, в сущности, обнажен, и полки были отведены на резервные позиции. Не встречая сопротивления, немцы продвигались по 50–70 км в день.
«Армии не стало — есть огромная, усталая, плохо одетая, с трудом прокармливаемая, озлобленная толпа людей», — писал генерал Посохов в штаб Северного фронта. М. Д. Бонч-Бруевич сообщал о полном расстройстве фронта, «обороняться некем и нечем»[452]. «Армия бросилась бежать, бросая все, сметая все на своем пути», — писал об этих днях первый советский главнокомандующий русской фронтовой армией Н. В. Крыленко.
В феврале 1918 года, в условиях массового дезертирства и ожидания немецкого наступления, задачи по борьбе с внутренней контрреволюцией были возложены на Чрезвычайный военно-революционный штаб при Управлении войсками Северного фронта, который находился в Пскове. Согласно Приказу № 1 от 15 февраля 1918 года, штаб запрещает всякие уличные манифестации, митинги, лекции и собрания, а виновные в организации «контрреволюционных действий» будут «нести ответственность по всей строгости революционного закона»[453]. 19 февраля, после получения известий о наступлении немцев, постановление «о защите революции» издает Псковский губисполком, предлагая «обезвредить руководителей контрреволюции в лице бывших офицеров, чиновников, священников, монахов и прочих, изолированием их и высылкой из пределов губернии»[454]. В этих условиях СНК принял решение о решительном сопротивлении, об организации отпора там где возможно. 21 февраля СНК принял воззвание «К трудящемуся населению всей России», а чуть позже был провозглашен декрет «Социалистическое отечество в опасности», которые призывали к вооруженному сопротивлению захватчикам.
Псков был центром всего Северного фронта, а в феврале 1918 он стал первостепенным стратегическим пунктом на пути к столице. В это время даже возникло понятие «Псковский фронт». Немецкие дивизии 21–22 февраля заняли Остров и Пыталово и быстро продвигались к Пскову и Петрограду.
Декрет СНК «Социалистическое отечество в опасности!», написанный В. И. Лениным, определил способы борьбы с контрреволюцией «для спасения изнуренной и истерзанной страны» — уничтожение имущества, хлеба, мобилизация населения «на рытье окопов», закрытие «противодействующих революционной обороне» изданий и «расстрел на месте преступления» всех шпионов, хулиганов, «громил», спекулянтов и «неприятельских агентов»[455]. Тем самым этот документ лег в основу многих чрезвычайных мер, направленных против контрреволюции. Уже 2 марта 1918 года член коллегии Управления войсками Северного фронта Б. П. Позерн сообщал секретарю Наркомвоена об арестах 11 спекулянтов и 4-х «подозрительных людей, проводящих контрреволюционную агитацию вблизи пограничной станции Торошино», а в телеграмме от 4 марта 1918 года говорилось о расстреле трех немецких агентов[456], собирающих сведения об обстановке в приграничных уездах и вдоль демаркационной линии.
После заключения 3 марта Брест-Литовского мирного договора демаркационная линия рассекла Псковскую губернию. Псков находился под властью немцев, и советские органы переехали на ст. Дно, а затем в г. Великие Луки. В феврале-марте 1918 года в газетах писалось о задачах ЧК в связи с началом немецкого наступления и деятельностью буржуазных партий. Однако основные задачи по обеспечению безопасности власти в этот период выполнял ВРК Псковского губернского Совета, а также уездные штабы по борьбе с контрреволюцией и временные чрезвычайные военно-революционные суды, положение о которых было принято Губисполкомом 9 марта 1918 г.[457] В этом «Положении о борьбе с контрреволюцией и анархией», принятом Псковским губкомом на станции Дно, куда были эвакуированы советские органы власти после немецкого наступления, определялись контрреволюционные деяния — самосуд, отказ от уплаты в указанный срок чрезвычайных обложений, незаконное приобретение войскового имущества, уклонение от сдачи незаконно имеющихся бомб и оружия, покушения на жизнь руководителей и членов советских органов власти.
М. Н. Петров справедливо пишет, что этот документ был создан в ситуации правового вакуума, когда «шел поиск организационных форм и методов работы» органов, защищавших революцию[458]. Однако, вопреки мнению М. Н. Петрова о том, что этот документ не был претворен в жизнь и «остался в качестве проекта любопытного правового документа первых месяцев советской власти»[459], уездные чрезвычайные штабы в Псковской губернии вели достаточно активную деятельность.
В материалах «Сводок политического отдела комиссара Полевого штаба РВС» сохранился краткий отчет о работе Порховского и Опочецкого «Временного чрезвычайного штаба по борьбе с контрреволюцией и анархией»[460]. В нем указывается, что действия штабов разворачивались в период с марта по май 1918 года и охватывали приграничные районы Псковской губернии. За это время за «контрреволюцию» было арестовано 58 человек (Порховский штаб арестовал 31 человека) и передано в Ревтрибунал 43 человека, для проведения следствия по фактам участия в «контрреволюционных преступлениях». 3 человека умерли в «камере для содержания», а 12 человек были расстреляны, «как злостные враги советской власти»[461]. Еще 19 человек были арестованы за попытку восстания в Новоржевском уезде в апреле 1919 года. Судьба арестованных неизвестна, последующих отчетов не выявлено, а материалы Псковского революционного трибунала не позволяют определить точно указанных лиц. Кроме того, председатель Губисполкома К. В. Гей сообщает в РВС о собранных штабами сведениях о политике немцев на оккупированных территориях.
ВРК в приграничных районах Северо-Запада в течение марта-ноября 1918 года вели активную деятельность по борьбе с внешней и внутренней контрреволюцией. Одним из важнейших направлений деятельности ВРК было проведение разведывательных и контрразведывательных мероприятий. В течение всего периода оккупации и существования демаркационной линии сотрудники ВРК, используя различные способы, проводили разведку в Пскове и на занятой территории, составляя еженедельные отчеты о положении дел. Среди источников информации ВРК использовал опросы перебежчиков, сведения агентов-маршрутников, специально направляемых на оккупированную территорию, и рассказы беженцев. В начале марта и в июле 1918 года были предприняты две попытки внедрения «наших людей в полицию, создаваемую немцами в Пскове». К сожалению, об итогах этих операций ничего не известно[462].
Среди информации, добытой ВРК, выделялись сведения о положении в оккупированных немцами районах. Так, уже спустя два дня после занятия Пскова кайзеровскими войсками[463], член ВРК В. Беркуль, основываясь на разведданных, полученных от очевидцев и разведчиков-маршрутников, подробно рисует картину деятельности немцев в Пскове и его окрестностях. «Немцев в Пскове около четырех тысяч… офицерство русское надело погоны и поражает своим количественным составом, охотно регистрируется у немцев, обезоруживает русских солдат и население»[464].
28 февраля разведчик сообщил о закрытии в Пскове «всех клубов и организаций», об установлении комендантского часа и восстановлении старой Городской Думы. Весной 1918 года Карамышевский ВРК, основываясь на показаниях беженцев, сообщал в Наркомвоен о тарифах, налогах и штрафах, введенных в зоне оккупации, о «вербовке местных жителей на работы в Германию», об установлении твердых цен на продукты в Пскове и его окрестностях[465].
Весной 1918 года ВРК сообщал об обращении псковских помещиков к германскому принцу Леопольду Баварскому с просьбой «занятия всей территории Псковской губернии… сохранения оккупации в уездах губернии… до восстановления в России правильного порядка»[466]. Разведчикам ВРК удалось выяснить авторов этого документа и тех, кто наиболее активно «пропагандировал контрреволюционные воззвания». Также, видимо, в распоряжении ВРК находились списки «активных контрреволюционеров» и членов «белых формирований», составляемые на основании разведданных.
Впоследствии, после освобождения Пскова в ноябре 1918 года, эти сведения станут поводом для ареста части псковской буржуазии, а различные документы, в том числе и текст «Обращения», будут фигурировать на следствии как «доказательство контрреволюционности»[467]. В ноябре 1918 года сотрудниками ГубЧК был арестован Л. Б. Крейтер, бывший мировой судья и активный земский деятель, который вместе с В. В. Назимовым составил «адрес» Леопольду Баварскому, содержащий «призывы к свержению власти Советов и восстановлению царских порядков». Следователь ГубЧК, основываясь на «сведениях, полученных от ВРК», составил обвинительное заключение, и Л. Б. Крейтер был расстрелян за «причастность к белой гвардии и активную контрреволюционность»[468].
В феврале 1918 года ВРК принял активное участие в подавлении «контрреволюционных восстаний» а Новоржевском и Торопецком уезде, арестовав и расстреляв около 40 «контрреволюционеров»[469]. В октябре 1918 года ВРК, задействовав сводный отряд рабочих и подразделения 184-й дивизии, сумел ликвидировать «контрреволюционное восстание крестьян Баронецко-Озерской волости Торопецкого уезда. В восстании принимали участие около четырех тысяч человек, которыми руководили «эсеровские элементы» — студент Келль и братья Торочковы, состоявшие в дореволюционный период в местной организации партии эсеров. Восставшие создали штаб и попытались создать боеспособные формирования, после захвата почты и телеграфа попытались связаться с «контрреволюционными элементами в немецкой зоне». В отчете о подавлении восстания К. В. Гей указал на связь восстания в Торопецком уезде с летними событиями в Москве и Ярославле, откуда будто бы «поступили листовки и брошюры контрреволюционного содержания», и доставил их студент Келль, приехавший из Петрограда, а ранее, по «сведениям» К. В. Гея, он находился в Рыбинске