Мириам слегка расслабилась.
— Понимаю. — Она аккуратно убрала конверт в карман жакета. Пять десятифунтовых бумажек было больше, чем она надеялась выколотить из него страхом. — А ваш посредник в состоянии реализовать большее количество слитков? — спросила она, неожиданно меняя планы.
— Полагаю, что да. — Его лицо было унылым и усталым. — У меня появилось несколько мыслей для обсуждения.
— Я могу понять и это, — негромко сказала она. Пятьдесят фунтов здесь были эквивалентны сумме примерно между тремя и семью тысячами долларов у нее дома. Золото было дорогим, это признак наличия спроса, и что это подсказывало ей? Ничего хорошего. — Так какова же каша ситуация? Вы доверяете Бейтсу?
— Почти — до тех пор, пока могу поставить его в тупик, — признался Эрасмус. — Он мне не попутчик.
— Попутчик. — Она кивнула, как бы в ответ собственным мыслям. — Вы марксист?
— Да, он был величайшим толкователем моих убеждений, этот Маркс, — сказал Бергесон негромко, но со страстью. — Я верю в естественные права человека, перед которыми равны все, и мужчины, и женщины; в демократию; в свободу. Свободу действий, свободу коммерции, свободу веры, точно так же, как старина Карл. За что его и повесили.
— Там, откуда явилась я, он пришел к совершенно другим выводам, — сухо заметила Мириам, — впрочем, его начальные условия были иными. Так вы собираетесь закрыть магазин и рассказать мне, что вас беспокоит?
— Да. — Он сходил и перевернул табличку на дверях, затем запер дверь на засов. — Сюда, в заднюю часть, если не возражаете.
— После вас. — Мириам последовала за ним по узкому коридору, стены которого были сплошь в небольших нишах, как для корреспонденции на почте. В каждой нише пылились пакеты из коричневой бумаги, все с печальными ярлыками с датой выкупа из залога — кладбище мемориальных досок-закладок в катакомбах ростовщичества. Она опустила руку в правый карман и судорожно сжала небольшой пистолет, а сердце колотилось так, что от напряжения готово было выпрыгнуть из груди.
— Вы не можете быть провокатором из полиции, — бросил он через плечо. — С одной стороны, вы не слишком торговались из-за слитка. А с другой, допустили слишком много непростительных промахов. Но я не был уверен, что вы в своем уме, пока вы не показали мне тот сложный механизм и не оставили книгу. — Он сделал шаг в сторону, в нишу с пролетом деревянных ступеней, ведущих вниз. — Такую историю не придумал бы человек с больным рассудком — уж очень дорого. Даже заметки издателя! А качество бумаги! И шрифт. — Он остановился у подножия лестницы и глуповато уставился на нее снизу вверх, одной рукой держась за опорный столбик. — А вдобавок карманный киномограф. И вот я думаю: или вы настоящая, или я сумасшедший, — произнес он загробным голосом.
— Вы не сумасшедший. — Мириам осторожно спустилась по ступеням. — Итак?
— Итак, мне надлежит изучить тот захватывающий мир, из которого вы пришли, и спросить вас, как такое происходит. — Эрасмус вновь двинулся вперед. Подвал от пола до потолка был заставлен коробками и деревянными ящиками. — Это увлекательно, это захватывает. А принципы просвещения, что заложены вашей республикой… Вы понимаете, что они были задушены в зародыше в ходе той истории, с которой знаком я? Да, безусловно, достижение парламентского соглашения и ссылка были великими новшествами в свое время… но идея республики! Отделение церкви от государства, «Билль о правах» и всеобщее избирательное право! После Второй революции уравнителей требования подобных прав стали здесь чем-то вроде мертвой темы, подчеркиваю — мертвой, если вы следите за мной… гм.
Он остановился на свободном пространстве между тремя «стенами» из нагромождения деревянных ящиков; с балки свисала керосиновая лампа.
— Это довольно большой магазин, — заметила Мириам, крепче сжимая пистолет.
— Так и должно быть. — Он взглянул на нее, заметил руку, опущенную в карман. — Вы решили застрелить меня?
— С чего бы? — Она напряглась.
— Не знаю. — Он пожал плечами. — Очевидно, у вас есть какой-то план, один из тех, что не обещают кое-кому ничего хорошего, что бы вы здесь ни делали. А я, возможно, слишком много знаю.
Мириам наконец-то решилась и вынула из кармана руку… пустую.
— Я и сам не безгрешен, — добавил Эрасмус, указывая на деревянные ящики. — Я рад, что вы раздумали стрелять. Нитроглицерин при неожиданных «ударах» ведет себя очень плохо.
Мириам глубоко вздохнула и замерла, пытаясь взять себя в руки. Она ощутила неожиданный приступ страха: ставки в игре были гораздо выше, чем ей казалось раньше. Это полицейское государство, а Эрасмус не просто безобидный торговец, продающий запрещенную литературу.
— Послушайте, у меня нет намерения убивать, если я могу избежать этого. И меня совершенно не заботит, что вы «квартирмейстер» уравнителей и хозяин подвала, набитого взрывчаткой, — по крайней мере до тех пор, пока я не живу непосредственно рядом с вами. Этот проклятый бизнес не представляет для меня интереса, и, что бы вы ни думали, я пришла сюда не для того, чтобы включаться в ваши политические игры. Даже если это звучит лучше, чем сейчас выглядит. С другой стороны, у меня есть собственные, гм, «политические» проблемы.
Эрасмус поднял бровь.
— Итак, кто же ваши враги?
Мириам прикусила губу. Можно ли настолько доверять ему? Она не видела здесь большого выбора, но, если даже так, посвятить его в ее личные секреты было бы значительным шагом.
— Не знаю, — с неохотой сказала она. — Вероятнее всего, они весьма состоятельны. Как и я, они могут путешествовать между мирами — но не между этим и тем, откуда я принесла вам ту книгу. Там мой родной мир. А им открыта дорога в мир, который гораздо беднее и пребывает в средневековье. Это мир, в котором никогда не было христианства как религии Рима. Средневековье там слишком затянулось, то побережье, на котором находимся мы, там было заселено выходцами из Скандинавии до самых Аппалачей, а западные территории держит Китайская империя. Люди, о которых я говорю, скорее всего, занимаются торговлей, отсюда — туда… в чем я далеко не уверена. Но если это так, она основана на различиях в праве собственности на золото в том и другом мире. Вероятно, они — большая преуспевающая семья, возможно, даже возведены в дворянское достоинство в течение последних одного или двух столетий, и должны быть богатыми и консервативными. И не обязательно сочувствующими.
— Чем же они осложняют вам жизнь?
— Снова и снова пытаются убить меня. — Да, она это сказала и, доверившись ему, почувствовала облегчение. — Они приходят отсюда. Здесь, Эрасмус, их логово. Я уверена, что они воспринимают меня как угрозу себе. Я хочу найти их, прежде чем они найдут меня, и уладить дела более удовлетворительным для меня образом.
— Думаю, что понимаю. — Он сложил пальцы пирамидкой. — Вы хотите их смерти?
— Не обязательно, — нерешительно сказала Мириам. — Но я хочу знать, кто они и откуда появились здесь, а также остановить их агентов, пытающихся убить меня. У меня есть свои подозрения на тот счет, кто они, но это мне еще предстоит проверить. Если я права, то смогу прекратить попытки убийства.
— Полагаю, теперь вы рассказали мне свою историю, — сказал Эрасмус. — Посмотрим, можно ли что-то сделать для вас. — Он повысил голос, заставив ее вздрогнуть. — Обри! Можешь больше не прятаться. Если ты соизволишь достать бутылку портвейна и три стакана, можешь считать себя участником очень долгой истории. — Он сухо улыбнулся. — Вы пользуетесь нашим нераздельным вниманием и заботой, мэм. И, полагаю, очень мудро распорядитесь этим…
Вернувшись в отель пару часов спустя, Мириам переоделась в вечернее платье и без сопровождения спустилась вниз, к позднему ужину. Официант был с ней недружелюбен, но отыскал для нее уединенный столик в темном углу обеденного зала. Суп оказался вполне сносным, хотя и слегка остывшим, а холодному ростбифу с овощами успешно удалось заполнить все пустоты ее желудка. Она наблюдала со своего очень выгодно уединенного места за хорошо одетыми мужчинами и несколькими женщинами из этого же отеля и неожиданно почувствовала себя одиноко. «Возможно, это обычная ностальгия? — удивилась она. — Или культурный шок?» Один или два взгляда украдкой «прошли» и в ее сторону, но она избегала встречаться с незнакомцами глазами и воздержалась от всяких попыток завязать беседу. «Будто я невидима», — подумалось ей.
Она не стала дожидаться десерта, вернулась в свою комнату и нашла утешение в продолжительной ванне и раннем сне.
На следующее утро она предупредила портье, что отъезжает на несколько дней и комната ей будет не нужна, но хотелось бы оставить в отеле багаж. После этого она наняла машину, чтобы отправиться в контору адвоката.
— Ваши бумаги уже здесь, мэм, — сказал ей секретарь Бейтса.
— А сам мистер Бейтс свободен? — поинтересовалась она. — Я отниму у него только минуту.
— Я немедленно проверю. — Прошла минута ожидания. — Да, пройдите, пожалуйста.
— Ну, мистер Бейтс? — Она улыбнулась. — Есть ли какой-то прогресс в ваших поисках?
Он кивнул.
— Рассчитываю услышать новости о доме завтра, — сказал он. — Проживавший в этом доме мистер Соме покинул наш мир месяца три назад, и дом свободен, оставаясь частью его имущества. Поскольку его сын живет в Эльдорадо, я предполагаю, что предложение относительно дома примут с большой признательностью. Что же касается компании… — Он пожал плечами. — К какому виду деятельности мне следует отнести ее?
С минуту Мириам раздумывала.
— Назовите ее конструкторским бюро, — сказала она. — Или инженерной компанией.
— Прекрасно. — Бейтс кивнул. — Еще есть какие-то дела?
— Я собираюсь отбыть примерно на неделю, — сказала она. — Должна ли я оставить залог в обеспечение дома?
— Уверен, что вашего слова будет вполне достаточно, — любезно сказал он. — До какого уровня я могу делать предложения?
— Если стоимость превысит тысячу фунтов, мне потребуются дополнительные действия, чтобы перевести необходимые суммы.