В конце декабря по подсказке Персица полиция нагрянула в квартиру Чистякова с обыском как раз в то время, когда там шло тайное, а значит, противозаконное собрание. Для привлечения к административной ответственности ничего больше и не требовалось, и Департамент полиции запретил эту организацию московских масонов как заговорщическую. Что касается Персица, в январе 1909 г. газета «Новое время» опубликовала статью, где было названо его подлинное имя и сообщалось о его аресте и возможной высылке из Москвы в связи с противозаконным собранием, которое, «по некоторым данным, было масонским».
В том же году на посту товарища министра внутренних дел оказался сановник, чрезвычайно напуганный опасностью масонского заговора. Вот этот новый человек в руководстве Департамента полиции — П.Г. Курлов — в 1910 г. по собственной инициативе втайне и предпринял шаги, положившие начало второй значительной операции против масонов.
Задание Курлов решил поручить мелкому чиновнику из 2-го делопроизводства, который говорил на нескольких языках и был золотым медалистом привилегированного петербургского лицея, — Б.К. Алексееву. В октябре 1910 г. Алексеев отправился сначала в Брюссель, там запасся рекомендательным письмом к секретарю Антимасонской ассоциации аббату Ж. Турмантену и проследовал далее в Париж, чтобы разузнать у него про французскую масонскую ложу «Великий Восток».
Удивленный равнодушным приемом аббата, Алексеев составил первое донесение Курлову по материалам «Ревю мазоник» — газеты «Великого Востока». И хотя один из ее авторов назвал русское правительство «позором цивилизованных государств», Алексеев признавался, что пока у него нет улик, свидетельствующих о масонском заговоре.
Затем, когда помощник Турмантена принял 500 франков «взаймы», Алексеев имел откровенную беседу с аббатом и выяснил, что исчерпывающие сведения о масонских ложах в России стоят 500 тыс. франков — именно такая сумма необходима для подкупа трех высокопоставленных масонов. После того как Курлов ответил, что согласен выплачивать информаторам лишь небольшое ежегодное пособие и еще вознаграждение за каждый добытый документ, Алексеев продолжал отстаивать первоначальное предложение, а заодно представил счет на 2 тыс. франков за собственные расходы на роскошную жизнь — извозчика, театр, папиросы, лакея и многочисленные «ужины на двоих» — во время полуторамесячного вояжа, который завершился в декабре.
Спустя чуть более года, в январе 1912-го, аббат прислал письмо министру внутренних дел А.А. Макарову, где спрашивал, была ли удовлетворена его просьба о «значительной сумме денег» и по-прежнему ли русские чиновники отказываются предпринимать «что-либо в России против франкмасонов». Вероятно, аббат написал министру, чтобы поставить его в известность, что он до сих пор ничего не получил, хотя кое-чего заслуживает, и тогда ему переслали скромное вознаграждение за несколько будущих донесений, которые на поверку оказались бесполезными политическими сплетнями.
Тем временем Алексеев уже выслеживал «масонских злоумышленников» в Петербурге, и от него поступило донесение о состоявшемся 11 марта 1911 г. собрании двадцати подозреваемых в Музее изобретений и усовершенствований. В качестве наиболее активного пропагандиста он отметил В.В. Архангельскую-Овчинникову, известную охранке как радикальная феминистка с дипломом по истории философии Парижского университета. Алексеев свободно беседовал с ней, и она с увлечением убеждала его в могуществе масонства. Возможно, в результате этих бесед Алексеев осенью того же года и указал в донесении, что масоны приложили руку к убийству Столыпина 1 сентября 1911 г. и что «Великий Восток» действует через «революционные комитеты по плану, выполнение которого пока лишь в самом начале».
В 1912 г., ознакомившись с донесениями Алексеева из досье охранки на масонов, новый директор Департамента полиции С.П. Белецкий отверг выводы о заговоре как безосновательные. Когда чуть позже великий князь Николай Николаевич, командовавший гвардией, потребовал от него расследовать, какое влияние оказывают масоны на офицеров гвардейских полков в Санкт-Петербурге, Белецкий вновь не обнаружил никаких улик, свидетельствующих о подрывной роли масонства, и на этот раз он назвал русских масонов обыкновенными «оккультистами».
Совсем с иных позиций было составлено секретное циркулярное письмо охранки от 1915 г., адресованное руководителям всей действующей агентуры. В нем подчеркивалось, что организация масонских лож под видом обычных оккультных, философских, научных и графологических кружков предпринимает новые усилия для подрыва государства, церкви и монархии. Все эти подрывные группы, говорилось далее, имеют связи с заграничными масонскими организациями и на своих тайных собраниях ведут коварную антиправительственную пропаганду среди новобранцев. В циркуляре отчетливо звучало требование внедрять осведомителей в подобные группы.
Однако в охранке не ведали и, как ни странно, так никогда и не узнали, что в это самое время возникли действительно тайные ложи наподобие масонских, но не имеющие к ним никакого отношения и предназначенные для встреч убежденных либералов из высших слоев общества. Созданные в чисто политических целях, кружки эти собирались на дому у кого-нибудь из участников, и там обсуждались планы либеральных преобразований. Они не вели протоколов и не составляли членских списков.
Как считают, начало этой необычной организации положил член левого крыла Конституционно-демократической партии и близкий соратник Милюкова Н.В. Некрасов. Отказавшись от ритуальности и принимая в свои ряды женщин, эта организация выросла в сеть маленьких местных и губернских лож, которые подчинялись Великому совету и на своем съезде вырабатывали самые общие политические решения, причем они не были обязательными для каждого члена организации в отдельности. Ее целью было удержать демократов и либералов от раскола и направить их совместные усилия на поддержку Милюкова, который, как известно, отклонял многократные приглашения вступить в организацию. К Февральской революции 1917 г. в это избранное братство либералов входило всего от 300 до 350 человек, и ни один из них не работал на охранку.
Существование этих новых лож хранилось в строгой тайне от известного либерала князя Д.И. Бебутова, которого некоторые ошибочно подозревали в связях с полицией, поскольку он встречался с такими сотрудниками охранки, как Манасевич-Мануйлов. Однако антиправительственная деятельность Бебутова, напротив, давала основания охранке считать его неблагонадежным, и когда Бебутов пожертвовал 10 тыс. руб. в партийную кассу кадетов, на него завели досье. Когда же в 1917 г. Мануйлов предстал перед Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, на вопрос о том, какие услуги оказывал полиции Бебутов, он ответил, что про это ему ничего не известно.
После сентября 1915 г. рухнули надежды на сотрудничество между царским правительством и умеренной коалицией Думы под названием «Прогрессивный блок», и либеральные ложи поддержали усилия Милюкова по сохранению монархии при новом конституционном устройстве, а когда и эти усилия оказались тщетными, выступили заодно с Милюковым за создание Временного правительства как переходного органа новой русской демократии, куда вошли основоположник так называемого политического неомасонства Некрасов и его соратники А.Ф. Керенский и М.И. Терещенко.
Впоследствии Керенский с негодованием отвергал «абсурдное» утверждение некоторых, будто тайная деятельность либеральных лож привела к свержению царя, и оценивал их усилия как «направленные на установление в России демократии на основе широких социальных реформ и федерального государственного устройства». По его словам, он вступил в организацию сразу после своего избрания депутатом IV Государственной думы в 1912 г., а надежность конспирации объяснялась тем, что либеральные ложи не заводили членских списков и вообще каких-либо документов.
После революции один из лидеров Конституционно-демократической партии и член ее ЦК с 1910 по 1917 г., князь В.А. Оболенский, также рассказывал о тайном обществе либералов, в котором сам состоял. Он отмечал, что до февраля 1917 г. организация единодушно выступала против революции, а затем возникли политические разногласия, и она распалась. Насколько помнил князь, в ее рядах был только один большевик и несколько евреев, причем ни один из них не занимал высокого положения.
Опасения властей по поводу либералов в последние годы существования Российской империи объяснялись той решающей ролью, которую сыграла эта политическая группировка в подготовке народного взрыва 1905 г. Как красноречивые и умелые организаторы пропагандистской работы в массах и как сторонники авторитетной программы реформ, либералы действительно представляли серьезную угрозу для косного самодержавия. Однако охранка как орган, призванный собирать и анализировать информацию, в том числе секретную, допустила крупный просчет, ибо ее руководители не поняли, что самодержавие могло и должно было сотрудничать с либералами во имя политического переустройства Российской империи.
Вместо этого охранка, делая отчаянные попытки сдержать поднимающуюся волну народного гнева по отношению к старому строю, нанесла еще больший вред самодержавию, поскольку искала врагов среди масонов, чьи силы она преувеличивала. Что же касается «еврейского вопроса», охранка как государственное учреждение сознавала всю опасность нападок на еврейское население и вопреки распространенному мнению не пускала в оборот «Протоколы сионских мудрецов». В то же время охранка не в состоянии была помешать некоторым из своих офицеров, а также сотрудникам других государственных ведомств, которые видели в антисемитизме способ направить народное недовольство против удобной жертвы.
Глава 11Полиция и погромы
Русское слово «погром» не нужно переводить на иностранные языки. 1288 тыс. евреев, эмигрировавших из Российской империи с 1897 по 1917 г., поведали о его значении всему миру. Значительная часть эмигрантов сорвалась с обжитых мест не столько в поисках лучшей доли, сколько в страхе перед насилием. В конце XIX — начале XX в. избиения евреев происходили только в России и восприним