щим руководством организацией повстанческих отрядов и подготовкой общего вооруженного восстания в момент интервенции. Теперь у ТКП были уже не только ЦК, областные комитеты, многочисленные приверженцы, но и свои склады оружия, в частности при различных научно-исследовательских учреждениях, готовые отряды, которые частично даже уже действовали»[363].
Примерно 28 декабря дело Кондратьева вновь перешло в СО следователю А.С. Славатинскому. В первый же день он вновь поднял вопросы об интервенции и повстанческом движении. Кондратьев в состоянии полного отупения сказал ему, что подпишет любой протокол и примет на себя любое преступление. На это Славатинский заметил, что в последних показаниях в ЭКУ Кондратьев сбился с пути, и посоветовал ему поговорить с Аграновым.
Эта беседа состоялась приблизительно 31 декабря в присутствии Славатинского и Горожанина. Агранов заявил, что все до последнего пребывания его в ЭКУ ему известно и что его интересует лишь этот период. Тогда Кондратьев сообщил ему о мотивах, заставивших признаться в мнимых преступлениях, Агранов заметил, что понимает его состояние.
В это время закончилось следствие по делу Промпартии. Предположения «отца народов» оказались прозорливыми. В приговоре по делу утверждалось, что эта организация была связана с Российским торгово-промышленным и финансовым союзом (Торгпромом) — зарубежной контрреволюционной группой, в которую входили бывшие российские капиталисты во главе с Денисовым, Нобелем, Монташевым.
Промпартия делает основной упор на военную интервенцию против СССР, для подготовки которой вступает в организационную связь с интервенционистскими организациями как внутри СССР (эсеро-кадетской и кулацкой группой Кондратьева — Чаянова, меньшевистской группой Суханова — Громана), так и за границей (Торгпром, группа Милюкова, интервенционистские круги Парижа).
Военная интервенция готовилась в 1930 г. силами иностранных экспедиционных корпусов при участии остатков врангелевской армии и красновских казачьих частей. Эти соединения должны были якобы нанести комбинированный удар по Москве и Ленинграду.
На открытом процессе, проходившем с 25 ноября по 7 декабря 1930 г., все обвиняемые признали свою вину. Л.К. Рамзин, В.А. Ларичев, Н.Ф. Чарновский, И.А. Калинников и А.А. Федотов Верховным судом СССР были приговорены к расстрелу; С.В. Куприянов, В.И. Очкин и К.В. Сытнин — к 10 годам лишения свободы. Позже Президиум ЦИК СССР по ходатайству осужденных заменил расстрел десятилетним заключением и снизил срок наказания другим осужденным.
Для участия в этом процессе следователи ОГПУ подготовили Юровского. 30 ноября 1930 г. его отвезли на заседание Верховного суда, рассматривавшего дело Промпартии. Он был вызван в зал заседаний, где председательствовавший Вышинский напомнил, что советский кодекс требует, чтобы свидетель говорил правду. По этой логике Юровский должен был бы сказать, что до ареста ничего не знал по рассматриваемому делу. Но из этого вытекала бы необходимость заявить, что на следствии в ОГПУ он четыре месяца давал ложные показания. В зале сидели иностранцы.
Юровский вынужден был объявить себя контрреволюционером. Как он считал, это был последний акт его советской службы: «Во всяком случае, я так смотрел на свое положение. Никто никогда не узнает того, что я здесь пишу. Но я хотел бы, чтобы это знали т.т. Сталин и Молотов»[364]. Юровский «разоружался», не имея никакого оружия, т. е. признавал все, в чем его обвиняли.
23 декабря 1930 г. приказом ОГПУ № 457/213 Менжинский в целях скорейшей и полной ликвидации контрреволюционных Промышленной и Трудовой крестьянской партий и всех возглавлявшихся ими областных и краевых вредительских центров, диверсионных, террористических, военных и повстанческих организаций и ячеек разграничил следственно-оперативные функции Секретно-оперативного и Экономического управлений ОГПУ.
Он приказал:
«1) Следствие по делу Промпартии сосредоточить в центре и на периферии в органах Экономического управления ОГПУ.
2) Следствие по Трудовой партии сосредоточить в центре и на периферии в органах Секретно-оперативного Управления ОГПУ (по секретному отделу).
3) Террористическую группу Промпартии оставить до полного расследования ее террористической деятельности в распоряжении СО ОГПУ, после чего эту группу передать в ЭКУ ОГПУ для дальнейшего расследования по линии вредительства и диверсии.
4) Дела диверсии в промышленности как в центре, так и на местах сосредоточить в органах ЭКУ ОГПУ.
Дела по диверсии в промышленности, по которым проходят быв. офицеры и повстанцы, должны вестись ЭКУ в тесном контакте с органами Особого отдела ОГПУ.
5) Дело военной организации Промпартии в части, касающейся комсостава Красной армии, сосредоточить в Особом отделе ОГПУ.
6) Оперативная проработка и ликвидация вскрываемых массовых к-р организаций, групп и ячеек повстанческого типа, из каких бы дел или агентурных данных таковые не возникали, как правило, производятся по линии Секретно-оперативного управления, откуда места получают указания и перед которым отчитываются.
7) В случае если ПП найдет необходимым, в силу ряда местных условий, по этим делам временно изменить вышеуказанный порядок распределения работ между ЭКУ и СО, то должен получить на это разрешение ОГПУ».
После издания приказа активизировалось следствие по Трудовой крестьянской партии. Так, удалось выяснить, что еще в начале 1927 г. по личному поручению председателя ЦИК М.И. Калинина и бывшего Наркомзема А.П. Смирнова Н.Д. Кондратьев подготовил докладную записку для доклада Калинина на IV объединенном съезде Советов. Однако взгляды, изложенные в ней, как ошибочные были отвергнуты.
Позже эта записка была объявлена Г.Е. Зиновьевым «Манифестом кулацкой партии». Он написал статью, направленную непосредственно против Кондратьева и «кондратьевщины», с прямым его обвинением в «устряловщине». «Есть у нас в Москве наместник Устрялова, его, так сказать, московский полпред. Это профессор Н.Д. Кондратьев». Далее в статье под именем «столпов» кондратьевской школы были названы многие обвиняемые, проходящие по делу ЦК Трудовой крестьянской партии. Статья была напечатана в 1927 г., когда Зиновьев уже не воспринимался вождем, а был лидером оппозиционного блока. Тем не менее она с некоторыми оговорками была признана правильной. Через три года, когда ОГПУ понадобилась программа ТКП, о ней вспомнили[365].
ОГПУ при проведении обысков не смогло обнаружить каких-либо вещественных доказательств существования организации, естественно, не обнаружило оно и программы вымышленной им самим партии.
Первоначально в качестве программы партии Агранов считал возможным рассматривать записку Кондратьева, написанную им по личному распоряжению председателя ЦИК М.И. Калинина. Однако следствие не смогло достать эту докладную записку.
Агранов неоднократно просил Кондратьева помочь ему это сделать, но тот также не мог ее достать, так как она предоставлялась только для ЦИК и в свое время все экземпляры ее были взяты в личное распоряжение А.П. Смирнова.
Позднее Агранов настоял, чтобы Кондратьев сам сформулировал программу Трудовой крестьянской партии. Тот вынужден был подчиниться. В основу несуществующей партии им были положены те представления, которые в то время в качестве рабочей схемы были у следователя.
После того как программа была написана, 22 декабря 1930 г. она циркулярным письмом была направлена в местные органы ОГПУ для информации. Там в общем плане были отображены политическая платформа и тактические установки ТКП.
Программа ТКП, написанная Кондратьевым по просьбе Агранова, в основном сводилась к следующему: земля остается национализированной и находится в пользовании индивидуальных крестьянских хозяйств, их объединений и государства; кооперирование сельского хозяйства признавалось одной из прогрессивных и целесообразных; в области промышленности планировалось непосредственное управление государством основными отраслями промышленности на основах хозяйственного расчета; отмена монополий внешней торговли; устойчивость валюты. Декларировался 8-часовой рабочий день. Устанавливался минимум заработный платы. Кроме того, должна была проводиться политика мира при неуклонной охране границ государства. Устанавливалось вхождение страны в состав Лиги Наций. Признавались царские долги с установлением льготных условий платежа и учетом контрпретензий России.
ТКП якобы мыслила создание федеративно-демократической республики во главе с ответственными министерствами, установление всеобщего, равного и тайного избирательного права, легализацию политических партий, за исключением явно реакционных и антигосударственных, равноправие национальностей и т. д.
Указывалось, что ТКП в течение некоторого времени ориентировалась главным образом на правые элементы внутри ВКП(б), исходя из чего мыслила возможным политический и организационный блок с правыми, оформленный в виде коалиционного правительства. В дальнейшем в союзе с Промышленной партией стала строить свои расчеты на вооруженное свержение советской власти и на интервенцию. Этот мотив ожидаемой интервенции был использован ОГПУ на процессе Промпартии и Трудовой крестьянской партии совершенно осознанно. Он проходит через все основные допросы арестованных.
Практическая деятельность ТКП строилась в основном по двум главным направлениям: по пути создания массовых кадров ТКП в городе и деревне и вредительства с целью отрыва социалистической реконструкции сельского хозяйства и создания в стране экономических кризисов и диспропорций, которые должны были вызвать массовые восстания.
Вредительство в области сельского хозяйства выражалось в развитии и укреплении капиталистического сектора народного хозяйства и одновременно с этим в дезорганизации социалистического. В планирующих аппаратах соответствующих наркоматов эта работа поддерживалась и обосновывалась путем составления тенденциозных конъюнктурных обзоров и расчетов, конечной задачей каковых являлась задержка социалистического строительства сельского хозяйства.