Точная численность масонских лож в России в период с 1906 по 1917 г. неизвестна, но, судя по всему, лишь очень немногие из них получили от местных властей разрешение на свою деятельность. Все-таки масонство пользовалось заслуженной репутацией либерального движения, и некоторые высокопоставленные полицейские чиновники решительно противились малейшим попыткам возродить его в России; одним из таких противников масонства был М.И. Трусевич, который в 1907 г. занимал пост директора Департамента полиции и в письме варшавскому генерал-губернатору поклялся, что приложит все силы, дабы не допустить распространения международного заговора с целью свержения монархии. Его поддерживал Е.К. Климович (в 1908 г. — заведующий Особым отделом), который, отвечая на вопрос своего подчиненного, отозвался о масонах столь же резко. Брожение в обществе и без того не давало покоя полицейским чиновникам, и они полагали нелепостью разрешать либералам создавать объединения, притом что внедрение осведомителей в каждое из них — а внедриться в либеральную организацию было задачей не из легких — считалось единственным средством держать их в узде.
Агитационная деятельность либералов против самодержавия начала тревожить чиновников охранки задолго до революций 1905 г. И вот два примера — служебные записки тогдашнего заведующего Особым отделом Л.А. Ратаева, датированные 1902 г. В первой, от 11 февраля, Ратаев сетовал, что целый ряд таких агитационных групп «действовал почти исключительно на законных основаниях и был совершенно недоступен для надзорных органов». Дабы исправить сложившееся положение, он настаивал на учреждении, как он выразился, «наблюдательных пунктов», т. е. небольших розыскных отделений, в наиболее тревожных районах.
Спустя три месяца новый директор Департамента полиции А.А. Лопухин последовал рекомендациям Ратаева, и тот составил вторую записку, в которой возложил всю вину за ужесточение мер по охране порядка и безопасности на либералов из числа знати и интеллигенции. Своими изданиями, собраниями, читальнями и воскресными школами для рабочих, возмущался он, эти люди искусно управляют общественным мнением и вовлекают в свое движение «добропорядочных» и умных союзников, к примеру несправедливо обвиняя правительство в «чудовищных жестокостях» по отношению к участникам студенческих демонстраций. Повсюду, где объединяются такие «серьезные люди», писал Ратаев, неизбежно возникают «революционные настроения… и движение».
Лопухин лично издал директивы и составил объяснительный циркуляр о новых розыскных пунктах в Вильно, Екатеринославе, Казани, Киеве, Одессе, Саратове, Тифлисе и Харькове. Поскольку служба политического сыска испытывала недостаток в кадрах, он вынужден был поставить во главе ряда отделений жандармских офицеров; обстоятельства также принудили его распорядиться, чтобы каждый начальник отделения сам вербовал и обучал секретных агентов, как штатных, так и нештатных. Что же до их полномочий, то лишь в исключительных случаях они имели право производить аресты и дознание без согласия начальника губернской жандармерии; для их содержания Лопухин увеличил статью расходов на секретных агентов в семи городах, где требовалось открыть розыскные пункты, а также на сотрудников подобных отделений, которые уже давно действовали в Петербурге, Москве и Варшаве.
В июне 1903 г. Лопухин, продолжая реорганизацию тайной полиции, повысил статус начальников розыскных пунктов и преобразовал последние в полноценные охранные отделения, численность которых за последние годы существования Российской империи достигла 75 и которые через Особый отдел подчинялись непосредственно Лопухину. На сей раз в его директиве начальникам местных отделений предписывалось уделить «особое внимание тому, чтобы [агенты] не участвовали в политических преступлениях»; к тому же он определил более четкий порядок проведения обысков, арестов и дознания, с тем чтобы выявлять и противозаконную деятельность революционеров, и опасную, но легальную агитацию, которую вели либералы.
В сентябре того же года в служебной записке одного из подчиненных Лопухина в секретариате Департамента полиции, М.Г. Труткова, говорилось о необходимости срочно создать разветвленную сеть охранных отделений для борьбы с беспорядками, поскольку действующие секретные агенты охранки не справляются со своей задачей. Признавая, что агентам полиции гораздо труднее обезвреживать умело работающих, не выходящих за рамки закона агитаторов, чем явных преступников, какими являются террористы, Трутков осудил повсеместные повальные аресты предыдущего года, в результате которых власти предстали в невыгодном свете, а переполненные тюрьмы фактически превратились в штабы и вербовочные пункты бунтовщиков. Передача новых подразделений в непосредственное подчинение Особому отделу, писал Трутков, обеспечивает более эффективное руководство в лице «вполне интеллигентного человека». После реорганизации прошло всего три месяца, а улучшение методов и результатов работы, утверждал он, уже налицо.
В тот период высокий, судя по всему, уровень образования среди сотрудников Особого отдела служил для руководителей охранки предметом гордости, отчасти, вероятно, потому, что это делало их достойными противниками либералов. В 1917 г. жандармский офицер полиции М.С. Комиссаров, давая показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, высказался в том же духе, что и Трутков. В большинстве «интеллигентные люди, все… с университетским и юридическим образованием», подчеркивал он, придавали Особому отделу «необычный, своеобразный характер».
В 1904 и 1905 гг. на глазах у высокообразованных сотрудников Особого отдела либералы развернули широкую кампанию за сплочение всех слоев российского общества вокруг своей ясной и четкой программы: свободные выборы в Учредительное собрание и установление конституционной формы правления западного образца на основе уважения закона, всеобщее избирательное право, свобода совести и собраний, свобода печати. Начало было положено либералами, которые в 1902 г. основали «Союз освобождения», выступавший также за улучшение условий жизни рабочих и их семей.
В ходе так называемой банкетной кампании в конце 1904 г. либералы одну за другой принимали резолюции, отвечавшие требованиям их программы. Например, осведомитель охранки, присутствовавший 14 декабря 1914 г. на обеде либералов в московском ресторане «Эрмитаж», доносил, что там «радикальная часть общества» постановила требовать немедленного созыва Учредительского собрания. Вопреки запрету на нелегальные рабочие организации «Союз освобождения» призывал представителей интеллигенции создавать собственные союзы по профессиональному признаку, чтобы затем объединиться с аналогичными группами рабочих; и в мае 1905 г. охранкой было отмечено, что четырнадцать таких профессиональных групп образовали «Союз союзов», дабы создать широкую коалицию сторонников либеральных реформ. В июле шеф Особого отдела Рачковский приказал установить за профессиональными союзами полицейский надзор и применять по отношению к ним «административные меры», чтобы помешать их планам распространения демократических идей. Четырьмя месяцами раньше Петербургское жандармское управление сообщило, что Всероссийский съезд Союза адвокатов заявил о «полной солидарности с революционными партиями в деле установления в России нового государственного строя на основе всеобщего, прямого, равного избирательного права и тайного голосования». галя
К ужасу охранки, образованные представители высших слоев общества поддерживали революционеров в восстании, которое ни одно правительственное ведомство не в силах было остановить. В самый его разгар Особый отдел разослал всем губернаторам, полицмейстерам и начальникам жандармских управлений очередную весьма характерную депешу, в которой требовал составлять более точные и подробные донесения, решительно использовать предупредительные меры и внимательнее следить за общественными настроениями. Однако к концу года кое-где даже полицейские и жандармские чины выказали неповиновение и присоединились к сторонникам преобразований.
Спустя два года после завершения первой русской революции охранка по-прежнему пристально следила за либеральным крылом оппозиции, хотя и было ясно, что в роли вождей рабочего класса либералов сменили социалисты-революционеры и особенно социал-демократы. Однако в борьбе против тайных политических врагов охранке вменялось в обязанность выявлять все виды оппозиции, а некоторые чиновники в руководстве охранки все еще всерьез опасались, что либералы для достижения своих целей воспользуются масонскими ложами.
И вот в 1908 г. была предпринята первая из двух, пожалуй все-таки нелепых, операций против масонов, но поспешная небрежность, с какой ее провели, — как и вторую, в 1910 г., — свидетельствует о том, что, по мнению большинства сотрудников охранки, масоны не представляли особой опасности. В фарсе, разыгранном перед публикой в 1908 г., главную роль взял на себя некий позер, член московской ложи, который помог доказать — за вознаграждение — ее заговорщический характер.
В ноябре 1908 г. в докладе на имя своего шефа, руководителя Особого отдела Климовича, начальник Московской охранки М.Ф. фон Коттен счел необходимым доверительно поведать о достоинствах некоего Джеймса Перси, известного в своем кругу принадлежностью к масонам и выдающего себя за лондонца, который пишет для американских и английских периодических изданий. В действительности этот великий секретарь при великом магистре московской Астрейской ложи П.А. Чистякове был агент охранки по имени Иван Федорович Персиц, человек вдвойне ловкий: «как провокатор и по части собственной финансовой выгоды». Ему не грозит разоблачение, писал фон Коттен, поскольку дело о масонской ложе, в котором он замешан, можно без труда закончить через «два или три месяца».
Незадолго до этого так называемый Джеймс Перси привлек к себе общественное внимание, когда 13 ноября выступил в правом московском листке «Вече» с небылицей, будто бы английские масоны подготовили почву для распространения масонства в России и считают, что в стране созрели условия и пора им приводить к власти либеральное правительство. А на самом-то деле, негодовало «Вече», масоны замыслили развратить русский народ; это мнение подхватило еще несколько газет.