[317]. Наибольшим доверием в большевистской среде пользовались агенты с «надежной» рабочей биографией и безупречным с точки зрения партии прошлым. Таких агентов колчаковская госохрана успешно использовала. Среди них — председатель профсоюза мастеровых Омской железной дороги механик Ф. Михайлов (агентурная кличка — Паровоз); старый профессионал А. Крупский (кличка — «Пленный»), служивший еще в 1896–1901 гг. агентом Парижской резидентуры царской охранки при знаменитом П.И. Рачковском, затем «сосланный» в Якутию для проникновения в среду политссыльных, а при Колчаке внедренный агентом среди рабочих Омской железной дороги и получавший от госохраны рекордное жалованье 1000 руб. в месяц (большинство агентов получали по 300); бывший советский участковый комиссар милиции Тюников (кличка — «Патрон»), также выходец из рабочих[318].
Известно, что колчаковской контрразведке удалось раскрыть план организованного большевиками Омского восстания 23 декабря 1918 г. и частично сорвать его превентивными арестами, после которых подпольный штаб отменил восстание, которое тем не менее произошло, но в результате его размах был значительно слабее, чем мог быть[319]. Путем внедрения агентуры контрразведка сорвала план нового восстания в Омске, намечавшегося на 1 февраля 1919 г.[320], а в марте-апреле 1919 г. полностью разгромила большевистское подполье Омска (после чего Сибирский областной комитет партии прекратил свое существование), Екатеринбурга и Челябинска. Их руководители были расстреляны, большевистское подполье обезглавлено[321].
Свой вклад в эти достижения внесла и государственная охрана. Так, в апреле 1919 г. ее органы арестовали в Омске одного из личных шоферов Колчака — большевика Стефановича, готовившего по заданию партии покушение на Верховного правителя[322]. Все эти успехи были достигнуты за счет работы опытных жандармских профессионалов, составлявших ядро госохраны и контрразведки Колчака.
Представляет интерес характеристика, данная начальником управления госохраны Приморской области полковником А.А. Немысским партии эсеров, составлявших важную часть оппозиции колчаковскому режиму. Называя их «партией кабинетных теоретиков», старый профессионал прослеживает и анализирует их деятельность: «К моменту общегосударственного переворота (Февральского. — Прим. авт.) умелой тактикой Департамента полиции жалкие остатки некогда грозных и опасных бунтарей-эсеров были доведены до положения вымирающего поколения» и лишь благодаря перевороту за короткий срок, вынырнув из небытия, стали самой многочисленной партией в стране. Сохраняя определенное влияние в Сибири при Колчаке и легальность (в отличие от большевиков), эсеры прибрали к рукам большинство земств, часть городских самоуправлений и профсоюзов (наряду с меньшевиками); особенно оживили их первые неудачи колчаковской армии летом 1919 г. Однако, пишет полковник об эсеровской партии, «качественно же она была сборищем случайных искателей, беспочвенно шатающихся»[323].
Всего за несколько месяцев с момента организации госохраны в одной только Томской губернии были арестованы нелегально скрывавшиеся бывший председатель эсеровско-областнического «Временного правительства автономной Сибири» П.Я. Дербер, большевистские комиссары Семашко из Красноярска, Решетников из Никольск-Уссурийска, Яворский из Славгорода, Крупин из Томска, террорист, готовивший покушение на премьер-министра П.В. Вологодского, подпольная эсеровская организация в Томске в составе 3 чел., хозяин большевистской конспиративной квартиры в Томске и 6 скрывавшихся у него дезертиров, проживавшие в Томске братья «цареубийцы» Я. Юровского, свыше 150 подозреваемых в большевизме по Томскому уезду, 12 подозреваемых в подготовке восстания в Каинском уезде, подпольная большевистская организация в Мариинском уезде из 4 чел., конфисковано при обысках в Томске 35 пудов нелегальной большевистской литературы, 26 винтовок и ружей, до 50 револьверов, 5 гранат, 2200 патронов и 2 пуда пороха[324]. В Иркутской губернии только с апреля по июль 1919 г. госохрана напала на след подпольной большевистской организации в Иркутске, задержала 59 «причастных к большевизму» и возбудила 37 уголовных дел, в ходе 93 обысков изъяла много оружия и арестовала в Черемхово 6 боевиков-анархистов[325].
Представляет интерес дело об аресте братьев Я.М. Юровского[326], руководившего уничтожением царской семьи в Екатеринбурге в июле 1918 г. Семья Юровских, родом из Каинска, до революции жила в Томске. В августе 1919 г. помощник начальника губернского управления госохраны Бейгель, бывший сосед Юровского, опознал на улице его брата, приняв его за самого Янкеля по причине внешнего сходства. Слежка установила, что предполагаемый Юровский прибыл в Томск накануне. Через два дня он был арестован, но оказался не тем, за кого его приняли, а его родным братом. Тем не менее по требованию из Омска оба задержанных брата Юровского — Эле и Лейба по окончании предварительного дознания в сентябре 1919 г. были вывезены в Омск в контрразведку Ставки Верховного главнокомандующего. Дальнейшая судьба их в деле не изложена.
Проблему представляла и деятельность некоторых союзников белых, в особенности американцев в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Забайкальский атаман Г.М. Семенов писал в Особый отдел о разлагающем влиянии американцев, открытом сочувствии командовавшего ими генерала У. Гревса большевикам, бесчинствах американских солдат в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ). Управляющий Особым отделом В.А. Бабушкин вначале не поверил Семенову, но управляющий Забайкальской областью С.А. Таскин подтвердил эти данные[327].
Порой работу госохраны осложняли трения с местными гражданскими властями. Если, например, начальник Тобольского губернского управления В. Григорович был назначен при активном содействии управляющего губернией и работал в содружестве с ним, то начальник Алтайского управления Н. Игнатов был назначен «вопреки желанию» управляющего губернией и постоянно жаловался Особому отделу на его неприязнь и нежелание содействовать в работе[328].
По достоинству оценивали работу государственной охраны противники — красные. Сохранился оперативный доклад, написанный уже после падения режима Колчака, когда ЧК разыскивала и преследовала его деятелей. В нем говорилось: «Государственная охрана, имея большое количество специалистов в лице отставных жандармских офицеров, была одной из лучше поставленных контрреволюционных учреждений»[329].
Годовой отчет Департамента милиции признавал и факты злоупотреблений и нарушений должностных лиц по жалобам населения, но считал их частными явлениями, а не правилом[330].
После падения Омска в ноябре 1919 г. деятельность государственной охраны была фактически парализована, а с окончательным крушением режима А.В. Колчака в январе 1920 г. и вовсе прекратилась.
Щит и меч страны Советов
В.П. ГалицкийОрганизация и проведение операций по разоружению районов Северного Кавказа в 1920–1930 гг
Разоружение в Чечне в 1923–1925 гг.
Чеченскому народу были присущи такие характерные черты, как активность[331], воинственность, сопряженные с глубокой религиозностью радикальной направленности. Безусловно, воинственность предполагает постоянное владение оружием и его применение. Глубокая религиозность обеспечивалась приверженностью исламской религии, участием в мюридской секте, верой и преданностью своему шейху.
Вся Чечня ХIХ — ХХ вв. была покрыта разветвленной сетью мюридских сект. Каждая секта состояла в среднем из нескольких тысяч человек, а наиболее крупные из них, например «Кунта-Хаджи», из 30–40 тысяч человек. Каждый взрослый чеченец, как правило, принадлежал к какой-нибудь мюридской секте. Все это в совокупности обеспечивало высокую дисциплинированность и мобильность чеченского общества. Чеченцы в любой момент могли организовать вооруженное формирование необходимой численности для решения тех задач, которые возникали под влиянием различных жизненных ситуаций, по решению местного или общечеченского авторитета (религиозного, родового, криминального, национального и т. п.).
Чечня впервые в своей истории стала автономной областью 30 ноября 1922 г. До этого времени чеченцы не имели своего автономного образования[332] и входили в состав Горской Автономной Советской Социалистической Республики (ГАССР), административным центром которой был Владикавказ. Принятие советской властью решения о наделении Чечни автономией возникло не спонтанно, ему предшествовала не только необходимость реализации ленинской идеи о национальном самоопределении народов Советской России, но и определенное давление со стороны националистически настроенной чеченской интеллигенции, религиозных и родовых авторитетов, имевших своих сторонников (вернее, лоббистов) в Москве в высших органах власти (Г.К. Орджоникидзе, С.М. Киров, А.И. Микоян, К.Е. Ворошилов, С.М. Буденный и др.). Одним из аргументов, «объяснявших необходимость» автономизации Чечни и активно распространявшихся чеченцами среди членов Бюро РКП(б) Юго-Востока России[333]