Эти обстоятельства создавали для нас большую опасность в случае преследования, но поскольку это место опасное и неудобное для партизан, то немцы не должны там держать засаду. Так мы рассуждали, когда выбирали по карте место минирования. Я предупредил товарищей, что если будет опасность окружения нас от шоссе, то мы будем уходить в лес на другой стороне железной дороги, хотя обстановка там для нас была совершенно неизвестной. Однако этого делать не пришлось. Мы вышли на переезд и изучив его установили, что доска мостков рядом с линией не прибита. Мы ее подняли и поставили под рельс мину, после чего положили доску на свое место. Мину можно было обнаружить только, подняв доску переезда. Наша хитрость удалась. Утром в 10 мы услышали взрыв. Через местных жителей мы вскоре узнали, что патрули, как всегда утром обошли свой участок, но ничего подозрительного не заметили, а несколько позже на переезде взорвалась ремонтная автодрезина. Это было между станциями Пустошка и Идрица.
Летом 1943 года мы получили из центра новые автоматы, боеприпасы, взрывчатку. Но боеприпасов у нас было все же не столько, чтобы впустую проводить работу вновь полученных автоматов. Мы их отчистили от смазки, подготовили к действию. Вскоре большая группа из нашего отряда вышла на задание. Имелись данные, что в воскресенье на ржаное поле, которое находилось недалеко от границы нашего партизанского района, прибудут полицейские и их семьи под охраной немцев, чтобы убрать урожай.
Наше командование решило опередить немцев. Из двух деревень собрали добровольцев из женщин, вооружили их серпами и мешками и вместе с группой партизан, также вооруженных серпами, переправили вечером на это поле. Мы охраняли поле от нападения немцев. К рассвету все колосья были срезаны и в мешках переправлены через узкий перешеек, между двумя озерами в наш «партизанский тыл». Туда же переправились все жнецы. Посредине поля находилось кладбище, которое стояло на высотке, господствующей над окружающей местностью. Кладбище было обнесено канавой глубиной примерно в полметра.
Дорога из города Полоцка, по которой должны были двигаться немцы, выходила из лесу примерно в 300 м. от кладбища и проходила рядом с кладбищем. Мне поручили возглавить группу в 10 человек и организовать засаду на кладбище. Это была возможность опробовать новые автоматы. У нас было 9 автоматов и один ручной пулемет. Мы залегли в кювете возле кладбища и ждали появления немцев. Метрах в 300 сзади и с боку от нас находилась другая наша группа, которая должна была поддержать нас минометным огнем и прикрыть этим наш отход, если немцев будет много. Единственным минометом, который был призван выполнить эти задачи, командовал Горченко, который был в армии минометчиком. Утром, когда уже взошло солнце, мы заметили, что на опушке леса, там, где выходит из него дорога, появились люди. Они постояли немного и потом двинулись вперед. За ними выходили новые и новые. Все были в немецкой форме, вооружены, шли по 2 человека в ряд, не растягиваясь. Впереди колонны метрах в 2 шел головной дозор — 4 человека. За ними офицер, без фуражки на поводу вел красивого крупного коня. Вот голова колоны уже в 100 метрах от нас, а хвоста колоны не видно, из леса выходит все новые и новые группы. Еще раньше я предупредил, что подпускать будем близко и первым открывать огонь буду я. Смотрю на товарищей. Все наготове и прицелились. Лица сосредоточены. Только Иван, повар отряда, который лежит за пулеметом волнуется больше других. Вот передние немцы метрах в 50. Отчетливо видны их лица и холодное лицо офицера. Я целюсь в него. Огонь. С такого расстояния на немцев обрушился град пуль из 9 автоматов и пулемета. Почти одновременно с нашими выстрелами на дороге стали рваться мины нашего миномета. Мы все выпустили по два диска и по канаве ушли на другую сторону кладбища и прикрываясь им стали отходить к своим, так как немцы уже оправились от неожиданности и вели ответный огонь. Их было не менее 200 человек и вступать с ними в открытый бой не было смысла. Я уходил вместе с Васильевым — молодой парень, цыган по национальности. Вдруг мы увидели, что по полю бежит та самая лошадь, которую вел поз уздцы офицер. Она была без всадника. Мы потеряли полминуты, пока Васильев подманил коня, я поддержал его автомат пока он забрался на коня и галопом помчался к нашим. Потом мы без потерь направились через перешеек между двумя озерами и ушли. Немцы нас не преследовали, они были заняты своими хлопотами. По слухам, в этот день у них было около 30 человек убитых и раненых. С нашей стороны — никаких потерь.
9 мая 2001. (Справа на лево) Е.А. Телегуев, Ю.А. Колесников, М.Н. Эйтингон, С.С. Бельченко
Всего я участвовал в совершении 19 крупных железнодорожных диверсий к западу от Полоцка и 3 диверсиях на железной дороге Себеж — Идрица.
Телегуев Евгений Алексеевич, командир разведгруппы бригады «Неуловимые». Москва, июнь 1955 год.
М.Л. ТокаревПавел Бондаренко — автор первых памятников советским разведчикам
Отмеченный в декабре 2020 г.100-летний юбилей российской внешней разведки был ознаменован несколькими памятными мероприятиями, включая создание новых памятников отечественным разведчикам. Вслед за установленными за последние годы скульптурными изображениями начальника советской разведки в годы Второй мировой войны П.М. Фитина (Москва), разведчиков «атомного проекта» Героя России В.Б. Барковского (город Красногорск Московской области) и И.А. Ахмерова (Челябинск), в штаб-квартире СВР России в 2020 г. была торжественно открыта созданная народным художником России А. Ковальчуком скульптурная композиция, посвященная сотрудникам отечественной разведки разных поколений. Также в юбилейном для разведки году началась подготовка к установке созданного А. Головачевым памятника выдающемуся разведчику-нелегалу Герою Советского Союза Г.А. Вартаняну рядом со зданием столичной школы № 2070, которая ныне носит имя Геворка Андреевича.
Вероятно, традиция творческого взаимодействия отечественных разведчиков и скульпторов зародилась еще в первые послевоенные годы благодаря 30-летнему тогда ваятелю П. И. Бондаренко, ставшему впоследствии академиком Академии художеств СССР и ректором Московского государственного художественного института имени В.И. Сурикова. Следует отметить, что работа разведки и разведчиков была известна скульптору не понаслышке. В годы Великой Отечественной войны майор П.И. Бондаренко был начальником штаба 1-й Ленинградской партизанской бригады. И лично участвовал в подготовке и проведении нескольких чекистско-партизанских операций, руководство которыми осуществляло напрямую из Москвы 4-е разведывательно-диверсионное управление НКВД-НКГБ СССР во главе с П.А. Судоплатовым.
Первый справа начальник штаба 1-й Ленинградской партизанской бригады капитан П.И. Бондаренко. Январь 1943 года.
Юность П. Бондаренко, родившегося в декабре 1917 г. в семье рабочего в крупнейшем промышленном центре Приднепровья городе Екатеринославе (с 1926 г. — Днепропетровск), складывалась типично для первого поколения советской молодежи — учеба в школе-семилетке, работа слесарем на Днепропетровском паровозостроительном заводе, активное участие в комсомоле, по путевке которого Бондаренко в 1935 г. поступил в Днепропетровское художественное училище[790].
Окончив его в 1937 г., 19-летний Павел Бондаренко твердо решил стать профессиональным скульптором, и уже с первой попытки поступил на подготовительное отделение ленинградского Институт живописи, скульптуры и архитектуры Академии художеств СССР. Его наставником там стал уже прославленный к тому времени советский монументалист М. Г. Манизер, чьи скульптурные группы до сих пор определяют неповторимый облик станции московского метро «Площадь Революции».
К сожалению, учебу Бондаренко в одном из лучших художественных вузов страны прервала Вторая мировая война. В конце 1939 г. Павел Иванович, как и многие тогдашние студенты ленинградских вузов, добровольцем ушел на войну с белофиннами, где был тяжело ранен. Летом 1941 г., едва восстановившись после ранения, лейтенант запаса Бондаренко добровольцем вступил в ряды формировавшейся тогда в Ленинграде Красногвардейской стрелковой дивизии народного ополчения (впоследствии — 13-я стрелковая дивизия). В ее рядах командир взвода П.И. Бондаренко в сентябре 1941 г. участвовал в тяжелейших боях у Пулковских высот и у города Урицк, где его дивизия потеряла до 70 % личного состава, но остановила танки немецкой группы армии «Север», так и не продвинувшейся от этого рубежа к Ленинграду.
Весь 1942 г. 13-я стрелковая дивизия продолжала держать оборону у Пулково. Однако лейтенант Бондаренко, ставший в том же 1942 г. членом ВКП(б), уже не участвовал в этих боях. Созданный в сентябре 1941 г. Ленинградский штаб партизанского движения (ЛШПД) под руководством начальника Ленинградского УНКВД П. Н. Кубаткина (в 1946 г. он несколько месяцев возглавлял советскую внешнюю разведку) и начальника разведотдела Ленинградского фронта П. П. Евстигнеева привлек Бондаренко вместе со многими другими лучшими командирами и бойцами из оборонявших Ленинград частей Красной армии для создания партизанских отрядов в тылах осаждавших город гитлеровских войск и их союзников. После нескольких месяцев служебной стажировки в самом ЛШПД капитан П.И. Бондаренко в конце 1942 г. был направлен на юг оккупированной Псковской области в составе группы командования 1-го отдельного партизанского полка. Затем на его базе была развернута 1-я Ленинградская партизанская бригада (1-я ЛПД) под командованием кадрового командира РККА майора М. В. Степанова.
С учетом того, что бригада общей численностью 2500 партизан была крупнейшим партизанским соединением, действовавшим вблизи базировавшегося в Пскове штаба гитлеровской группы армий «Север», одной из главных боевых задач 1-й ЛПД было определено ведение комплексной разведки — в т. ч. по заданиям Разведуправления Генштаба РККА и 4-го Управления НКВД-НКГБ СССР. Для ее организации при руководимом Бондаренко штабе бригады действовала оперативная группа Управления НКВД по Ленинградской области во главе с бывшим оперуполномоченным райгоротдела НКВД в Новгороде лейтенантом госбезопасности Г.И. Пяткиным (1912–1987).