– Не знаю.
– Ты хочешь есть. Поедем на час-другой.
Отказать было трудно, особенно глядя в эти синие глаза. Обычно она сдавалась сразу. Впрочем, как всегда.
Что она могла сказать?
Она, как миллиард обожающих поклонниц, влюблена в Дилана Макея. И прекрасно знает, если бы не нытье Брук, его бы здесь не было. Она не отстанет, пока не убедится, что об Эмме сегодня позаботятся.
Почему подруга поставила ее в такое положение? Да, это мило с ее стороны, но Эмма не объект благотворительности. Слишком долго пробыла этим объектом и больше не хочет. Она с раннего детства привыкла сама себя защищать и не хочет, чтобы ее считали обязанностью, которую выполняют, чтобы облегчить чью-то совесть.
Эмма хотела наотрез отказать Дилану, но проникающие в душу глаза следили за ней, а в лице светилась надежда.
– Ну, может, ненадолго, только чтобы Брук к тебе не приставала.
Он поднял руки, протестуя:
– Не знаю, о чем ты. Это была моя идея.
– Ну да, а солнца в Лос-Анджелесе и совсем не бывает, – фыркнула она.
Глядя в окно на темнеющее небо, он ухмыльнулся:
– По крайней мере, сейчас точно нет.
Ладно, она поужинает с ним. И не обязательно говорить правду. Пока не обязательно. Она не готова к этому, а он, таким образом, доложит Брук, что все хорошо, и остаток уик-энда Эмма проведет в покое.
– Пойду за жакетом.
Он кивнул, выглядя странно довольным.
Несколько минут спустя они уже мчались по шоссе Пасифик-Коуст в его лакрично-черном микроавтобусе. Стекла были опущены, теплый весенний ветерок развевал ее волосы. Дилан, только недавно сам севший за руль, сосредоточился на дороге. Эмма несколько секунд обозревала его профиль. У него классические черты лица: массивная челюсть, сильный подбородок, прямой нос и темно-синие глаза. Как вода у Гавайских островов. С бирюзовым отливом. Волосы немного выгорели на солнце и отросли настолько, чтобы прикрывать уши. Чаще всего он зачесывал их назад, но непокорные пряди всегда падали на лоб и сводили ее с ума.
Будут ли у ребенка его волосы? Его глаза? Или он больше будет похож на нее? Зеленоглазый, с волосами цвета темной клюквы?
Желудок сжался при мысли о тайной жизни внутри, растущей и процветающей, несмотря на постоянные приступы тошноты. Ей действительно нужно подкрепиться, а стряпня Мэйзи слишком хороша, чтобы от нее отказываться.
– Приехали!
Дилан въехал в ворота и направился по круглой подъездной дорожке к входу в дом. Временами Эмма не могла поверить, что это все принадлежит ему. Он вырос в обычной американской семье. Отец – директор школы, мать – инженер-строитель. Маркус, отец Дилана, умер за год до пенсии, прожив полную и счастливую жизнь. Любовь к жене и детям, существование, полное доброты и благородства, вернуло Эмме веру в человечество.
Припарковавшись в гараже, Дилан попытался обойти автомобиль, чтобы открыть ей дверцу, но Эмма оказалась слишком проворной и выскочила сама, не заметив, как померкла его улыбка, и проследовала к черному входу.
– Эй, искорка, подожди. – Дилан отпер дверь.
Эмма уже шагнула вперед, но он выбросил руку, преграждая ей путь, и девушка внезапно, неожиданно для себя застряла между ним и дверью, пойманная и плененная мужским запахом. Прошло несколько мгновений, прежде чем она подняла глаза и встретилась с ним взглядом.
– Не делай вид, что ты полностью оправилась, чтобы доказать свою правоту. Я вижу, какой у тебя усталый вид. Ты очень бледная и явно похудела.
Ну просто не в бровь, а в глаз. Внутренняя дрожь сотрясла от макушки до пят. То, что он заметил изменения в ее фигуре, уже само по себе шок. Но заметить, как плохо она выглядит, поднимало унижение на новый уровень. Что дальше? Неужели начнет рассуждать о ее прыщах и родинках?
– Я слишком долго играл в кино, чтобы не распознать притворства. Прошу тебя расслабиться, съесть восхитительный ужин и хорошо провести время. Со мной не обязательно делать вид. Просто будь собой.
Едва он опустил руку, давая ей пройти, Эмма выпалила:
– Да, доктор Дилан. Пойдет!
Расслышав сарказм в ее голосе, он вскинул брови:
– Твой рот! Иногда мне хочется…
Не успела она уловить значение слов, как он наклонился и коснулся губами ее губ. Она ахнула, втянула в легкие воздух, но быстро пришла в себя:
– Заткнуть меня?
Он с ухмылкой покачал головой:
– Можно сказать и так. Но я хотел немного притупить жало твоего язычка.
Что же, он заткнул ее и притупил жало языка всего лишь легким поцелуем. Подобные вещи всегда сходили ему с рук. Природа наградила его чудесным характером и способностью очаровать любую встретившуюся на пути женщину. Эмма не раз становилась свидетельницей этому. Его отношения с дамами были предметом обсуждения, слухов и сплетен в прессе. Журнальные обложки, телевизионные интервью, ток-шоу давно служили способом разоблачения Дилана как дамского угодника. Его не удавалось поймать в надежный капкан, поэтому все всегда сходило с рук. Он никогда не преступал определенных границ. Все знали, что он не встречается сразу с несколькими женщинами и уделяет безраздельное внимание той, на кого пал его выбор. Весьма неглупый ход, помогавший уберечь Дилана от неприятностей.
И хватило всего одной ночи затемнения, когда по всему городу отключили электричество, чтобы уничтожить прекрасно защищенную репутацию. Только Дилан пока об этом не знает.
О господи, когда Эмма берется за дело, всегда идет до конца!
Едва они вошли в роскошный дом, Дилан немедленно распахнул массивные стеклянные двери в гостиной. Душистый ветерок немедленно ворвался в комнату, принося соленые запахи моря и мелкий песок. Эмма прошла за ним на кухню. Он открыл двери, ведущие в патио, выложенное итальянским мрамором. По одной стене поднимались вьющиеся растения, тут же росли суккуленты. Настоящий шедевр ландшафтного дизайна. Дилан нанял дизайнера недавно, и тот добавил немного зелени к уже имевшейся. Столики и удобная садовая мебель были размещены вокруг каменной костровой чаши. Отсюда открывался прекрасный вид на Тихий океан.
– Хочешь, посидим здесь? – предложил Дилан. – Я подогрею оставленный Мэйзи ужин, а ты подышишь свежим воздухом.
Но Эмма предпочитала что-то делать, а не сидеть и предаваться тяжелым мыслям. Одна. В темноте.
– Нет, спасибо. Я помогу тебе.
– Как хочешь, но я справлюсь. Обычно по уик-эндам я даю Мэйзи выходной.
– Хочешь сказать, ты готовишь сам?
Он улыбнулся, подошел к холодильнику и вынул оттуда закрытое блюдо.
– Готовлю, если только Мэйзи не пожалеет меня и не оставит нечто волшебное, вроде куриной пикаты.
Дилан поставил блюдо на стол и открыл дверцу духовки.
– Впечатляюще, – кивнула Эмма.
– Кроме того, я умею мыть посуду и забрасывать грязную одежду в стиральную машину.
Он сделал знак, она достала из холодильника блюдо с пилавом и протянула ему. Блюдо поместили в духовку рядом с курицей. На стойке рядом с подносом печенья с шоколадом стояла корзина чесночного хлеба, с кусочками сушеных томатов. От всех этих ароматов Эмме стало нехорошо, хотя аппетит постепенно разгорался. Наконец-то она почувствовала голод.
– Такое умение! Я впечатлена.
Поставив ужин разогреваться, Дилан прислонился к гранитному островку, сложил руки на груди и пригвоздил ее к месту синими глазами.
– Ты забываешь, как я рос. Мама и папа требовали, чтобы мы помогали по дому. Я мыл машины, готовил обеды, стирал, застилал постели и, помоги мне боже, даже чистил туалеты.
– Держу пари, ты больше ничего этого не делаешь.
Он пожал плечами и послал ей кривую улыбку.
– Нет, если могу этого избежать.
Вспоминая о последних объятиях с унитазом, она не могла его винить.
– Твои родители были чудесными людьми. Прекрасно тебя воспитали.
– Да, но тогда я так не думал. Работал куда больше, чем все мои друзья. Прежде чем выбежать из дома играть в футбол, приходилось выполнять целый список домашних обязанностей. Особенно по уик-эндам.
– Они закаляли твой характер.
– Да, а теперь я играю сильных мужчин.
– Но по-прежнему моешь посуду и готовишь. Когда я последний раз говорила с твоей мамой, она обмолвилась, что очень тобой гордится.
– Да, сейчас гордится. Но когда я бросил колледж на втором курсе, чтобы стать актером, родители очень огорчались. Особенно отец. Он так мечтал, что я стану врачом! Ему это так и не удалось, ведь он вложил в меня все свои надежды, будто осознавая свою вину. Он хотел быть педиатром.
Дилан шумно вздохнул и поскреб щетину на подбородке.
– Полагаю, я разочаровал их, когда сбежал с Рене.
Рене совершенно не годилась для него. Эмма миллиард раз слышала это от родителей Дилана и Брук.
Эмме она тоже не слишком нравилась. В нежном четырнадцатилетнем возрасте ее сердце было навек разбито, когда Дилан влюбился в красотку из команды чирлидеров, убедившую его, что он непременно станет кинозвездой. У нее есть связи. Она может устроить ему прослушивание у нужных людей.
– Может, тебе не суждено было стать доктором. Отец дождался твоего успеха. Он должен был понять, что ты принял для себя верное решение.
– Папа считал, что я не знаю, что делаю. Может, так и было. Рене стала моей первой подружкой, я с ума сходил по ней.
Он беспомощно пожал плечами, и в глазах появилось что-то непонятное.
– Но довольно о древней истории. Как насчет газировки?
Он снова открыл холодильник.
– Лимонада? Вина или пива? Что-то еще? Перед уходом Мэйзи забила холодильник.
– Воды вполне достаточно.
По крайней мере, безопасно. Сейчас нельзя доверять желудку. Еще до того, как узнала о ребенке, Эмма отказалась от алкоголя.
Он протянул ей кобальтово-синюю бутылочку воды, стоившую дороже бокала хорошего вина, и взял себе другую. С элем сорта «индейский коричневый». Поднес бутылочку к губам и глотнул. Эмма немедленно отвела глаза. Она никогда не умела скрывать свои эмоции. Не хватало еще, чтобы Дилан поймал ее за подглядыванием!