– О господи, Эмма, – прошептал Дилан, сжимая ее руку. Ее лицо было холодным, как камень, словно воспоминания заморозили его изнутри. Он мог только представлять ужас, испытанный ею в ту ночь. И хотя понятия не имел, какое отношение это имеет к ее беременности, все же внимательно слушал. Может, ей нужно облегчить душу. Он готов служить жилеткой.
– Это была самая долгая ночь в моей жизни. Я плакала и плакала, но очень тихо, опасаясь, что эти дьявольские звуки могут материализоваться во что-то жуткое. Мои родители наконец вернулись и почти на рассвете нашли меня скорчившейся в этом чулане. Сказали, что все хорошо и я буду в полном порядке. Только я не была в полном порядке. С той ночи не могу оставаться в темноте.
– Вполне понятно, что ты испугалась. Эти воспоминания, должно быть, настоящий кошмар для тебя.
Ее губы сжались. Она часто закивала.
Он ждал продолжения. Через мгновение она подняла на него грустные глаза:
– Прошло почти шестнадцать лет. Это была ночь затемнения. Мой сосед Эдди шумно праздновал день рождения на бульваре Сансет. Спиртное лилось рекой. Впервые в жизни я напилась. Друзья наполняли мой стакан, пока я не потеряла разум. Голова стала тяжелой, когда выключился свет. Я ничего не видела, в окнах тоже было темно. Потом я услышала шум дождя. Возможно, это был не ливень, но мерного стука капель по крыше оказалось достаточно. Я струсила и затряслась. К счастью, Брук была у меня на автонаборе, иначе я бы даже не смогла позвонить. Но я не дозвонилась.
Дилан подался к ней и кивнул:
– Продолжай, Эм. Что ты сделала потом?
Она зажмурилась. Видно, ей трудно говорить, хотя, возможно, полезно излить душу.
– Когда я не смогла дозвониться до твоей сестры, запаниковала и отдала телефон тому, кто сидел рядом на полу.
Она покачала головой и глубоко вздохнула:
– Мой друг набрал твой номер.
– Мой номер? – Дилан наморщил лоб, освежая память. На ум ничего не приходило.
– Да, я подумала, что Брук может быть с тобой.
Но когда речь шла о тех днях, в памяти был полный провал.
Глаза слезились. Она слабо улыбнулась одной из тех несчастных улыбок, которые неизменно трогали его сердце.
– Я так боялась.
– Мне очень жаль.
– Не жалей. Ты приехал спасти меня. Я помню только, как подумала: «Дилан приедет. Если он сказал, что приедет, значит, приедет. Он вытащит меня отсюда. Скорее бы выбраться из этого места!»
Он распахнул рот.
– Что случилось потом?
Почему она не рассказала раньше? Ведь понимала, что он пытается воскресить в памяти те потерянные часы до взрыва.
Эмма снова посмотрела ему в глаза, и тут до него дошло с ослепительной ясностью.
– Хочешь сказать, что…
Она еще ничего не сказала. Но в его животе свернулся тугой комок. Дилан понял, что собирается сказать Эмма. И не потому, что помнил это, а потому, что она обрисовала полную картину своей жизни, приведшую к этому моменту. И он играл звездную роль.
– Я не позволила тебе уйти, Дилан.
Она снова покачала головой:
– Умоляла остаться со мной. Была смертельно напугана. Весь город был погружен в темноту, и ты понял, что я с ума сойду, если покинешь меня, так что ты согласился. А потом мы… э-э…
– Занимались любовью?!
Он не мог поверить, что спрашивает это у Эммы, подруги его младшей сестренки. Эмма, умная, трудолюбивая Эмма. Всегда держит себя в руках, никогда не рискует, не сворачивает с прямой дороги. Эмма Рей Блум. Он спал с ней?
Глаза Эммы были полны слез.
– Это я во всем виновата.
Он поморщился. Теперь весь сценарий проигрывался в его голове.
Эмма была нетрезва и испугана, а он приехал ее спасти и соблазнил. Дьявол!
Дилан потер глаза:
– Я уверен, что не ты.
Я не отпустила тебя. Умоляла остаться со мной. Ты твердил что-то вроде «Это все неправильно» или «Ты ничего не понимаешь», но из-за страха и спиртного я не слушала. Просто нуждалась в тебе.
– Я ничего не помню, милая. Не помню. Если ты уверена…
Черт, что он за подлец! Едва не спросил, уверена ли она, что это его ребенок. Если бы на ее месте был кто-то другой, он спросил бы. И потребовал доказательств. Но Эмма не солжет. Не повесит на него чужого ребенка. Ее рассказ имеет смысл. Он не оставил бы ее одну и беззащитную в ту ночь. Если она попала в беду, он точно приехал бы за ней. Но не думал, что воспользуется положением испуганной подруги, какой бы она ни была соблазнительной. Будь все проклято!
Может, подсознание с самого начала знало, что он был с Эммой, и этим объясняется его влечение к ней. Он всегда считал ее недоступной, однако после несчастного случая их отношения стали меняться.
– Ты точно знаешь, что беременна?
– Я еще не была у доктора, но все тесты положительные.
– Сколько ты сделала?
Она потупилась:
– Семь.
– А, чтобы уж наверняка.
– Да.
Дилан тяжело вздохнул. Понимал, как сильно могут повлиять на нее его первые слова, поэтому был очень осторожен. Но, черт, он потрясен. И абсолютно ничего не помнит о той ночи.
– О'кей.
– О'кей?
– Да. Сейчас у меня нет ответов, Эмма. Но ты не одна. Я рядом. И мы вместе поймем, что делать.
Он чертовски хорошо понимал, что должен жениться на ней. Никогда его ребенок не будет расти без отца! Слишком часто он видел, как пренебрегают детьми, бьют и унижают. До появления и удочерения родителями Брук они не раз приводили испуганных несчастных детей, ухаживали за ними, пока те не обретали теплый дом. Его ребенок будет носить его фамилию и расти в любви и ласке. Но сейчас не время делать Эмме предложение.
Они оба в шоке.
Дилан пытался быть обаятельным. Терпеливым. Но, судя по нахмуренному лбу и беспокойному взгляду, растерялся. Как и Эмма. Но она уже любит свое дитя, его дитя, и перевернет небо и землю, чтобы все исправить.
Эмма спокойно поднялась. Дилан тут же вскочил, не отрывая от нее встревоженных глаз.
– Мне нужно в туалет, – пояснила она.
– Я провожу.
– Нет, голова больше не кружится, и я знаю, где это.
Он крепко сжал губы, но не стал спорить, когда она отошла спокойным размеренным шагом и открыла дверь ванной.
Там она плеснула в лицо холодной воды, которая привела ее в чувство. Подняла голову и уставилась на свое отражение. О, уже не так бледна. И ноги не подгибаются. Эмма открыла свой большой секрет, и это оказалось настолько благотворным, словно в темноте вдруг включили свет и она обрела способность видеть, а с плеч упало тяжкое бремя. Она свободна. Ей легко.
Но это чувство оставалось в ней всего несколько секунд.
Когда она вышла из ванной, Дилан поджидал ее у двери, прислонившись к стене и сложив на груди руки. Лицо по-прежнему выражало тревогу.
Он шагнул к ней и взял за руку:
– Как ты себя чувствуешь, Эм?
Легчайшего прикосновения большой руки оказалось достаточно, чтобы пробудить спящие эндорфины. И пока они не начали действовать, она могла думать только о том, как бы отстраниться от него. Отстраниться от нежного голоса, произносившего ее имя. От того, чего она боялась почти так же, как темноты. Боялась влюбиться в него. Влюбиться по уши, по-настоящему, потому что любовь сломает ей жизнь.
Ее никто никогда не любил.
Но труднее всего сознавать, что она не любима Диланом.
– Я в порядке. Мне уже намного лучше.
– Я хочу, чтобы ты осталась на ночь.
– Почему?
Она смотрела в синее море его полных ожидания глаз. Он сам тоже был полон ожиданиями.
– Тебе не стоит оставаться одной сегодня.
– Разве не так я забеременела?
Шутка была неудачной. Собственно, и не шутка. Правда. Но Дилан, похоже, не оскорбился. Только губы слегка дернулись.
– О, как жаль, что я ничего не помню.
– Если уж быть честной до конца, я тоже не все помню. Мозги в ту ночь работали плохо. Лишь иногда какие-то вспышки воспоминаний.
Он кивнул, глядя на нее так, словно не верил, что они занимались любовью. Словно сама эта мысль для него дика. Он не просил прощения, но взгляд был извиняющимся.
– Кстати, спасибо, что не спросил, но я уверена, что это твой ребенок, Дилан. Я очень-очень давно не была сексуально активной.
И увидела, как на его лице даже сквозь загар проступил румянец. Краснеющий Дилан Макей? Редкостное зрелище!
– Я так и понял, – выпалил он так быстро, что она удивленно подняла брови. Неужели он оскорбил ее?
– Я хотел сказать, ты ни за что не солгала бы мне, Эмма, – объяснил он. – Знаю, что ты говоришь мне правду.
Уже лучше.
– Я не останусь на ночь, Дилан.
Он повел ее в кухню и снова протянул стакан с водой.
– Ты уже который день болеешь и несколько минут назад упала в обморок. Нужно, чтобы кто-то находился рядом.
Она пила воду, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.
– Не можешь же ты просидеть со мной всю ночь, правда?
– Я и не намеревался. Но ничего плохого нет в том, что друг позаботится о друге, верно?
– На это есть эсэмэски.
Он фыркнул. Сексуальный звук! В какую беду она попала?
– Из-за тебя меня ждет бессонная ночь.
– Послушай, ты можешь отвезти меня домой. А потом прислать эсэмэску, когда вернешься сюда. Я же отвечу тебе прямо с утра.
– А как насчет звонков?
– Прекрасно. Позвоню, когда проснусь.
– А если тебе опять станет плохо?
– Ты примчишься меня спасать. Не сомневаюсь.
Он потер подбородок, словно обдумывая слова.
– Ну почему ты такая упрямая?
Я не упрямая. Я практичная. Полагаю, нам требуется время поразмыслить.
– Это моя реплика, солнышко. И, заметь, не я ее озвучил. Сейчас важнее всего вернуть тебе здоровье.
– Я заботилась о себе почти двадцать шесть лет. И вполне могу справиться, поверь мне!
Он медленно кивнул. Окинул ее строгим отцовским взглядом. Боже, как она ненавидела, когда Дилан это проделывал! Он не ее опекун. Не старший брат.
– Ладно, я отвезу тебя домой.
Полчаса спустя они подкатили к ее дому. Дилан настоял на том, чтобы проводить ее в квартиру, желая позаботиться о ее безопасности. Эмоции Эммы иссякли, не хватало сил спорить.