Определенное промежуточное положение в органах государственной безопасности занимали служащие, доля которых в центральном аппарате в 1920 г. составляла 26,4 %[413]. В целом, по данным М. И. Лациса, в органах ВЧК на 1921 г. числилось рабочих 13 843 (27,69 %), землепашцев 7801 (15,6 %) и 16 751 (33,5 %) служащих[414].
Образовательный уровень руководства ВЧК был низким, т. к. среди ее сотрудников было 36,6 % лиц без образования или с начальным образованием. Особенно это бросается в глаза, если сравнить его с аналогичными показателями руководителей наркоматов РСФСР, среди которых 57 % имели высшее образование. Во многом такое положение дел опять же объясняется партийным влиянием большевиков, 40 % которых не имели или получили только начальное образование. Причем характерная особенность для радикальных партий, связанная с незавершенностью среднего и высшего образования, проявилась и в органах государственной безопасности. Из 119 и 73 руководителей со средним и высшим образованием имели незаконченное 9 и 38 соответственно. Как правило, продолжение обучения становилось невозможным из-за вовлечения лиц в революционную деятельность. К примеру, председатель Иваново-Вознесенской и Самарской губчека В. Н. Наумов и начальник ОО Юго-Восточного и Кавказского фронтов Н. А. Скрыпник не смогли завершить обучение в вузах, т. к. были отчислены за революционную деятельность.
Интересно и то, что среди руководителей органов ВЧК с высшим образованием была, что вполне естественно, определенная прослойка обучавшихся на юридических факультетах. Из 73 руководящих сотрудников 24 имели высшее юридическое образование, из которых 11 обучались в Московском университете. Так, к примеру, в рядах старинного вуза страны юридическому делу обучались Н. Н. Зимин, Р. П. Катанян, И. С. Кизельштейн и В. Н. Манцев.
Если перейти к анализу мировоззренческих позиций, условий формирования социальных навыков и норм поведения, среди руководящих работников органов ВЧК можно условно выделить два типа людей. К первому можно отнести сотрудников, которые выросли в неблагополучной среде. Как правило, это выходцы из бедных семей. Условия жизни были таковы, что многие будущие чекисты шли работать с детских лет. Председатель Донецкой и Тамбовской губчека Иван Игнатьевич Николаенко отмечал в автобиографии, что трудиться он начал в кузнице отца с 8 лет, а с 13 уже работал в трубопрокатном цехе паровозного завода[415]. Начальник ОО 12 армии и Южного фронта Борис Абрамович Бреслав на одиннадцатом году от роду поступил в сапожную мастерскую[416]. Член коллегии, заведующий секретно-оперативным отделом ВЧК Мартын Иванович Лацис указывает, что «отсутствие средств к существованию заставило родителей» определить его в «пастухи с 7-летнего возраста»[417]. Аналогичная ситуация просматривается и в биографии члена Президиума ВЧК Яна Давыдовича Ленцмана, материальное положение семьи которого дало возможность «пойти в школу две зимы», а после с 8 лет поступить на заработок пастухом[418]. И такое положение дел было в большинстве рабоче-крестьянских семей, выходцы из которых преобладали в ВЧК.
Б. А. Бреслав
Я. Д. Ленцман
Среда, в которую попадали эти дети, была далека по своим реалиям от той, в которой нормально должен развиваться ребенок или подросток. Борис Абрамович Бреслав описывает свою жизнь в сапожной мастерской следующим образом: «В этой мастерской работало до 30–35 человек подмастерьев и все они были по обыкновению горькими пьяницами. Наряду с обучением ремеслу, они обучали и пьянству. Эта мастерская была крупной, хозяин был богачом. Подмастерья все были на его харчах, и нравы царили самые патриархальные. Мальчиков лупили шпандырями и заставляли водку пить чайными стаканами, приговаривая каждый раз: „если не научишься водку пить и шпандыри получать — мастером не будешь“. В праздничные и послепраздничные дни, когда подмастерья напивались до потери облика человеческого, их жестокое обращение с мальчиками не знало границ»[419]. Председатель Саратовской губчека и Башкирской ЧК Семен Семенович Лобов вспоминал: «Окружавшая меня обстановка: пьянство, драки, игра и все прелести прошлого таких скитальцев, масса таких случаев, когда из тысячи рабочих был один или два трезвые, заставляла меня искать выход из этого положения. От общего состояния пьянства удержало меня тяжелое положение семьи»[420]. Как представляется, такие условия формирования личности порождали такие качества, как жестокость и ненависть к привилегированным сословиям.
С. С. Лобов
Классовая ненависть находила серьезную подпитку в той обстановке, которая окружала рабоче-крестьянский класс. Посеянные зерна ощущения несправедливости в детстве давали свои всходы в период начала трудовой деятельности у будущих чекистов, вовлекая их в революционную стихию. Председатель Вологодской губчека, Ферганской областной ЧК Станислав Турло в автобиографии отмечал: «Вступить в партию меня побудило сознание того, что вне партии нельзя успешно бороться ни с капитализмом, ни с царизмом, на борьбу с которым меня толкало материальное положение. События 1905 г. застали меня на Балтийской холщевой мануфактуре, где я зарабатывал 37,5 копеек в день, т. е. в две недели 4 рубля 40 копеек, чего не хватало на пищу и квартиру, а об одежде и обуви и думать не приходилось, зиму и лето бегал в деревянных туфлях и рваном пиджаке; к тому же администрация оскорбляла нас вплоть до побоев. Короче жизнь казалась каким-то беспросветным рабством, перед которым меркли рассказы стариков о крепостном праве»[421]. Председатель Самарской губчека Иоганн Генрихович Бирн вспоминал: «Уже в первые дни работы на этом заводе я убедился, что здесь дело обстоит не лучше, чем у прежнего заводчика. Здесь также учеников сначала использовали на разные побочные работы, вроде молотобойцев.
И. Г. Бирн
В отношении санитарных условий и рабочего времени здесь было еще хуже — работать приходилось с 6 утра до 7 часов вечера. Помещения завода были постоянно полны каменноугольным и нефтяным дымом, а зимой при наличии разбитых окон никогда не отапливались»[422]. «Летом 1899 г. в Витебске произошел следующий случай, — пишет Борис Абрамович Бреслав, — оказавший решающее влияние на меня, на всю мою жизнь и на весь уклад моих понятий и моего несложного тогдашнего мышления. Убийство рабочего-слесаря Кивинсона в полицейском участке. Полиция, порвав на нем рубашку, повесила его на лохмотьях этой рубашки, симулируя самоубийство. Но запекшиеся синяки на всем теле и в особенности половых органах указывали на действительную причину смерти. Это событие, с быстротой молнии разнесшееся по ремесленникам, взбудоражило их до последних низов. … Непосредственные схватки с полицией, которые были во время похорон, чувство солидарности и твердой спаянности рабочих в такие минуты озлобления, сознание того, что где-то есть таинственная, разумная и дружественная рука, направляющая эту борьбу, превращая в ясное сознание нашу мутную ненависть…»[423]
Другой тип руководящего сотрудника ВЧК представлял человек из благополучной семьи, получивший, как правило, неплохое образование. На первый взгляд, материальная стабильность создавала хорошую основу для дальнейшего будущего таких детей, но наличие проблем разного рода в то же время влияло на их протестное поведение. Член коллегии, начальник секретного отдела ВЧК Сергей Герасимович Уралов родился в семье крестьянина, впоследствии ставшего купцом. Это была, по его признанию, «типичная семья с мещанско-патриархальным укладом и домостроевским режимом, пропитанным религиозным фанатизмом»[424]. Как вспоминал Сергей Герасимович: «До 14 лет жизни у отца мне никаких книг, кроме учебников, читать дома не разрешалось и „светские“ книги, как выражались дома, отбирались и заменялись если не учебником, то евангелием, псалтырем или житием святых. Но по пословице „запретный плод сладок“, и потому все строгости вызывали еще большую тягу к чтению „светских книг“, но украдкой»[425]. Назревающий конфликт в семье закончился тем, что в конечном итоге С. Г. Уралов уходит из семьи[426].
Член коллегии ВЧК, заместитель председателя Петроградской ВЧК Варвара Николаевна Яковлева родилась в московской мещанской семье. Ее отец был высококвалифицированным специалистом в золотолитейном деле и сторонником сурового воспитания. Заботясь о строгом следовании семейным устоям, Николай Николаевич Яковлев не разрешал детям уходить из дома без своего согласия. А о том, чтобы выйти на прогулку после восьми часов вечера, не было и речи[427]. Такой порядок встретил сопротивление дочери, стремившейся еще с юности вести самостоятельный образ жизни. Вера Николаевна по вечерам тайком через окно ходила преподавать в школу для рабочих чугунолитейного завода.
Член коллегии, начальник транспортного отдела ВЧК Николай Николаевич Зимин, родившийся в семье преподавателей духовного училища, разрывался в детстве на два дома. Так как родители вскоре после его рождения разошлись, он проживал то в одной семье, то в другой[428]. Семья помощника управляющего делами ВЧК Якова Давыдовича Березина была зажиточной, но, по воспоминаниям его сына, трагедия была в другом: «в раздоре между матерью и отцом, между моими бабушкой и дедушкой. Трудно понять, как могло такое произойти: мать семейства, любящая и любимая жена, женщина многодетная, обеспеченная и благополучная вдруг начинает эту самую „обеспеченность“, достаток, благополучие … ненавидеть! Бедных и нищих жалеть, а богатство презирать»