Как охотно смеялись кроты Данктона над рассеянностью Комфри, не понимая, что это был его способ заставить их почувствовать себя непринужденно, сделать так, чтобы они нашли утешение в самом факте своего существования. Потому что Комфри твердо знал: врачуют не травы, а то, как протягивается лапа, держащая их, и как откликается сердце, которое их получает.
— Холодный ветер, Комфри, — проговорила посетительница.
— Правда х-х-холодный, Монди? — Он был рад ее приходу, потому что любил ее больше всех кротов Данктона и понимал, что ей не нужны ни совет, ни лекарство, вообще ничего.
— По-моему, холодный, — повторила Монди.
— О! — произнес Комфри, сильно удивившись. Он не ощутил холода, когда совсем недавно поднимался на поверхность. Почувствовал только, что ветер ерошил его потертый мех, гнул дерет и тряс сучьями над его, Комфри, головой.
— Эти осенние юнцы кроты трудятся хорошо,— сказала Монди.
Нора ее находилась в Истсайде, и она часто приходила поболтать с Комфри и сообщить ему новости, Ни у Комфри, ни у Монди не было пары, и, похоже, теперь уже не появлялось желания заводить таковую, хотя когда-то у Монди были и муж, и дети; сейчас обоим было достаточно того, что они друзья, которые помнят старые времена и радуются возможности поболтать. Мех у них потускнел, рыльца покрылись морщинами, и они смеялись над воспоминаниями, о которых другие либо забыли, либо были еще слишком молоды, чтобы разделить их,
— М-м-молодцы, говоришь? Я очень рад, правда, Системе нужна молодежь,
— Не только молодежь, Комфри,— ей нужна жизнь, — задумчиво проговорила Монди,
— Т-т-требуется время, чтобы прийти в себя после чумы. Поколение или д-д-два, К тому же Древняя Система не так богата червями, как нижние склоны холма,
— Выть может, когда-нибудь... — начала Монди и высказала мнение, которое часто высказывала: что было бы неплохо, если бы кто-нибудь отправился вниз и об-следовал нижние склоны.
— К-к-камень скажет нам. Не торопись.
Кротиха пожала плечами.
— Тебе лучше знать, Комфри, Все кроты понимают это.
— Лучше всех знает К-камень, не я, — мягко возразил Комфри, повторив то, что часто говорил прежде, — Я только прислушиваюсь к его Безмолвию и говорю то, что из него вытекает. Любой крот может это делать.
— Но не так хорошо, как ты! — заявила Монди, — Тебя учили Брекен и Ребекка!
— Да, — согласился Комфри, — Верно.
Монди заметила, как в глазах его мелькнула тоска и пробежало облачко легкой грусти, Кротиха знала, что она одна из немногих в Данктоне, кому разрешалось видеть такое.
— Ты скучаешь по ним? — спросила она, подходя ближе, чтобы Комфри мог ощутить нежность, которую она испытывала к нему. Вожак и целитель часто одинок и нуждается в любви так же, как любой другой крот.
— В-в-временами, — ответил Комфри. — По Ребекке я скучаю весной, когда распускаются анемоны. Она так любила их и танцевала среди них, даже когда стала старой. А по Брекену я скучаю в минуты, когда должен проявить сильную волю, потому что у него была сильная воля. Н-н-но...
— Что, Комфри? — В голосе Монди было столько любви, что он прозвучал почти как голос Ребекки.
— Ну, я скучаю... я скучаю по Т-т-триффану. Он мой сводный брат, я любил его. Он был сильнее меня. Ты помнишь его?
— Мы все, кто жил в те времена, когда он и Босвелл ушли в Аффингтон, помним его. Никогда не видела крота красивее.
— Т-ты правда так считаешь? — спросил Комфри.
— Конечно! И он любил тебя так же, как любил Брекена.
— Откуда ты знаешь?
— Я же видела.
— О? — произнес Комфри. — Я очень скучаю по нему осенью, потому что он ушел именно осенью. И я иду наверх к Камню и молюсь за него. Сказать по правде, я и сегодня там был.
— И что Камень сказал тебе?
Комфри долго молчал, опустив рыльце, теребя когтями стебли сухого чабреца, лежавшие у стенки норы. Монди смотрела на него очень озабоченно, потому что, хоть ей и доводилось видеть Комфри в подобные минуты, редко он выглядел таким печальным. И она не очень этому удивилась: ведь что-то потянуло ее к его норе, что-то сказало ей, что она нужна здесь.
— Он сказал тебе что-нибудь? — настойчиво повторила свой вопрос Монди.
— Да, с-с-сказал, — проговорил наконец Комфри, — и не в первый раз! В Ночь Середины Лета я поднялся к Камню после того, как все кроты разошлись по норам. Триффану нужна была моя помощь, и я помог ему.
Комфри произнес это так, будто это было самым естественным делом, и Монди ничуть не усомнилась, что все — правда. Она верила в силу Камня и очень хорошо понимала, как скучает Комфри по своему брату и как часто думает о нем.
— А что произошло сегодня? — спросила кротиха.
— Когда я молился за Триффана, я словно бы воочию увидел брошенные ходы, и это были ходы Данктона. И я увидел кровь. Увидел несчастье. Безмолвие Камня нарушилось, кругом были шум и боль. Что-то произойдет здесь. Я н-н-не знаю что.
— Ты узнал что-нибудь о Триффане?
— Н-н-неопределенно. Неясно. — Комфри опять замолчал.
— Может, мне помолиться Камню за тебя? — спросила Монди, потому что иногда она и раньше так делала и знала, что Комфри радовался этому.
— Знаешь, сегодня я убежал, потому что мне было страшно! Я оказался не на высоте, понимаешь, да? Но теперь, когда ты здесь, я чувствую себя лучше, и мы можем вернуться к К-к-камню и помолиться ему, — сказал Комфри.
На поверхности все еще гулял сильный ветер; он раздувал мех на шубках кротов и играл с листьями, которые были все еще сырыми после прошедшего прошлой ночью дождя, разгоняя их во все стороны, забивая под торчавшие из земли корни деревьев и снова выдувая оттуда.
Кроты поднялись по склону от самого близкого к вершине Холма входа в нору Комфри к площадке, на которой стоял Камень, и почтительно приблизились к нему. Громада Камня возвышалась над ними, неподвижная на фоне качающихся ветвей буков, кора которых блестела серебром в тусклом ноябрьском свете.
Во времена Брекена и Ребекки здесь стоял еще один бук, у самого Камня, так что он даже наклонился в одну сторону; но однажды, в такой же ветреный день, дерево рухнуло, его корни поднялись из земли и болтались в воздухе вокруг Камня. А сам Камень, вместо того чтобы упасть, покачался и встал, на сей раз совершенно прямо. Двуногие, которые обычно редко тревожили покой Данктона, пришли и унесли упавшее дерево, а потом выровняли землю вокруг Камки, а его оставили стоять, так что теперь меловая почва стала плоской площадкой, на которой скопились осыпавшиеся за два года листья с буков, а среди них гордо высился Камень.
Мольбы и заклинании Комфри были совершенно особыми, придуманными им самим, ведь целителем он стал случайно, в результате стечения обстоятельств. Да и сама Ребекка но придерживалась точности в произносимых ею молитвах, и Роза тоже. Роза жила на Дугах и вообще ни в чем не соблюдала традиций. Может быть, все целители таковы. Но всяком случае у Комфри была плохая память на слова и слабое чувство ритма; он предпочитал разговаривать с Камнем, как если бы это был крот, такой же, как он сам.
— Ну вот,— начал Комфри,— мы подумали, что надо помолиться за Триффана, он очень достойный крот.
— Да, — поддержала его Монди, окинув взглядом махину Камня от низа до самой вершины и почувствовав себя маленькой, как детеныш.
— Меня и раньше беспокоило то, что должно произойти,— продолжал Комфри,— и сейчас беспокоит. Я надеюсь, что Триффан под твоей защитой, и если он нам будет нужен, то скоро вернется.
Комфри поводил рыльцем в разные стороны, словно чуял какой-то запах, но не мог определить, откуда он доносится. Потом пристально посмотрел на Камень. В какой-то момент ему даже почудилось, что на фоне колышущихся ветвей и плывущих над ними серых туч Камень тоже задвигался. Наклонился к западу... Приняв это как намек-указание, Комфри повернулся и двинулся туда, где на западной стороне Леса к площадке примыкали Луга, всего в нескольких кротовьих ярдах от самого Камня. Монди последовала за Комфри, но он не обращал на нее внимании, все время нюхая воздух, словно, словно...
— Это Т-т-триффан, — проговорил Комфри.
— Что он делает? — спросила Монди.— Что он делает?
— Он идет, — ответил Комфри просто,— но ему трудно, он в печали. Вот так.
Он серьезно взглянул на Монди и произнес со спокойной уверенностью, несколько удивленно:
— Триффан возвращается домой! Возвращается!
— Но это же хорошо, Комфри! — воскликнула Монди.
— Нет... это н-н-нехорошо, — твердо возразил Комфри. — Выть беде.
— Когда он придет? — спросила Монди.
— Скоро, — ответил Комфри, поводил рыльцем по сторонам, еще понюхал воздух, несколько раз фыркнул и стал спускаться: при этом рыльце его все время было обращено в сторону Лугов, на запад,— Да, — добавил он, — скоро. Вот-вот.
Однако, когда другие кроты в Данктоне узнали о предчувствии Комфри, «вот-вот» показалось им невероятно долгим сроком.
Несколько часов спустя вея система гудела, обсуждая новость: Комфри возвестил о возвращении Триффана домой, следовательно, так и будет. Скоро. Триффан, молодой крот, который оказал честь системе, сопровождая старого Босвелла в Аффингтон, — Триффан возвращается домой!
Одни кроты немедленно принялись чистить ковры, другие гадали, нашел ли Триффан себе пару (а если нет, то почему), и если нашел, то какие у них малыши. С другой стороны, замечали третьи, Триффан мог стать кротом-летописцем, а те дают обет безбрачия. Однако, если он возвращается домой, он не может быть летописцем, но поскольку у Триффана было твердое намерения стать летописцем, а он им не стал, значит, случилось что-то плохое. Да, случилось что-то плохое. Так эйфория сменилась сомнением, сомнение — беспокойством, а беспокойстве породило многочисленные предположения; обсуждались и оценивались все варианты, что могли произойти под солнцем, и многие из тех, что могли случиться под луной.
Главная проблема заключалась в том, когда он придет. Кроты, ожидавшие, что Триффан появится через несколько часов после сообщения Комфри, вскоре почувствовали разочарование.