— Что да, то да! — со вздохом откликнулся Спиндл: разговор с особами женского пола всегда давался ему нелегко, От таких, как Тайм, у него голова шла кругом,
— В Помойной Яме да и в Хэрроудауне не особенно раскормишься.
— Мне очень хотелось тебя еще увидеть! — тихо сказала Тайм.
— Ну вот и встретились, = нервно пробормотал Спиндл, — Пойду взгляну, как там Триффан! — воскликнул он и поспешно обратился в бегство.
Триффану казалось, что он стоит у реки целую вечность. Ревущие совы пролетали над ним по мосту все реже, и глаза их все реже пронизывали темноту. Одна ревущая сова неожиданно замерла перед мостом, и глаза ее погасли, После этого еще некоторое время сверху долетали голоса двуногих; одно из них отошло в сторону и пустило струю, обозначая свою территорию,
Оно дышало тяжело, двигалось шаркающей походкой, и кроты невольно отпрянули, учуяв шедший от него омерзительный запах. Потом оно скрылось, свет вновь прорезал тьму, сова взревела и полетела дальше а ночь. Триффан обернулся и в неясном свете месяца увидел, что все собрались возле него и выжидающе на него смотрят,
— Мы теперь — вне закона, — заговорил Триффан. — У нас мало сил, но мы едины. Верю: если мы будем держаться друг друга и уповать на помощь Камня, то начатое сегодня а Хэрроудауне со временем станет известно всему миру и положит конец власти Слова, Однако борьба наша будет долгой, и множество страданий придется претерпеть нам!
Триффан остановился и пытливо оглядел собравшихся, Он ожидал увидеть сомнения и страх, но в глазах всех он прочел лишь одно — непоколебимую веру в него, Триффана.
— Теперь слушайте, — продолжал он решительно. — Я поведу вас в Данктон. Поведу тропами, которые известны одним писцам, как вел меня Босвелл. Там нам надлежит собрать как можно больше кротов, чтобы создать армию и ее силами сокрушить власть Слова. Но это лишь начало. На нас, последователей Камня, возложена задача подготовить себя и весь кротовий мир к пришествию того, кто поможет всем внять Безмолвию Камня. Он придет еще при нас; великим он будет, безмерно добрым, и мы должны быть готовы к встрече с ним.
— Как его зовут? — спросила Тайм.
— В древних книгах и аффингтонских пророчествах его называют обычно Кротом Камня, но истинное имя его скрыто от нас до поры.
— Что же он такое? — спросил Пенниворт.
— Он более велик, чем все мы, вместе взятые. Он — тот, кто познал Безмолвие и обладает великой силой даровать прощение. Он мудр, и любовь его объемлет все вокруг; он добр, и цели его благородны. Благодаря ему будет покончено с казнями. Его пришествие — благословение, ниспосланное народу кротов. И счастье наше — жить в ту эпоху, когда ему назначено появиться.
Они смотрели на него, как завороженные. Он говорил громко, горячо, и его слова будили эхо под каменными сводами моста...
Затем Триффан благословил их всех. Как и подобает писцу, он прикасался к каждому, при этом произнося его имя: «Благословляю тебя, Алдер, благословение да пребудет с тобою, Тайм...»
— Поверь мне, он — не простой крот! — шепнула брату Тайм, и тот с ней согласился.
В темноте Тайм прижалась боком к Спиндлу, и он не отстранился.
— Ты что, боишься меня? — спросила она.
— Нет, — просто отозвался тот.
Она взглянула на его слабые когти, на ввалившиеся бока, сердце ее странно сжалось, и она чуть смелее произнесла:
— Тогда скажи мне, отчего ты дрожишь?
— Не привык, чтобы до меня дотрагивались, — пытаясь скрыть смущение, с вызовом сказал он.
— Но тебе ведь не больно?
— Нет,— проговорил он, сам прижимаясь к ней.— Кажется, нет.
— Так когда отправляемся? — раздался громкий голос Скинта.
— Прямо сейчас, — отозвался Триффан.
Он повернулся, вскарабкался на берег рядом с мостом и по его просторной поверхности повел маленький отряд в дальний путь — к Данктону.
Часть III. Данктонский Лес
Глава двадцать первая
Данктонский Лес — самая восточная из Семи Древних Систем кротовьего мира и, как была во время событий, описанных в Данктонских хрониках, так и осталась вплоть до настоящих дней, — самая любимая.
При этом и сегодня она продолжает быть наиболее таинственной из семи, поскольку находится в естественной изоляции и отрезана от других систем. С трех сторон Данктон окружен большим изгибом Темзы, с четвертой границей ему служит гигантское шоссе ревущих сов, которое кроты-путешественники избегают пересекать. Пройти же под ним трудно, ибо единственный путь — это огромный, отдающий гулким эхом тоннель, по которому водят коров и которым кроты опасаются пользоваться, ощущая себя слишком на виду.
Сам древний Лес расположен на холме, что величественно возвышается над обычными для этой части страны глинистыми речными долинами. В верхней части Леса растут буки и ясени, а на склонах пониже — дубы. И река, и шоссе довольно далеко, так что кроты Данктона редко слышат ревущих сов и никогда не подходят к реке. К западу лежат Луга, где тоже обитают кроты. Они не дружат с кротами Данктона, хотя и живут на их земле.
Когда родители Триффана, Брекен и Ребекка, были молодыми, большая часть действующей системы располагалась на северном, более пологом склоне. Сам же Камень, которым славен Данктон, камень, чья священная мощь сделала Данктон одной из Семи Систем, стоял в центре площадки среди высоких буков на вершине Холма, охраняя заброшенные ходы погибшей и всеми забытой Древней Системы.
Именно на эти ходы обратил внимание молодой Брекен и вдохновился идеей возродить старую систему, а потом, уже вместе с Ребеккой, положить конец бедам и несчастьям кротов Данктона, виновных, скорее всего, в пренебрежении к Камню. Однако разве можно предугадать будущее? Данктон раздирали междоусобицы и распри. К этому времени два крота, два вожака стали злыми гениями системы. Одним был Мандрейк из Шибода, отец Ребекки, другим — Рун, про которого теперь известно, что он происходил из Верна и являлся Повелителем Звука Устрашения. Он был воплощением зла и врагом Брекена, он похотливо поглядывал на Ребекку и заполучил бы ее, если бы Брекен не отстоял свою возлюбленную. Правление Мандрейка и Руна окончилось с нашествием чумы и последовавшего за ней пожара, уничтожившего много деревьев в Лесу на нижних склонах.
К тому времени, как родился Триффан, Мандрейк, Рун и их дела стали не более как дурным воспоминанием. И оставшиеся в живых после всех злоключений согласились переселиться вслед за Брекеном и Ребеккой в Древнюю Систему. Там, предводительствуемые ими и следуя примеру их любви, они учредили порядок, основой которого стало почитание Камня, исполненное простоты и глубокой веры. Устраивались увлекательные празднества, на которых рассказывались предания. Особенно пышно отмечались Середина Лета в июне и важнейший из праздников — Самая Долгая Ночь, которая наступает в декабре и знаменует собой великий поворот от тьмы к свету.
Так что Триффан родился хоть и не в полностью восстановленной, но в некогда весьма почитаемой и многообещающей системе, чей символ — Камень — питал его целеустремленность и любовь, а собственная родословная придавала силу и мужество.
Когда под великим Камнем Данктона был найден седьмой святой Камень — Камень Покоя — и Босвелл спас его, ни у кого, естественно, не возникло сомнений, что именно Триффан, прирожденный вожак своего поколения, должен сопровождать Босвелла во время его возвращения в Аффингтон.
Таким же естественным представлялось, что целителем и вожаком системы станет сводный брат Триффана Комфри, рожденный от Ру и Брекена, но вскормленный и воспитанный Ребеккой, несмотря на то что Комфри всегда был очень застенчив и казался неуверенным в себе. Однако недостаток силы во внешнем облике возмещался внутренним спокойствием Комфри, а также любовью и доверием, которое испытывали к нему другие; именно он убедил Ребекку покинуть Данктон и отправиться искать своего возлюбленного, Брекена, как раз в тот момент, когда Брекен больше всего нуждался в ней; именно Комфри правил кротами в ее отсутствие и поддерживал в них надежду в течение долгих лет после того, как Ребекка вместе с Брекеном окончательно удалились в Безмолвие Камня. Очень уважаем и всеми любим был внешне робкий Комфри.
Когда его сводный младший брат Триффан уходил с Босвеллом, последние прощальные слова Комфри тихо прошептал, заикаясь (он страдал этим недостатком от рождения): «П-п-пусть вернутся они домой невредимыми» — и, что случалось с ним крайне редко, засмеялся, так как верил, что Камень будет охранять их на опасном пути. И наступит день, когда брат, которого Комфри любил больше всех на свете, наконец вернется.
Пришел ноябрь, и с Лугов подул пронизывающе-холодный ветер, который Комфри любил; этот ветер срывал с деревьев последние листья, почему-то застрявшие на них, и напоминал кротам, что если они еще не привели в порядок свои зимние норы, то следует поторопиться, так как дожди и холода, а возможно, и снег, придут раньше, чем закончится кротовий год, и что время, когда нужно исчезнуть и залечь в спячку, уже наступает на пятки.
— Тум, ти, т-т-тум, — мурлыкал тихонько Комфри; он сновал туда-сюда по своей норе, вырытой недалеко от Камня, морщил рыльце, оглядывался по сторонам и с удовольствием занимался любимым делом: разбрасывал кучки сухих трав и зерен и сгребал их по-новому, в еще более аппетитно пахнущие сочетания.
Вдруг наверху затопал какой-то крот и, спускаясь по одному из ходов, ведущих в нору, позвал:
— Комфри, ты здесь?
Конечно же, он был здесь; он всегда оказывался на месте, когда в нем нуждались: ведь главное в искусстве целителя, которому его обучили Роза, а потом и Ребекка, — быть там, где в тебе нуждаются. Иногда кроты приходили к Комфри просто так, потому что им нравились его удобные ходы и царившая в его норе атмосфера милого беспорядка.
— С-с-спускайся! — откликнулся Комфри, продолжая свои занятия и бормоча про себя: — Ну, где... К-к-куда, эти бедняжки... нет, не сюда. Туда, угу. Ох нет, не туда. Знаю или думаю, что знаю...