— Зовут? — удивленно переспросил Триффан. — Но разве он не был сброшен с обрыва в Данктонском Лесу? Разве он не погиб?
— Как я только что сказал, — многозначительно проговорил Босвелл, и при этом его белый мех вдруг странно заискрился, — Рун обладал сверхъестественной силой; более того, ему ведомы все чары Звука Устрашения. Как и я, он способен жить гораздо дольше, чем обычный крот. У него своя цель, как и у меня — своя.
— Ну и при чем тут этот Рун? — как можно равнодушнее спросил Триффан, не желая показать, как его поразили слова Босвелла о том, что злые чары и колдовство все еще существуют среди кротов. Он-то полагал, что его отец Брекен покончил с этим раз и навсегда!
— Хенбейн — дочь Руна, — спокойно ответил Босвелл.
— Его дочь?! — воскликнул Триффан и на этот раз не сумел скрыть страха. — Откуда она родом?
— Я знаю, — вмешался Спиндл, — из Верна.
— Но как же... — попытался возразить Триффан. Он привык считать, что Верн существует лишь в сказках и легендах, а не на самом деле. Однако как раз в тот момент, когда он хотел выразить свои сомнения в том, как существо из сказочного Верна могло появиться во плоти в Священных Норах, тоннель загудел от звуков шагов, от уверенной поступи множества сильных кротов, двигавшихся поверху.
Триффан, верный своей роли защитника, сделал им знак затаиться, сам же двинулся наверх выяснить, что происходит.
Да, это были кроты. Сотни, а может, и тысячи кротов. Их колонны шли мимо Камней, не замедляя шага, движимые единой грозной силой. Они не шныряли по местности, не пробирались тоннелями — они стремились на север. Туда, откуда явились. Сейчас их ближайшей целью снова стал Аффингтон: грайки возвращались к месту, над которым совсем недавно совершили жесточайшее насилие и которое подвергли полному уничтожению.
Триффан вернулся обратно и оглядел своих спутников каждого поочередно. Он ничего не сказал. Да и ни к чему были сейчас слова: проходили минуты, летели часы, а топот лап все не прекращался. Им и без слов стало ясно: Весеннее Равноденствие наступило, и близок час кровавого Искупления.
Глава пятая
Тесно прижавшись друг к другу, они оставались в пещере, боясь шелохнуться, чтобы их не обнаружили. Однако к вечеру стало очевидно, что грайки не собираются останавливаться и вылавливать врагов. Триффан, а вслед за ним и двое его спутников выбрались на поверхность. Звук шагов марширующих сделался тише, и вскоре выяснилась причина этого. Судя по всему, первыми прошли кроты-гвардейцы; теперь же двигались другие — жалкие, изнуренные пленники. Больные, немощные, престарелые, изможденные, они брели небольшими группами, охраняемые и подгоняемые грайками, которым доставляло видимое удовольствие сыпать командами и при малейшей возможности пускать в ход грозные когти. Время от времени Триффан видел, как, подняв усталые, измученные глаза, кто-то из пленников шептал:
— Да, Аффингтон уже совсем близко.
Однако не с надеждой и восхищением, как бывало раньше, произносили они это название, а с ужасом и отчаянием. И Триффану стало ясно: они уже догадываются или им сказали заранее, что Аффингтон станет для них местом новых мук, а быть может, и смерти. Им была предназначена особая, страшная роль — роль ритуальных жертв.
Пленников было много, и Триффан вскоре отчаялся их сосчитать хотя бы приблизительно; во всяком случае, кротов здесь было собрано столько, сколько ему еще никогда не доводилось видеть сразу в одном месте.
— Более чем вероятно, что они собрались здесь все, — заметил Босвелл, — и отсюда двинутся на Бакленд, как сообщал твой господин Брейвис в своем докладе. Что ж, похоже, место, где мы сейчас находимся, не опаснее любого другого и, пожалуй, лучше нам двигаться вместе со всеми, чем прятаться.
— Неужели мы ничего не можем сделать?! — воскликнул Спиндл.
— Если хотим остаться в живых, то ничего, — твердо ответил Босвелл. — Камень сам решит, как разобраться с грайками, и, если будет на то его воля, я с радостью послужу ему.
— Что нам делать, когда они пройдут? — обеспокоенно спросил Спиндл.
— Прежде всего следует доставить Босвелла в безопасное место,— немедля отозвался Триффан с таким видом, как будто самого Босвелла рядом не было.
Босвелл между тем устроился поудобнее и принялся чистить когти, поворачивая лапы то так, то эдак. Как всегда в моменты серьезной опасности, он сохранял абсолютное хладнокровие. И только насмешливо хмыкнул, слушая, как они обсуждают его безопасность.
Однако, когда стемнело и мерный звук шагов замер вдали, сменившись привычным воем северного ветра, он неожиданно спросил:
— Луна уже взошла? Высоко она?
Триффан пошел посмотреть и, вернувшись, доложил, что луна уже почти в зените и день Весеннего Равноденствия наступит завтра, самое позднее — послезавтра.
— Точнее сказать не берусь, самой луны не видно, но света довольно, чтобы различить ближайший Камень,— добавил он.
— Это значит, наше пребывание здесь подходит к концу, — удовлетворенно проговорил Босвелл.— Оно уже почти завершилось.
От Триффана не укрылся взгляд, которым при этом окинул его Босвелл, взгляд, полный любви и сочувствия, и его юное сердце пронзило уже знакомое предчувствие близкой разлуки с учителем.
— Мы непременно переправим тебя в безопасное место, — сказал Триффан, воинственно расправляя могучие плечи. — Когда все успокоится, мы двинемся на юг, прочь от Аффингтона, подальше от грайков.
— О нет, Триффан, мы этого не сделаем. Твоя будущая миссия связана с севером. И твоя, Спиндл, и твоя — тоже. А теперь ложитесь-ка вы оба спать. Я разбужу вас, когда настанет время. Ждать осталось недолго, совсем недолго.
Его тихий голос звучал убаюкивающе, и вскоре оба — один хрупкий, робкий на вид, другой мощного телосложения, уверенный в своих силах, с великолепным густым мехом и чертами, по которым уже сейчас в нем угадывался будущий вождь последователей Камня, — измученные тяжелыми событиями последних дней, погрузились в крепкий сон.
Но Босвелл не спал. Он охранял их сон, глаза его, полные ласки и заботы, были устремлены на спящих, и мирное доброе молчание объяло их временное убежище.
Наконец, убедившись, что сон молодых кротов крепок и покоен, Босвелл прошептал над ними молитвы и вышел наверх, на землю.
Луна, прежде скрытая тучами, теперь была вся на виду; лишь иногда на нее набегало случайное облачко. Слишком тонкое, чтобы закрыть диск луны полностью, оно создавало вокруг него мягкий светящийся ореол — казалось, как раз над тем местом, где сгорбившись сидел Босвелл.
Раскинувшиеся вокруг каменистые поля тонули во мраке ночи, но большие Камни вздымались ввысь, к звездному небу, и их бока в лунном свете казались то белыми, то зелеными. Вот раздался шелест сухой травы, потом он стих, но через минуту послышался снова.
Внизу, там, где, невидимая в ночной темноте, бежала река, внезапно раздался пронзительный крик совы, издалека ей ответила другая. Что-то двигалось в траве, по другую сторону лощинки, потом движение прекратилось, и Босвелл глубоко вздохнул. Бесшумно махая крыльями, между небом и верхушками деревьев через долину плавно скользнула сова. Какое-то мгновение Босвеллу были видны ее горящие глаза, шарившие по деревьям и небу, и слышен ее крик; потом она развернулась, крик замер вдали. И снова легкий шелест пронесся над травой...
— Крот, твое время пришло, — произнес Босвелл и совсем тихо повторил: — Да, да, крот, твой час настал.
А луна лила свой свет прямо на старого Босвелла, и в этом свете его мех отливал белым серебром.
Он повернулся, согнувшись, словно под тяжкой ношей, заковылял обратно, ко входу в пещеру, и спустился в нее. Меж тем громадные Камни наверху, казалось, замерли в торжественном молчании, обернувшись к тому месту, где он только что стоял. Даже ветер на мгновение потеплел и совсем затих, и в тишине — то ли очень далеко, то ли совсем рядом — зазвенел юный веселый смех, и в этот момент...
И в этот момент Спиндл пошевелился во сне. Он заворочался, словно ему снился сон, потом снова вытянулся рядом с Триффаном; тот же, такой сильный и мощный, когда бодрствовал, сейчас выглядел беззащитным, как дитя.
Убедившись, что они оба снова крепко спят, Босвелл достал Седьмой Заветный Камень Покоя, положил его на дно пещеры, и Камень тотчас озарил их своим светом.
— Триффан, Спиндл! Просыпайтесь!
Оба проснулись сразу, будто и не засыпали. С изумлением глядели они на Камень и на стоявшего по другую сторону от него Босвелла.
— Час настал, — коротко сказал Босвелл. — Бери Камень Покоя, Триффан. Ты же, мой добрый Спиндл, следуй за мною — будешь нам помогать.
С этими словами Босвелл направился к выходу из пещеры. Триффан в полном смятении посмотрел сначала на Спиндла, потом на Камень.
— Ты должен это сделать, Триффан. Поступи, как прежде делал я: сосредоточь свои мысли на Камне, протяни лапу и погрузись в созерцание. Идем же, Спиндл! Триффан теперь должен сам определить свой путь! — позвал Босвелл, и тяжкое предчувствие, мучившее Триффана, превратилось в уверенность: скоро он будет разлучен с Босвеллом — так же, как уже оказался разлучен с родным Данктонским Лесом! Потом, как учил его Босвелл, всею тяжестью он оперся на передние лапы и углубился в созерцание Камня, как тренировал его учитель на протяжении всего путешествия. Постепенно смятение улеглось, печаль покинула его и он полностью овладел собой.
И вот Триффан родом из Данктона, застонав от боли, поднял наконец Камень Покоя, ощутив внезапно груз несуществующих лет, он смотрел вслед уходящим и с отчаянием думал о том, откуда ему взять силы, чтобы идти за ними. Но он преодолел слабость и двинулся вперед с мыслью о Камне и о Безмолвии, что кроется за ним.
Он стал карабкаться вверх, и Камень, словно облако, пригибал его к земле мудростью своею. Велика, безмерна была мудрость сия — настолько велика, что непостижима простому смертному, и настолько безмерна, что обнимала собою и небо и землю, и все ходы-переходы, и все системы, и весь народ кротов, и тех, кто к нему не принадлежал. Она содержала познание того, что есть любовь, и того, что есть страдание; и Триффану казалось, что это познание вот-вот разорвет на куски его тело и душу, опалит его своим пронзительно ярким, мучительным светом; хотелось оттолкнуть его от себя, ибо непосильно казалось одному нести этот груз, но в то же время груз был слишком драгоценен, чтобы отказаться, отвернуться от него. С широко распахнутыми глазами, словно он воочию увидел все великолепие Безмолвия, на дрожащих лапах и согнувшись в три погибели шел Триффан, — шел едва передвигая ноги и в то же время замирая от восторга, пока не выбрался на поверхность, разыскивая взглядом Босвелла и Спиндла. Они обернулись в его сторону, и Триффану почудилось, будто они где-то далеко-далеко — две белые, облитые лунным светом фигуры на фоне вздыбленных Камней и ночных полей.