— Ты мудрый крот, Триффан, — проговорила Монди, — но есть вещи, в которых ты ничего не понимаешь.
— Боюсь, таких вещей полно, — печально согласился Триффан. Иногда он чувствовал себя таким юным, неопытным, и возвращение в Данктон только усилило это ощущение.
— Может быть, сводишь нас как-нибудь на нижние склоны, — проговорила Монди, подумав немного. — Выбери славный солнечный денек, когда в ходах светло и по поверхности ходить безопасно, и покажи нам Данктонский Лес, каким он был раньше.
— Нам? — повторил Триффан.
— Спиндлу, Тайм и мне.
— Зачем? — простодушно удивился Триффан.
— Всякое случается во время таких походов по системе, возникают разные возможности.
На том и порешили, и через день или два — а Спиндл все еще колебался — все четверо встретились и под предводительством Триффана двинулись вниз по склону. День был холодный, но кристально ясный, слой листьев на земле был красиво подернут инеем. Как по волшебству, он таял под лапами кротов, превращаясь в капли воды, которые, как хрусталики, сверкали на солнце, рассыпаясь в разные стороны.
Спиндл почему-то держался подальше от Тайм, а однажды, когда из-за неровностей почвы им пришлось соприкоснуться боками, он, казалось, готов был выпрыгнуть из своей шкуры, а Тайм не знала, куда отвести глаза.
Беседу вели Монди и Триффан.
— Это что за место? — спросила Монди, прекрасно зная ответ и не обращая внимания на молчание Спиндла и Тайм.
— Его обычно называют Вестсайд, — ответил Триффан, ведя их к краю леса, за которым начинались Луга. — Мой отец Брекен родился в Вестсайде, но оставался тут только до мая. Он был самым слабым в помете и потому ушел отсюда. Здесь жили тогда ужасные драчуны.
— А я думала, он был могучим кротом, — проговорила Тайм, не придумав ничего другого, что бы сказать.
— Верно, — отозвалась Монди, — но он стал таким только потом, со временем.
— Не с этим временем*, — неудачно пошутил Спиндл и неестественно, визгливо расхохотался.
(*Time [taɪm] — время — и Thyme [taɪm] (чабрец) — имя — звучат по-английски одинаково.)
Триффан и Монди поглядели друг на друга и засмеялись, но Тайм даже не улыбнулась.
Спиндл смотрел вокруг, не проявляя никакого интереса. В этот день, когда Тайм была так близко, а он не знал, что сказать, когда его одолевали такие странные мысли, когда он был влюблен и испытывал столь непривычные желания, не понимая, что с этим делать, — в такой день дерево могло свалиться у него под носом, а он бы и не заметил.
— Говорят, раньше это место было очень богато червями,— сказал Триффан.
— Верно, — подтвердила Монди, — но я никогда здесь не была. Очень достойные кроты, эти вестсайдцы, но, пожалуй, держатся замкнуто.
— А где ты родилась, Монди? — спросила Тайм.
— Вблизи Бэрроу-Вэйла, — ответила та и неопределенно кивнула рыльцем в направлении востока.
Следы пожара, последовавшего за чумой, еще оставались здесь заметны. Многие деревья были либо мертвы, либо обгорели с одной стороны: ветер, гнавший огонь через лес, дул с севера, и пожар продвигался к Болотному Краю, а затем вверх по склону, к самому Камню. Там, наверху, большие буки уцелели, так как они росли довольно далеко друг от друга, а под ними было мало травы и кустарника, которые могли бы послужить пищей огню.
Но здесь, внизу, где сегодня гуляла эта четверка, лес пострадал особенно сильно. Зато на земле, под деревьями, благодаря тому что полог ветвей и листьев стал густым и сюда проникало теперь больше света, от старых корней пошли тоненькие побеги берез и ясеней, вокруг которых уже пробивались дикие цветы, хотя зацвели лишь немногие. Ветреница, колокольчики и бледно-желтые нарциссы, которые никогда здесь раньше не росли, и вьющийся шиповник — скоро он распустится во всей красе красно-розовыми цветами, станет таким же высоким, как наперстянка, и будет благоухать все лето. Но сейчас только пятна снега блестели тут и там да желтые акониты.
Однако насекомые уже проснулись, и, когда Триффан вел своих друзей через лес, рассказывая с помощью Монди о недавнем прошлом этого леса, которое, казалось, относилось к прошлому веку, вокруг них суетились муравьи.
— Где-то здесь были норы Мандрейка, и сюда легко было добраться из Бэрроу-Вэйла. В те дни это был центр системы, здесь собирались все кроты, тут можно было вволю посплетничать, — но не в брачный сезон, когда все дела затихали.
Тайм робко, с надеждой подняла глаза. Спиндл демонстрировал безразличие.
— Давайте найдем Бэрроу-Вэйл, я думаю, это сюда, — предложила Монди, направляясь в заведомо неверном направлении.
— А мне кажется, нет, — удивленно возразил Триффан.
Монди придавила его лапу своей, повернулась к Спиндлу и сказала:
— Может, Триффан прав... вы с Тайм поищите его в той стороне, а мы будем искать в этой.
— Но я...— начал Спиндл.
— Я бы лучше осталась с...— продолжила Тайм.
Но Монди уже повернулась и пошла, увлекая за собой Триффана, так что Спиндл был вынужден остаться наедине со смущенной Тайм. А лес вокруг был залит зимним солнцем, и каждая прогалинка, каждый крошечный росток, казалось, светились под его лучами; лишайник на деревьях ожил и зазеленел, и даже прошлогодние листья под лапами кротов были яркими и мягкими. Где-то неподалеку взлетел и снова сел на ветку крапивник, стал смотреть вниз и вспорхнул только тогда, когда увидел, как самочка черного дрозда прыгает среди сухого папоротника, выискивая веточку или стебелек для гнезда, которое она начала строить.
— Не понимаю, почему они ушли, — пробурчал Спиндл.
Тайм промолчала, разглядывая свои когти. Потом она подняла глаза, и ее голова нервно дернулась.
— Я чувствую себя очень странно,— проговорила она.
Спиндл не знал, куда смотреть, он припал к земле, повернув голову на сторону, как будто серьезно задумавшись; в действительности же он думал только о том, что должен что-то сказать, но не может придумать что.
— В самом деле? — промолвил он наконец.
— Да, — неожиданно решительно произнесла Тайм и почувствовала себя лучше, выговорив это. — Да.
Спиндл ответил:
— Я тоже чувствую себя немного странно. Хм... хм.
Хм. Это слово повисло между ними, и Тайм вдруг рассердилась.
— Ну, Спиндл?
— Хм, — повторил тот, на сей раз осмелившись посмотреть на Тайм. Она ответила на его взгляд.
— Э-э, — протянул Спиндл, неловко переступая лапами.— Наверное... нам лучше... пойти...
Звук его голоса медленно растаял, они продолжали смотреть друг на друга, и Спиндл обнаружил, что это приятно, приятнее, чем куда-то идти. Потихоньку они придвигались все ближе друг к другу.
Спиндл сказал:
— Я не очень-то силен в этом.
Тайм посмотрела на него.
— Верю, что не очень, — согласилась она, но не отвернулась, и Спиндл оказался так близко, что почти коснулся ее. — Да и я, кажется, не лучше, — добавила Тайм ободряюще.
— Я тоже так думаю, — заявил Спиндл. — Я хочу сказать, помощи от тебя немного. Они теперь были так близко друг от друга, что, если бы кто-нибудь подвинулся на волосок... если бы... и оба подвинулись.
— Ммм, — вздохнула Тайм.
Спиндл расплывчато, как в тумане, видел деревья, и корни, и небо, потому что перед его глазами был мех Тайм, а голова кружилась от запаха ее тела.
— М-м-м! — произнес он, поскольку оказалось, что это такое же хорошее выражение чувств, как любое другое. — Тайм? — позвал Спиндл.
— М-м-м... м-м-м? — прошептала она, и Спиндл почувствовал блаженство — его бока коснулся ее бок, теплый, восхитительный; похожего ощущения он не испытывал никогда в жизни.
Они не переставали осторожно касаться друг друга, затем осторожное прикосновение превратилось в объятие, Тайм завздыхала, а Спиндл застонал, и не существовало в эти минуты во всем кротовьем мире ничего, кроме того, что они чувствовали по отношению друг к другу.
— О-о-о-ох? — вздохнула Тайм.
— Да! — произнес Спиндл более самоуверенно.
Наступила тишина. Солнце светило на них, и глаза их были закрыты. Они ласкались друг к другу и так и этак, по-разному, долго-долго, пока их вздохи не стали чем-то большим, чем просто вздохи, а солнечный свет в лесу засиял так, словно достиг состояния иступленного восторга, заливая их золотом, яркостью, сверканием, унося их вздохи к самому небу.
Спустя некоторое время свет опять поблек до обычного своего состояния, а они обрели легкое изящество, которое появляется у кротов после занятий любовью. Спиндл заметил глубокомысленно:
— Любовь — странная штука.
— Да, это верно, — согласилась Тайм.
После этого они долго молчали. Потом Спиндл, обретя большую уверенность в себе, попробовал привлечь Тайм к себе поближе, а она, слегка сопротивляясь, заставила тащить себя с большей силой. Потом она пришла к нему, а он к ней, и то, что они делали, кроты делали миллионы раз до них, и, пока будут живы любящие друг друга кроты, это будет для них так же прекрасно, как было для Спиндла и Тайм, потому что они были кротами, которые собрали все свое мужество, дотянулись лапками друг до друга и нежно коснулись один другого.
Гораздо позже разговор между ними возобновился.
— Спиндл?
— М-м-м?
— Что мы делали?
— Когда?
— Раньше.
— Искали Бэрроу-Вэйл.
— Может, поищем сейчас?
Спиндл поднялся и потянулся. Тайм понюхала воздух. Спиндл в ответ тоже понюхал воздух. Оба не чувствовали голода, хотя с утра не ели ни крошки.
— Что я делал? — спросил Спиндл.
— Потягивался, — ответила Тайм.
— Угу, — лениво отозвался Спиндл.
Они не спеша поднялись, пошли и без всякого труда отыскали Бэрроу-Вэйл.
В центре его, окруженный деревьями, вытянув рыльце на солнышко, дремал Триффан.
— Вот вы где! — приветствовал он Спиндла и Тайм, заслышав их шаги задолго до того, как они вышли на поляну. Триффан улыбнулся, увидев, что впереди идет Тайм, а Спиндл за ней, что у него чуть глуповатый, но гордый вид, совершенно иной, чем был прежде.