ю квалификации работников ЧК и общим хаосом, царившим в губернии.
В этот период происходит и дальнейшее формирование чекистских организаций. Г. П. Матсон в «Докладе о деятельности» за 1918 год пишет, что «с мая по ноябрь при Губчрезвкоме были организованы следующие отделы: 1) спекулятивный, 2) контрреволюционный, 3) железнодорожный, 4) пограничный, 5) финансово-хозяйственный, 6) секретная часть с информационным столом, 7) комендантская часть, 8) следственная комиссия, которая для продуктивной работы была объединена со следственной комиссией Ревтрибунала, получив название Межведомственной следственной комиссии. Иногородний отдел не мог быть сформирован по причине отсутствия подходящих кадров». Но он все же был создан немного позже, на основе расформированной Новосокольнической ЧК.
Численность сотрудников ГубЧК к концу 1918 года составила 92 человека (в июле — 21 человек), без учета уездных и железнодорожных комиссий[478]. К маю 1920 года в связи с развернувшимися боевыми действиями и мобилизацией на польский фронт численность ГубЧК сокращается до 72 человек[479]. Основными проблемами губернской и местных ЧК продолжают оставаться низкий образовательный уровень сотрудников, а также отсутствие элементарных оперативных и следственных навыков.
В сентябре 1918 года в губернии начинается «красный террор». В сентябре в Губком РСДРП (б) и ГубЧК пришел «Приказ о заложниках», подписанный Г. Петровским. В нем говорилось о явной недостаточности и «ничтожном количестве серьезных репрессий» против «контрреволюционной сволочи». Наркомвнудел приказывал арестовывать всех известных эсеров, брать из числа «буржуазии и офицеров… значительное количество заложников». Все вышеуказанные меры должны были приводиться в исполнение немедленно, а в случае «малейшего движения в белогвардейской среде» следовало применять «безоговорочный массовый расстрел». Ответственность за исполнение возлагалась на ЧК, милицию и губисполкомы. Столь же жесткие меры должны быть применены к сотрудникам правительственных учреждений, обвиненных в «волоките и саботаже»[480].
В большинстве случаев «красного террора» уголовных и следственных дел не заводилось. Г. П. Матсон пишет о многочисленных расстрелах в губернии «реакционного элемента» и арестах заложников. Родственники арестованных обращались в ЧК с просьбой об освобождении, в том числе и за выкуп. Однако Матсон специально разъяснял, что подобные шаги являются «исключительными случаями» и ЧК не намерено практиковать данный опыт. Общее число арестованных и расстрелянных в августе-октябре 1918 года точно установить весьма сложно — в ряде случаев списки заложников даже не публиковались в газетах, как это было в ноябре-декабре 1918 года, после освобождения г. Пскова. В «Отчете о деятельности Губчека за 1918 год» говорится о 301 расстрелянном уездными, железнодорожными и губернской ЧК[481]. Однако 301 расстрелянный приходится на период май-декабрь 1918 года, и в отношении большинства этих лиц в архивных фондах содержатся уголовные дела. Но практиковались и расстрелы без проведения судебно-следственных мероприятий. Если доказательства были весьма вескими или участие и принадлежность обвиняемых к контрреволюционным элементам не вызывали сомнения, то решение о расстреле выносилось достаточно быстро. Подобная практика более всего была характерна для уездных ЧК, действовавших зачастую бесконтрольно и автономно, что отмечает и Г. П. Матсон, констатируя, что у ГубЧК не было даже сил для посылки в уездные комиссии работников для ревизии и контроля[482]. В 1918 году также было заведено более 428 уголовных дел за должностные преступления — саботаж и различные «злоупотребления»[483].
Другим важнейшим направлением деятельности ГубЧК было противодействие формирующимся под покровительством немецких оккупационных сил частям Псковского белогвардейского корпуса. В ГубЧК поступали разнообразные разведданные о процессе создания белой армии в Пскове и прилегающих районах.
Первые шаги по созданию Добровольческих белогвардейских отрядов были сделаны в конце августа, когда в Пскове прошли первые совещания представителей русских монархических кругов и германского военного командования. К середине сентября была создана германо-русская комиссия, занявшаяся разработкой условий создания и функционирования корпуса, а на заседании 10 октября было объявлено о создании «русской добровольческой Северной армии». Немцы обязались отпустить в ее распоряжение на склады Изборска 50 000 комплектов обмундирования, 500 пулеметов, 36 легких пушек, 24 тяжелых пушек, выделить 150 миллионов марок[484]. Формирование армии началось с создания одной стрелковой дивизии, в составе трех полков по 500 человек каждый, получивших наименованя Псковского, Островского и Режицкого — по месту расположения вербовочных пунктов. Осенью начали переходить на сторону белых целые подразделения РККА — отряды С. Н. Булак-Балаховича и Б. С. Пермикина, три корабля Чудской военной озерной флотилии под командованием капитана 2-го ранга Д. Д. Нелидова. К концу октября численность армии превышала 2000 человек, из которых до 40 % были офицеры[485]. После начала революции в Германии, с начала ноября 1918 года, германская помощь белогвардейским формированиям прекратилась. Германские войска начали покидать зону оккупации, и белогвардейские отряды оказались не готовыми к самостоятельному удержанию Псковского района и начали отступление вслед за германскими частями.
С. Н. Булак-Балахович
1 ноября 1918 года Губисполком созвал срочные совещания для принятия мер по «противодействию белогвардейским отрядам». Итогом заседаний стало решение об объявлении всей губернии на военном положении, регистрации и фильтрации населения, а также о создании уездных «диктаторских троек»[486]. ГубЧК приняло самое активное участие в реализации данного постановления: в ходе регистрации и переписи населения выявлялись члены белогвардейских формирований, открытые «скрытые контрреволюционеры» и представители мелкобуржуазных партий, а также те, кто скрывался под чужим именем. Особое внимание уделялось бывшим военнослужащим и представителям «бывших классов». Многие были задержаны, арестованы, ко многим был применен расстрел.
В начавшихся в ноябре 1918 года боевых действиях активное участие приняли и формирования ГубЧК — железнодорожные части и революционный полк. Г. П. Матсон еще 11 ноября предлагал начать немедленное наступление против немцев и белогвардейцев по демаркационной линии, а в районе Торошино и Карамышево 22–24 ноября 1918 года чекистские отряды начали атаку на передовые части Псковского белогвардейского корпуса. 25 ноября 1918 года в 16 часов 30 минут «доблестными красноармейскими частями Торошинского участка с боя взят Псков… В городе приступлено к восстановлению советской власти»[487].
В первые дни вся полнота власти находилась в руках Военно-революционного комитета. Торошинская прифронтовая чрезвычайная комиссия в эти дни произвела большое количество арестов и реквизиций. «Тюрьма была загружена арестованными белогвардейцами и случайными гражданами… Здание Государственного банка было завалено всевозможными вещами, ценностями и оружием». ВРК принял решение об аресте 600 заложников из представителей буржуазии, часть из них была расстреляна. Сведения о количестве расстрелянных в первые дни освобождения весьма разнятся. Псковская ЧК сообщает о 56 человеках[488], в Острове по инициативе ВРК было расстреляно 12 человек[489]. В «Отчете о деятельности Псковского губчека за 1918 год» фиксируется цифра в 67 человек за ноябрь — начало декабря 1918 года. П. А. Николаев приводит цифру — до 100 человек[490]. Видимо, это количество расстрелянных в течение первых 10 дней наиболее соответствует действительности. Но впоследствии, по мере работы ГубЧК, ВРК и установления виновности тех или иных лиц расстрелы были продолжены. 20 и 21 декабря ГубЧК, рассмотрев дела по организации Северной армии, заявила, что «считает их врагами, как паразитов труда, которым не может быть места в наших пролетарских рядах» и постановляет расстрелять 22 человека. 30 декабря было расстреляно еще 12 человек[491]. Но и в начале 1919 года выявление участников белого движения было продолжено. Ряд известных псковских деятелей были впервые арестованы весной 1919 года. В ГубЧК совместно с революционным трибуналом была создана «особая Следственная комиссия, производящая допрос всех содержащихся в тюрьме… прибегая ко всевозможным опытам допроса… Работа была закончена, и арестованные были подразделены на несколько категорий, которые частью расстреляны, приговорены на общественные работы и освобождены».
По данным ГубЧК, опубликованным в «Псковском набате», к январю 1919 года было освобождено 113 человек, чьи имена не были обнаружены в документах белогвардейского корпуса, захваченных в Пскове. Впоследствии, в 1919 году, некоторые активные деятели восстановленной немцами Псковской Думы, выпущенные в декабре 1918 года, были повторно арестованы ГубЧК и после следствия расстреляны[492]. Судьба других (около 350 человек из 600), взятых в заложники, остается неясной. Несмотря на стремление многих современников тех событий и ряда исследователей многократно увеличить число расстрелянных в эти месяцы 1918 и 1919 гг., мы не можем однозначно утверждать, что все они были расстреляны. Несмотря на понятное желание революционных властей не афишировать реальные масштабы своей репрессивной политики, для этого периода характерны и иные тенденции. Расстрельные списки и жестокие меры подавления контрреволюционеров «всех мастей» придавались гласности почти без искажений и имели откровенную цель — устрашить сомневающихся, показать всю мощь «железного кулака» новой власти. Тем более что к подобным информационным шагам обязывали и документы, поступавшие из Москвы.