При разработке военной эмиграции чекисты использовали все факты, могущие вывести их на след какой-либо подпольной организации внутри страны. В частности, то обстоятельство, что великий князь Кирилл Владимирович был морским офицером и имел широкие связи во флотских кругах, было использовано для разработок бывших российских морских офицеров. Особый отдел ОГПУ в марте 1924 г. направил своему руководству доклад, в котором давалась следующая оценка: «По имеющимся у нас сведениям, подтвержденным рядом агентурных разработок, бывшие морские офицеры, находящиеся сейчас на службе в Красном флоте, так и вне его, являются наиболее сознательным и активным контрреволюционным элементом, имеют широкие связи как с заграничными белоэмигрантскими центрами, так и со штабами и разведками иностранных государств»[516].
В соответствии с полученной информацией сотрудники КРО усилили агентурную работу среди «бывших» морских офицеров, выделили и проработали материалы всех ранее проведенных по ним дел. В результате уже в январе 1925 г. военные контрразведчики Ленинградского военного округа начали агентурное дело «Моряки».
Для понимания происходивших в военно-эмигрантских организациях процессов ОГПУ постепенно расширяло свое проникновение в них. При этом советская разведка активно занималась не только вербовкой агентов из числа русских эмигрантов-военнослужащих, но и использовала тех, кто сам предлагал ей свои услуги, так называемых «инициативников». Например, бывший генерал-майор М. В. Фастыковский предложил сотрудничество и успешно работал на советскую военную разведку в Польше в 1923–1924 гг.[517]
Формирование в Париже одного из главных центров военной эмиграции, координирующего работу против Советской России, не осталось без внимания ОГПУ. В одном из докладов о российской эмиграции отмечалось: «Франция в настоящее время является одним из главных центров эмиграции, которая… в большинстве своем настроена монархически, стремится всемерно к борьбе против Союза (т. е. Советского Союза. — Авт.) и в этом направлении всячески поддерживается как правительством Франции, оказывающим покровительство и материальную поддержку эмигрантам, так и населением, сочувственно относящимся к русским белогвардейцам»[518].
В декабре 1925 г. в Париже приступил к работе опытный сотрудник ИНО А. А. Ригин, возглавлявший до этого советские резидентуры в ряде стран. В период его деятельности позиции ОГПУ во Франции значительно окрепли и в дальнейшем продолжили усиливаться.
В Германии, где также было сосредоточено большое количество эмигрантов, в 1921–1924 гг. действовала совместная резидентура ИНО и Разведывательного управления РККА во главе с А. К. Сташевским и Б. Б. Бортновским, в работе которой значительное внимание уделялось бывшим русским военнослужащим и их организациям[519].
Отметим, что большинство операций, проводимых в это время ОГПУ против военно-эмигрантских центров, носили наступательный характер, когда советские спецслужбы выступали инициаторами легендированных игр с противником, вынуждая его раскрывать свои планы. Это создавало благоприятные условия для перекрытия каналов связи и проникновения агентуры, переброски оружия и антисоветской литературы. Эффективность работы советской контрразведки высоко оценивали и ее противники. По данным Русского национального комитета, из пяти ежемесячно посылаемых в Россию людей возвращались не более двух[520].
Легендирование как метод борьбы контрразведки с эмигрантскими антисоветскими организациями подвергается и теоретическому осмыслению, выявлению его сильных сторон и предотвращению негативных проявлений. В составленной в 1925 г. «Азбуке контрразведчика» указывалось, что цель легендирования — принудить реально существующую подрывную организацию «искать контакта с вымышленной, то есть заставить ее раскрыть постепенно свои карты». Этот метод оперативной работы, по мнению руководителей КРО ОГПУ, должен был выявлять настоящего противника, а не провоцировать его на враждебные действия. В связи с этим особо оговаривалось: «Нужно помнить, что легенда имеет своей целью раскрытие существующих организаций или группировок, выявление ведущейся контрреволюционной или шпионской работы, но отнюдь не вызова к такого рода деятельности кого-либо, что преследуется законом и принципами контрразведывательной работы»[521]. Это свидетельствует о том, что в рассматриваемый период появляется и утверждается качественно новое понятие в организации контрразведывательной деятельности — «научная контрразведка».
В 1929 г. советское правительство взяло курс на сплошную коллективизацию сельского хозяйства. Этот шаг вызвал рост социальной напряженности. В Сибири, на Украине и Северном Кавказе начались крестьянские волнения. Факты нападения на органы советской власти вселили в лидеров белой эмиграции надежду на скорое антисоветское восстание и, соответственно, на возможность возобновления гражданской войны[522].
Руководство РОВС еще на совещании 7 марта 1929 г. пришло к выводу, что в СССР назревает бунт, о чем свидетельствовали теракты на селе и волнения в армии. Председатель союза генерал А. П. Кутепов всерьез рассчитывал, что вторжение можно будет осуществить уже в апреле этого года. Главной задачей он провозгласил подготовку вооруженных сил к действиям. Месяцем позже генерал приказал непосредственно готовиться к интервенции, в связи с чем предписывал заняться подготовкой восстаний и заброской в Советский Союз террористов.
Целью новой интервенции должны были стать крупнейшие города — Москва, Киев, Ленинград. Особо мощный удар бывшие белогвардейцы предполагали нанести на Дальнем Востоке с тем, чтобы, заняв районы Сибири и Урала, в дальнейшем — продвинуться к столице СССР.
А. П. Кутепов
А. П. Кутепов, возглавивший РОВС в 1928 г., требовал проведения массового террора против всех представителей Советской власти, в первую очередь против чекистов. Он предлагал использовать тактику лавины, т. е. убить в течение двух месяцев несколько членов советского правительства и 20–30 видных чекистов. В первую очередь ликвидации подлежали Менжинский, Ягода, Трилиссер. По мнению генерала, эта акция дискредитирует власть и развяжет руки терроризированному населению, чем можно будет воспользоваться для организации крупного антисоветского восстания.
Однако этим планам не было суждено осуществиться: 26 января 1930 г. Кутепов был похищен в Париже агентами советской разведки. Операцией руководили начальник 1-го отделения ИНО ОГПУ Я. И. Серебрянский и заместитель начальника контрразведывательного отдела ОГПУ С. В. Пузицкий. Французской полиции и контрразведке РОВС так и не удалось выйти на след похитителей генерала.
Я. И. Серебрянский
Операция по похищению Кутепова нанесла тяжелый психологический удар по Белому движению. Она не только обезглавила РОВС и привела к приостановке террористической деятельности, но и сорвала назревшие реформы союза.
С приходом к управлению РОВС генерала Е. К. Миллера в истории Союза начинается новый период. Евгений Карлович иначе оценивал политическую ситуацию и возможности возглавляемой им организации, хотя также старался активизировать деятельность Союза.
Новый председатель отказался от политики ожидания и террора, на который уже не хватало средств и людей. Была изменена тактика заброски агентов на территорию СССР. Вместо одиночек РОВС перешел к посылке небольших групп, целью которых по-прежнему была подготовка восстания.
В июле 1933 г. Миллер заявил, что в восстаниях должна участвовать Красная армия, для чего забрасываемые агенты должны проникать в РККА и ОГПУ. Согласно сохранившимся инструкциям, председатель предписывал агентам создать в СССР тайную боеспособную организацию, проникнуть в массы, а также установить связь с бывшими царскими офицерами, в первую очередь — Генерального штаба. Эту организацию надлежало строить на основе самой строгой конспирации. «Подпольщики» должны были разлагать обывателей, вести шпионскую работу и готовить боевые отряды для восстания. Они должны были создавать и специальные группы для захвата административных зданий, разрушения средств связи и т. д.
Штаб этой «активной работы» находился в Париже. В Чехословакии действовала школа подготовки террористов. Другая разведшкола находилась в Болгарии при Управлении III отдела. Руководили ею генерал Ф. Ф. Абрамов и его адъютант капитан К. А. Фосс. Филиалы РОВС в Финляндии, Польше и Румынии обеспечивали агентам переходы государственной границы СССР. Заметим, что наиболее активные эмигрантские разведывательные аппараты находились в странах, где русская диаспора была небольшой.
На совещании 7 марта 1929 г. генералы А. В. Туркул и В. К. Витковский предложили создать в Югославии «центральное бюро разведки» — нечто среднее между разведшколой и террористическим центром. Проблем не ожидалось, поскольку королевство не имело дипломатических отношений с СССР, а примерно треть его чиновников были русскими. Для обучения предлагалось отобрать самых испытанных бойцов, не имевших видных родственников и исключительно материально нуждавшихся.
Первичная подготовка шпионов и диверсантов РОВС велась, как правило, на курсах усовершенствования военных знаний. «Курсанты» набирались из офицеров-эмигрантов. Надо отметить, что в целом программа подготовки диверсантов была примитивной: при обучении отрабатывались только переход границы и совершение террористического акта. Что делать между двумя этими этапами, боевики не знали. Методы конспирации будущие диверсанты не изучали. Вопреки указаниям руководства обучение созданию на советской территории подпольных организаций, подбору в них необходимых для диверсионной и террористической деятельности людей, ведению антисоветской агитации также не проводилось.