Однажды фортуна улыбнулась и иркутским контрразведчикам в оперативной игре с германской разведкой, осуществлявшей организацию диверсий на железных дорогах, особенно на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), с целью срыва поставок Антанты в Россию[321].
Приехавшие летом 1915 г. в Иркутск из Шанхая бывший капитан-артиллерист П. А. Кавтарадзе и его товарищи заявили местной контрразведке, что посланы в Сибирь немцами для совершения диверсий. Начальник Иркутского КРО ротмистр Н. П. Попов им поверил, перевербовал и направил П. А. Кавтарадзе снова в Шанхай с целью восстановить свои прежние связи с немецкой организацией и разведать ее планы относительно диверсий на КВЖД. Руководить операцией в Шанхай был послан под видом комиссионера капитан А. Титов, бывший адъютант разведывательного отделения штаба Заамурского округа пограничной стражи. Принимая все меры предосторожности, он должен был проверять работу агентуры, руководить ее деятельностью и лишь изредка пользоваться услугами русского военного агента полковника Кременецкого, английской и французской полиции. В случае провала П. А. Кавтарадзе, А. Титову предстояло самостоятельно выяснить планы немцев, входящих в состав организации, приобрести из них или окружения агентуру.
Несмотря на то, что артиллерист не выполнил задание немцев, ему и его товарищам удалось войти в доверие к руководителям германской организации, добыть ценные сведения, относящихся к ее составу и работе, и передать их куратору. Капитан А. Титов не стал проверять информацию, не дал указаний по работе П. А. Кавтарадзе. В рапорте ротмистру Н. П. Попову он указал, что в Шанхае нет никакой организации, а сведения агента — ложь.
Оказавшись под угрозой неполучения денег, Кавтарадзе и его помощник Вачарадзе обратились к английскому капитану Сину и передали ему все собранные сведения. Немцы были арестованы. 10 марта 1916 г. в газете «Пекин дейли ньюс» появилось сообщение о разборе в Шанхае во французском смешанном суде дела инженера-химика Нильсена, главы немецкой шпионской организации в Шанхае доктора Фореча.
Из дела следует, что немец Эттингер, специалист по изготовлению фальшивых паспортов при особом бюро германского консульства, предложил некому Поповичу (Вачарадзе) отправиться в Сибирь для разрушения железнодорожных путей и мостов. Последний отказался, а двое русских дали согласие взорвать мост недалеко от Иркутска.
По оценке начальника КРО, если бы Титов проверил сведения Кавтарадзе не через русского консула в Шанхае Гроссе, а самостоятельно или при помощи английской полиции, то результаты ликвидации немецкой организации могли быть гораздо выше. Появление в суде еще двух свидетелей — Кавтарадзе и Вачарадзе — и предъявленные ими доказательства (собственноручная записка Нильсена, в которой последний написал бы состав взрывчатых веществ) полнее подтвердили бы планы немцев провести серию диверсионных актов против России и ее союзников. Кроме того, ротмистр Н. П. Попов считал, что капитан А. Титов при разработке информации П. А. Кавтарадзе должен был установить причастность к этой организации наиболее видных представителей германского посольства в Пекине и консульского корпуса, скомпрометировать их на судебном заседании. После суда, при подобающем раскладе, население Шанхая могло потребовать от правительства выселения немцев на их концессии, где наблюдать за ними при помощи английской и французской полиции было бы удобно и тем самым устранить опасность от всяких выступлений в будущем[322].
Так, в апреле 1916 г. в Шанхае секретной агентурой КРО штаба Иркутского военного округа, при содействии начальника харбинского сыскного отделения капитана Гладышева, полицмейстера Харбина подполковника Арнольда и английских властей была ликвидирована немецкая организация, ставившей своей целью совершения диверсий на Китайско-Восточной, Сибирской и Забайкальской железных дорогах. После ее частичной ликвидации в течение восьми месяцев не было ни одной попытки со стороны немцев организовать новые диверсии[323].
По некоторым данным, за время войны германской разведке удалось сжечь лишь один железнодорожный мост на КВЖД и пароход «Сибирь» на р. Сунгари[324].
Сибирский исследователь Н. В. Греков считает, что степень угрозы военным объектам и коммуникациям в Сибири со стороны германской разведки несколько преувеличена русскими дипломатами, военными и жандармами. «За время войны в рамках отношений ГУГШ и окружных штабов сформировался их особый стиль взаимного дезинформирования, — пишет ученый. — Центру периодически требовался предлог для того, чтобы привлекать повышенное внимание округов к охране железных дорог. Окружные штабы, продемонстрировав свою бдительность и усердие, поставляли в столицу сфабрикованные доказательства активности противника в глубоком тылу. На основании полученной информации ГУГШ, в свою очередь, строго предписывал окружным штабам усилить охрану дорог»[325].
В целом соглашаясь с вышесказанным, хотелось бы обратить внимание, что активность спецслужб империи, усиление охраны стратегических объектов и железнодорожной магистрали могли существенно скорректировать планы германской агентуры в Сибири. Ведь преодолеть с десятками килограммов взрывчатки сотни километров опасного пути, проникнуть незамеченными на территорию охраняемого объекта, заложить ее в определенном месте было непростым делом, требующим от его организаторов и от исполнителей высокой квалификации.
По материалам ГЖУ и ЖПУЖД весьма сложно судить о реальной степени угроз безопасности тыла со стороны разведок противника. Например, в циркуляре Департамента полиции от 6 июня 1916 г. указывалось: «Характер происшедших в текущем году в различных местностях империи пожаров на военных предприятиях, на интендантских складах фуража и в лесопильных заводах, а также взрывов на пороховых заводах и в поездах со снарядами и взрывчатыми веществами дает основание предположить, что некоторые из этих происшествий являются не делом случая, а злоумышлениями со стороны неприятельских агентов, на что указывает также и наблюдаемая планомерность в осуществлении этих злоумышлений»[326]. Из вышесказанного следует, что учреждение, являвшееся органом политического розыска и по совместительству выполнявшее функции контрразведки, не располагало точными сведениями о совершенных противником диверсиях на территории империи.
Особые трудности испытывали жандармы с доказательствами причастности лиц немецкого происхождения к сокращению производства продукции оборонного значения. «В результате излишней доверчивости к заявлениям и недостаточно компетентной разработки сведений получается нежелательное явление, выражающееся в том, что при сообщении Департаменту полиции данных, полученных от чинов жандармского надзора, подлежащих ведомствам, последние легко разбивают их расследованиями, производимыми специалистами, — говорится в циркуляре ДП от 30 января 1917 г. — Таким образом, материал опорочивается вследствие слишком поспешного или недостаточно умелого его использования, а в то же время со стороны заинтересованных лиц и учреждений возникают неудовольствия на вмешательство жандармских чинов в неподведомственные им дела». В связи с вышеизложенным, ДП указывал на необходимость «подвергать тщательной и всесторонней проверке без формальных расследований, исключительно совершенно негласным путем, а в возможных случаях при посредстве агентуры и при сообщении Департаменту полиции сопровождать заключением о степени их достоверности»[327]. Указания были по сути своей правильные, но несколько запоздалые. Департамент полиции и жандармские управления были расформированы новой властью в марте 1917 г.
После ликвидации новой властью территориальных органов безопасности борьбой с разведывательно-диверсионной деятельностью противника занималась лишь военная контрразведка, обладавшая гораздо меньшими силами и средствами по сравнению с расформированными структурами. Революционный хаос и брожение в обществе не могли не отразиться на работе контрразведки. Выявление диверсантов противника носило случайный характер.
7 марта 1917 г. начальник КРО ротмистр Н. П. Попов доложил начальнику Центрального военно-регистрационного бюро полковнику В. Г. Туркестанову об аресте на ст. Байкал финна Ленбума, намеревавшегося взорвать тоннели и ледокол. На допросе он рассказал, что летом 1915 г. был завербован в Швеции неизвестным ему господином Кайнуваром для проведения разведывательно-диверсионных операций в России. После выполнения задания в Петербурге ему дали поручение взорвать мост около Красноярска. Приехав в город 18 ноября 1916 г. и осмотрев мост, финн посчитал, что силы заряда для разрушения опор не хватит. К такому же выводу Ленбум пришел, осмотрев ачинский и минусинский мосты. Приехав в Иркутск, он узнал о революции в Петрограде и хотел отказаться от диверсии, полагая, что Финляндия получила независимость. Однако узнав, что Финляндия остается в составе России, решил выполнить задание немцев, но при попытке осмотреть ледокол «Байкал» был арестован. Контрразведчики изъяли у него 8 взрывных снарядов, план Круго-байкальской железной дороги, револьвер и 8 обойм[328].
Таким образом, разведывательно-диверсионная деятельность противника не представляла серьезной угрозы безопасности тыла русской армии по следующим причинам. Во-первых, большая протяженность коммуникаций, их значительная удаленность от линии фронта и границ во многом затрудняли организацию и осуществление диверсионных акций. Во-вторых, активная деятельность спецслужб России и увеличение численности охраны объектов минимизировали усилия австрийской и германской разведок. В то же время русским органам безопасности не удалось полностью защитить важные объекты от диверсий и провести квалифицированное расследование совершенных преступлений.