когда измученные глаза бедняги встретились с глазами Спиндла, тот понял: несчастный писец каким-то чудом догадался о том, что Спиндлу известно нечто чрезвычайно важное — какая-то великая тайна, имеющая отношение не только к Аффингтону, но и к судьбе всего кротовьего народа; догадался — и был счастлив, что принимает муки не напрасно и что надежда на исполнение воли Камня продолжает жить.
Из всего, что происходило после этого, Спиндлу запомнилось немногое. Его еще несколько раз допрашивали, а потом вместе с остальными повели на юго-запад от Аффингтона, где начиналась дорога на Эйвбери. Оттуда он бежал, добрался до Семи Холмов, и много дней, а может, и недель провел там, бродя среди Камней, которые оберегали его в детские годы. Многие детали тех дней стерлись из его памяти, однако о встрече с юной красавицей и о данном ей обещании он не забыл.