[396]. В этой связи, как указывалось выше, В.К. Блюхер экстренно доложил И.В. Сталину, Н.И. Ежову, К.Е. Ворошилову о «нарушении» маньчжурской границы и потребовал немедленного ареста руководства 59-го погранотряда и других «виновников в провоцировании конфликта» с японцами. Ряд этих действий вызвал негативную реакцию лично у И.В. Сталина, который, опираясь на мнение В.М. Молотова и К.Е. Ворошилова, настаивал на скорейшем и жестком истреблении японцев на советской территории. К этому времени Разведывательное управление РККА и внешняя разведка НКВД СССР уже располагали сведениями о реальном военном потенциале Японии, увязшей в войне с Китаем, и своевременно информировали об этом главу государства[397].
Своеобразным сигналом к усилению активности японских войск у оз. Хасан, а также одной из возможных причин осуждения В.К. Блюхером действий пограничников можно считать события 15 июля. В этот день на участке заставы «Подгорная» 59-го погранотряда группа из пяти «японо-маньчжур» нарушила границу, перейдя на советскую территорию в районе высоты западнее оз. Хасан[398]. За нарушителями вели наблюдение помощник начальника заставы лейтенант П.И. Курдюков и начальник инженерной службы погранотряда лейтенант В.М. Виневитин. Последний по приказу начальника отряда К.Е. Гребенника руководил окопными работами на выс. Заозёрная, обучал личный состав фортификационному делу, проводил рекогносцировку на случай попытки японской стороны овладеть высотой.
В.К. Блюхер
М.П. Фриновский
Реальных сил и средств для организации эффективной обороны высот в районе оз. Хасан у пограничников 59-го погранотряда не было. При общей численности личного состава застав, комендатур и маневренной группы в 1225 чел. и протяженности охраняемого участка границы 237 км плотность охраны составляла лишь 5,1 чел. на километр[399]. При попытке задержания нарушителей последние, оставляя без внимания предупредительные меры пограничников, спешно устремились обратно, в Маньчжурию. Выстрелом, произведенным В.М. Виневитиным из винтовки, на советской территории один участник группы был убит, второй — ранен. Убитым нарушителем оказался японец Сакуни Мацумма (в некоторых источниках — Сякуни Мацусима[400]), 26 лет, жандарм особой службы в пос. Янхендон. При нем были обнаружены бинокль, маузер, заряженный на 8 патронов, из них один был в патроннике, фотоаппарат, заряженный пленкой, блокнот с записями о наблюдении за советской территорией.
Для дальневосточной границы в целом и посьетского направления в частности переходы групп японских солдат на советскую сторону не являлись в тот период редкостью. Согласно сообщению начальника Пограничных и Внутренних войск НКВД СССР комдива А.А. Ковалева от 16 июля 1938 г. в адрес Н.И. Ежова, «за последнее время японцы вели усиленную подготовку к захвату указанной высоты (Заозёрная), производили работы по прокладке к ней телефонного провода. Захват этой высоты японцами позволил бы им вести наблюдение за нашей территорией». Все чаще фиксировались многочисленные нарушения границы японскими военнослужащими с применением оружия[401]. Причем не только стрелкового. Начальник УНКВД ДВК и Особого отдела КДФ старший майор госбезопасности Г.Ф. Горбач сообщал в Москву о том, что 28 июля в 8.30 часовыми Усть-Сунгарийского укрепрайона было отмечено движение от маньчжурской деревни Саньтунь в нашу сторону дымовой волны в 8 километрах серовато-голубоватого оттенка, характерно стелющейся по поверхности воды. Под прикрытием дыма фиксировалось прохождение 4 японо-маньчжурских шаланд. Советское командование расценивало «пуск волны как пробу агрессии или провокации частей укрепрайона в связи с общей обстановкой». Первые же случаи применения против советских войск химического оружия фиксировались еще 16 января 1937 г. (район с. Константиновка Амурской области) и 28 июня 1938 г. (Гродековский район, Приморье)[402]. В дальнейшем японская сторона не остановилась и перед применением отравляющих веществ раздражающего действия — хлорацетофеноновых дымов[403]. Последующие сообщения из УНКВД ДВК в Москву способствовали в итоге решению вопроса о снабжении частей КДФ газоопределителями, которых, равно как и сумок химического разведчика, было крайне недостаточно.
Документальные материалы государственных и ведомственных архивов объективно отражают практически все аспекты сложившейся в период конфликта ситуации[404]. Так, среди основных проблем, выявленных подразделениями военной контрразведки еще в начале боев, стали некомплект личного состава и слабый уровень его подготовки. Например, 196-й стрелковый полк (сп) насчитывал 400 чел., 200 из которых ежедневно находились на хозяйственных работах. Отрывались от занятий на заготовку дров, сена, овощей и т. п. в ущерб совершенствованию боевых навыков и пограничники[405]. Отметим, что большинство вскрытых органами НКВД недостатков в дальневосточных соединениях и частях РККА и РККФ нашло подтверждение в известном приказе Народного комиссариата обороны (НКО) СССР № 0040 от 4 сентября 1938 г. о результатах рассмотрения Главным Военным советом РККА вопроса о событиях в районе оз. Хасан и мероприятиях по оборонной подготовке дальневосточного театра военных действий. Позже частично их озвучил и командующий 1-й Отдельной Краснознаменной армией (ОКА) комкор Г.М. Штерн на заседании Военного совета при НКО СССР 26 ноября 1938 г., посвященном хасанским событиям[406].
Г.М. Штерн
Большой некомплект в отдельных частях лимитировал возможность эффективного использования имеющейся боевой техники, приводил к необходимости переукомплектовывания частей при привидении их в боевую готовность. В результате части шли в бой в условиях, когда командиры не знали большинства своих бойцов, а последние не знали в лицо некоторых своих командиров. В ряде случаев это приводило к тяжелым последствиям. «В штабе ВВС КДФ чувствовалась растерянность, неорганизованность, — телеграфировал Г.Ф. Горбач 3 августа 1938 г. Н.И. Ежову и начальнику 2-го Управления НКВД СССР комбригу Н.Н. Федорову, — 117-й авиаполк средствами ПВО не обеспечен, личный состав пулеметных отделений не подготовлен, стреляли всего один раз с оценкой “плохо”. В 53-й штурмовой авиабригаде из 45 самолетов Р-10 вполне исправных только 9… Почти все авиачасти Первой армии не обеспечены кислородом и кислородными аппаратами». Также отражалось неблагополучие с медицинским снабжением: «сан{итарный} отдел фронта не обеспечен врачами… Врачи в большом некомплекте. В связи с чем затруднено обслуживание раненых».
Об объективности установленных недостатков говорит хотя бы тот факт, что информация, добытая сотрудниками ОО КДФ, в наши дни находит подтверждение в научных изысканиях самих врачей[407]. Работники военной контрразведки производили специальные расследования по линии медицинского обеспечения, привлекали виновных к ответственности. Поводом для этого служили различные обстоятельства. Например, в разгар боев выяснилось, что отправленные ранее с санитарных складов № 351 в г. Ворошилов 50 тыс. ампул кофеина оказались к употреблению негодными. Также случалось, что на скатах высот «без всякой медицинской помощи» тяжелораненые бойцы находились по нескольку дней…
По воспоминаниям участников боев японцы «каждую ночь устраивали диверсии на советской территории: запрягали волов в волокуши, начиненные взрывчаткой, и пускали на нашу территорию»[408]. Вероятно, именно в этой связи 7 августа был отдан совместный приказ Г.Ф. Горбача и начальника Управления Краснознаменных пограничных и внутренних войск НКВД СССР по Дальневосточному округу (УКПВВ НКВД ДВО) комдива Ф.Г. Соколова об усилении бдительности. В документе, в частности, уточнялось, что «по всей линии границы японцы активизируют провокационную деятельность, высылая разведчиков и во много раз усиливая наблюдение за нашей стороной…», и требовалось «не поддаваясь ни на какие провокации японцев, обеспечить нерушимость границы»[409].
В отечественной историографии войсковая составляющая деятельности пограничных войск НКВД, принимавших участие в хасанских событиях, исследована достаточно полно[410], поэтому в канун их 80-летия обратим внимание на другие, менее известные аспекты. 4 августа 1938 г. Г.Ф. Горбач направил Н.И. Ежову политдонесение 59-го погранотряда, в котором, в частности, высоко оценивалось политико-моральное состояние пограничников. «Подвигами наших бойцов и командиров восхищаются бойцы частей РККА, так как в самый трудный момент атаки под лозунгами Сталинской конституции они поднимали мужество бойцов». Вместе с тем были изложены сведения о неорганизованности и необеспеченности в управлении боем со стороны армейского командования. По состоянию на 2 августа «танки не оказали никакой поддержки пехоте… артиллерия не могла подготовить прорыва проволочного заграждения и до атаки 8 снарядов ударили по своим. Танкисты сутки находились без пищи». Впрочем, из воспоминаний участника событий К.К. Курочкина известно, что порой бойцы без еды находились на поле боя по пять дней[411]. В этот же период стала вырисовываться определенная тенденция. Некоторые морально неустойчивые военнослужащие РККА пытались под различным предлогом, а то и без такового, покинуть поле боя. Возвращали же в строй и «отрезвляли» паникеров именно пограничники. Среди танковых экипажей, например, случаи трусости наблюдались не единожды, и пограничникам приходилось даже под угрозой применения оружия направлять танки в атаку. Архивные документы свидетельствуют, что