— Но...
— Но как мы проведем массу кротов в полной темноте? Это будет как раз момент торжества Мэйуида, господин. Мэйуид поведет их, Хоум будет идти позади всех, а другие — смелые, целеустремленные, решительные, те, кто обладает мужественным сердцем, займут место посередине; несколько кротов, у кого большие когти и задиристый характер, будут замыкать шествие. И мы проведем их, мой господин! Мэйуид смиренно просит, чтобы вы не говорили об этом никому, пока они не окажутся здесь, совсем ничего не рассказывали, а потом мы заставим их пойти. Демократия, осмеливается утверждать Мэйуид, в этом случае неприемлема, потому что всякий крот, даже со слабыми следами разума, наверняка откажется идти по тоннелю под рекой, каким бы замечательным он ни был. Для нас это будет радостное событие, мой господин, и Хоум не может дождаться минуты, когда он будет помогать нам.
— А еще хоть один крот знает? — спросил Скинт.
Мэйуид состроил обиженную гримасу.
— Мэйуид прекрасно понимает, достойнейшие господа, среди нас есть кроты, которым нельзя доверять.
Мэйуид повторяет: он предлагает вам, господа, держать всех остальных во тьме... Хи, хи, хи. — Мэйуид счел свой каламбур очень забавным, его худые бока нелепо заколебались, и он визгливо расхохотался. Хоум рассмеялся вслед за ним, но абсолютно беззвучно.
Скинт бросил на них сердитый взгляд.
— Тоннель держать во тьме. Это маленькая шуточка Мэйуида, мой господин, — пояснил Мэйуид.
Скинт нахмурился и опять взглянул сердито.
Мэйуид произнес:
— Действительно, это не смешно, совсем не смешно, мой господин, Скинт абсолютно прав, потешаться тут не над чем. Заткнись, Хоум.
Но Хоуму каламбур Мэйуида показался таким забавным, что он продолжал беззвучно хохотать, да так, что опрокинулся на бок. Потом, так же неожиданно, как начал, он перестал смеяться, встал на лапы, приник к земле и опустил рыльце.
— Хоум успокоился, — заметил Мэйуид.
— А там что? — спросил Скинт. Он махнул лапой в сторону канавы, отходившей от реки. Вдоль канавы росли густые ивы.
— Давай, Хоум, покажи им, — проговорил Мэйуид.
Хоум быстро повел Скинта и Триффана вдоль берега реки, которая повернула вправо, а потом по деревянным мосткам, переброшенным через канаву. И они увидели над собой бетонные колонны, поддерживающие шоссе ревущих сов; высоко в небе раздавались их рычание и грохот, но зловоние до кротов не доходило, они ощущали только запах реки и песка с илом, высыхающего на их шубках.
— А пройти под этим можно? — спросил Триффан.
Хоум кивнул.
— Тогда, Скинт, я считаю, что Мэйуид и этот болотный крот Хоум нашли путь, по которому мы сможем уйти от грайков без сражения, тайно, повергнув в полное замешательство Хенбейн. Мне кажется, Мэйуид заслужил поздравления.
— Прибереги их, пожалуйста, пока он не приведет нас обратно живыми, и не перехвали, а то он станет совсем невыносим, — проговорил Скинт, сощурив глаза, пока они шли обратно к Мэйуиду, который тем временем с удовольствием чем-то закусывал.
— Добро пожаловать, господа и Хоум...
Скинт поднял лапу.
— Помолчи и постарайся отвести нас благополучно обратно, Мэйуид, — сказал он.
— Конечно, господа мои, Мэйуид отведет вас. Тронулись?
Что он и сделал — сквозь тьму, сырость и грязь.
Глава двадцать четвертая
Когда в Данктонский Лес пришел май, там в атмосфере растущего напряжения и секретности делались последние приготовления к встрече грайков. Разведчики Алдера докладывали о том, что грайки, не торопясь, скапливаются в Файфилде, и ходили слухи, будто среди беженцев, прибывших в Данктон, были сидимы, то есть шпионы Хенбейн.
Никто не знал и никогда не узнал, было ли это правдой, но Триффан решил не рисковать и закончить все, что еще не сделано, побыстрее и абсолютно тайно. Триффан сам еще раз побывал в Болотном Краю вместе с Мэйуидом, прошел по тоннелю под рекой, а потом в течение двух дней обследовал дороги на другом берегу, желая убедиться, что по ним можно будет быстро отойти в сторону Вена, если кроты выберут этот путь.
Триффан и Скинт изо всех сил старались, чтобы ни один крот не смог заподозрить, какие планы вынашивались по поводу Болотного Края. Тем временем Монди наблюдала за тем, как недавно ставших матерями кротих вместе с их подросшим непослушным потомством выводили из Истсайда на центральные склоны.
Алдер завершил обучение кротов, разделил их на группы по четыре (считалось, что такими отрядами легче всего управлять и в битве, и в обороне) и разместил своих бойцов в опустевших норах Истсайда, где они должны были вырыть систему ходов и убежищ, которая позволила бы небольшому числу кротов держать длительную оборону.
Другие отряды были размещены на юго-восточных склонах за лесом, обращенных к шоссе ревущих сов, чтобы подготовить там линию защитных укреплений на двух уровнях, систему, которую придумали Алдер со Скинтом, благодаря чему их признали величайшими стратегами своего времени.
Тогда же совершенно секретно отобрали несколько кротов, чьи имена неизвестны и по сей день, потому что они не были упомянуты в отчетах Спиндла (известно только, что руководил ими Триффан, а помогали ему Мэйуид и по-прежнему немногословный Хоум), и они построили ходы и ложные тупики восточной части Болотного Края, в ее самых заброшенных уголках. Они надеялись, что, после того как основная масса кротов Данктона уйдет, маленькая группка смельчаков сможет незаметно укрыться здесь и неожиданными нападениями постоянно пугать и изводить захватчиков.
Единственным из старейшин, который знал об этой работе, был Скинт. Только ему и Триффану были известны планы, касающиеся всей системы в целом.
Ночь за ночью Триффан с немногочисленными спутниками пробирались к Болотному Краю, теперь охраняемому часовыми; там они рыли эти необычной формы залы и тайные тоннели, которые потом получили название Линия обороны Болотного Края. Они работали на четырех уровнях — иногда даже втайне один от другого, — строя такие крошечные и столь искусно замаскированные входы и выходы, что, как говорили, крот, выбравшийся с глубины, где он трудился, наружу, чтобы подышать свежим воздухом, мог не найти дороги обратно.
Кроме Скинта и Триффана (да еще Мэйуида, за передвижениями которого трудно было уследить), право свободно ходить по системе имел только Спиндл, который эти последние дни проводил в беседах со старыми кротами, собирая все, что мог, об истории системы — стихи, рассказы об обычаях и традициях. В это время была допущена одна ошибка. Тайная библиотека, которую создал Спиндл, располагалась на юге, то есть там, откуда вероятнее всего можно было ждать нашествия грайков. Спиндл трудился день и ночь, записывая то, что рассказывали кроты; иногда ему помогал Мэйуид, который, помимо собственных записей, делал зарисовки обследованных им тоннелей. Впервые в истории кротов система была отображена и зафиксирована подобным образом.
— Что это? — спрашивал Спиндл, глядя на непонятные наброски.
Это тоннели, дороги и тропинки, ученейший господин, — отвечал Мэйуид, — чтобы кротам легче было определить, где они находятся.
Однако там, где проходила Линия обороны Болотного Края, Мэйуид оставил на плане пустое место — на случай, если его чертеж найдут и станут изучать враги.
Иногда на очень короткое время Спиндл выбирался на поверхность Древней Системы, оглядывал ее пустые склоны и тосковал по своей Тайм. Потом он думал о своем сыне Бэйли, беспокоился, в безопасности ли он, от души надеясь, что с ним все в порядке. Спиндл ничего не слышал о Бэйли, хотя в своих странствиях по системе забредал дальше, чем кто-либо другой, но в это время года подрастающее поколение держали поближе к норам, и крот-самец мог вообще не видеть кротят. Потом Спиндл снова спускался к себе, чтобы в трудах, возложенных им на себя, забыться и приглушить чувство потери.
Тем временем на поверхности, будто вопреки этим мрачным лихорадочным приготовлениям, Лес захлестнул радостный май. Благодатная весна принесла с собой столько красоты, что, хотя мало кто в эти напряженные дни мог остановиться и полюбоваться ею, все, кто был тогда в Данктоне, вспоминали о тех днях, как о сказке, навсегда оставившей у них желание вернуться туда.
На самом верху холма, где Лес кончался, на больших буках лопнули почки и появились робкие зеленые листики; потом эта робость исчезла, словно подхваченная дуновением несущего майские ароматы ветерка, и кроны деревьев развернулись во всем великолепии, образовав залитые светом зеленые живые залы с коричневым полом, усыпанным прошлогодней листвой. А над великим Камнем сквозь вздымающиеся ввысь огромные ветви лились на землю лучи света, внушавшие кроту, которому случилось бы оказаться здесь, что быть кротом и быть в Данктоне — значит вечно наслаждаться жизнью и летом.
На южных и восточных склонах, где бойцы Алдера трудились, готовя под землей оборонительные сооружения, сквозь слой сухих буковых листьев и низкого кустарника пробились зеленые завитки ростков папоротника-орляка. Его стебли, казалось, были наполнены солнечным светом, а листья, поначалу слабые, набирали силу день ото дня, поднимаясь все выше, становясь все гуще, крепче, и все увереннее шуршали на ветру.
Среди папоротника сновали возбужденные белки и перелетали с места на место лесные дятлы. А иногда по хрустнувшей ветке или брызнувшему из нее соку можно было понять, что тут прошла лиса, остановилась, осмотрелась, слегка поколебалась, а потом стремглав понеслась с крутого восточного откоса на свои широко раскинувшиеся охотничьи угодья в Лугах.
И все же самым красивым и в то же время скромным было море колокольчиков, разлившееся на нижних склонах. В конце апреля цветы были еще в бутонах, а в мае они раскрылись, сменив белые анемоны, и залили синевой тихие поляны, где с первым весенним теплом появлялись желтые первоцветы. Там же, где несколько лет назад прошел огонь, выросли высокие пролески, дающие укрытие и кроту, и черному дрозду. Иногда солнце проникало до самой земли и освещало потаенные места меж сырыми стволами деревьев, откуда выглядывали пурпурные дикие орхидеи или где затаилась лесная мышь, дрожа, вся в волнении, морща лоб и размышляя, вернутся ли сюда когда-нибудь кроты, хозяева леса, в это чудесное место, где некогда, до чумы, они властвовали. Пока что этого не произошло, но мышь, как и другие твари, еще долго будет нервничать, рыскать вокруг, потому что живые существа понимают, что значит равновесие жизни в лесу, и всем хотелось бы, чтобы древний порядок вернулся; это означало бы, что годы бед миновали, а для Данктона наступил день, когда хозяевами в лесу снова стали кроты.