Через сутки, около полуночи 17 апреля 1961 г., с пяти десантных судов без опознавательных знаков на юго-западное побережье Кубы в заливе Свиней началась высадка антикастровских интервенционистских формирований общей численность около полутора тысяч человек. Несмотря на авиационную поддержку вторжения, к 17 часам 19 апреля армия Кубы пленила около 1 200 «контрас».
Это был крупнейший за все предыдущие 15 лет существования ЦРУ, полный и ошеломляющий провал его «тайной операции». Тем не менее, Дж. Кеннеди был вынужден взять на себя ответственность за вторжение на Кубу и публично заявить об этом.
В июне 1961 г. резидент ГРУ в Вашингтоне информировал центр, что провал апрельского вторжения на Кубу вызвал среди генералов и офицеров Пентагона большое недовольство организаторами этой авантюры, подорвавшей авторитет Соединенных Штатов[556].
9 мая 1961 г. в кабинете министра юстиции США Р. Кеннеди состоялась его встреча с советским дипломатом, атташе по вопросам культуры и редактором издававшегося посольством журнала Агентства печати «Новости» «Soviet Life Today» Г. Н. Большаковым. Особую пикантность этой встрече придавало то обстоятельство, что полковник Г.Н. Большаков был сотрудником резидентуры ГРУ в Вашингтоне (оперативный псевдоним «Марк»).
А оперативное задание руководства ГРУ предписывало Г.Н. Большакову заниматься добыванием «достоверной военно-политической и военно-экономической информации и данных о подготовке США к внезапному нападению на СССР и страны социалистического лагеря». Большакову предлагалось возобновить отношения с рядом ведущих западных журналистов, а также «заводить широкий круг новых знакомств, путем всестороннего изучения которых выбирать перспективных лиц»[557].
Инициатива в продолжавшейся более полутора часов беседе исходила от Р. Кеннеди, который следующим образом разъяснил мотивы этой встречи. Президент обеспокоен тем, что советское правительство недооценивает способности и возможности США, что увеличивает опасности непонимания Москвой политики новой администрации. По мнению Большакова, таким образом президент США хотел показать, что его администрация готова отойти от курса политики Эйзенхауэра, если это стремление найдет понимание в Кремле.
Р. Кеннеди пояснил, что президент по-прежнему желает встречи с председателем Совета министров СССР Н.С. Хрущевым (предварительно согласованный визит в Москву Д. Эйзенхауэра в июне 1960 г. был отменен после срыва 16 мая саммита США, Великобритании, Франции и СССР в Париже), и считает, что эта встреча должна не только носить характер общего обмена мнениями, но и предусматривать достижение соглашения по конкретным проблемам, например, о запрещении ядерных испытаний.
В тоже время, Большаков подчеркнул, что Р. Кеннеди уклонился от обсуждения вопроса о Кубе, заявив, что «это проблема мертвая». Однако Георгий Никитович понимал, что «кубинский вопрос» будет в немалой степени интересовать Хрущева, как это и произошло в действительности.
Чтобы у Большакова не возникло недопонимание смысла состоявшейся беседы, Кеннеди доверительно повторил, что Белый дом ищет нетрадиционные подходы к взаимоотношениям с Кремлем и просил проконсультироваться по этому поводу с «друзьями» в Москве. В завершении беседы американский министр предложил советскому дипломату-журналисту встретиться еще раз в неформальной обстановке после прояснения позиций сторон по затронутым вопросам.
Отметим, что в книге «13 дней. Свидетельство о кубинском кризисе» Р. Кеннеди демонстрирует читателям (а адресовалась она, понятно, в первую очередь американским гражданам), образчик имперского мышления: США «уже были могущественной державой. У нас была возможность, и мы ею пользовались, навязывать наши желания силой, если считали необходимым, когда дело касалось наших интересов…»[558].
В ночь на 10 мая в Москву была отправлена срочная шифртелеграмма, излагавшая содержание беседы с Кеннеди. В конце этой телеграммы собственное мнение выразил резидент ГРУ в Вашингтоне: «Непонятна настойчивость и цель намерений Р. Кеннеди в установлении контактов с нашим посольством. Как известно, посол Меньшиков дважды встречался с Р. Кеннеди в здании посольства уже после избрания Дж. Кеннеди президентом. Посол Меньшиков в настоящее время находится в отпуске уже несколько дней»[559].
В Москве же шифртелеграмма «Марка» пошла своим рутинным путем: начальник управления ГРУ по Западному полушарию генерал-майор В.С. Соколов наложил на ней резолюцию: «Непонятно, почему «Марк» был выбран Р. Кеннеди для такой беседы. Напрашивается вывод, что «Марк» сам напросился. «Марк» действовал в нарушение указаний резидента. Кто ему позволил это делать? Разобраться и доложить».
Постараемся ответить на вопрос: почему? Весьма вероятно, Кеннеди, которому, по должности, было подчинено Федеральное бюро расследований США, знал об имеющихся у него подозрениях о принадлежности Большакова к советским спецслужбам. И, таким образом, его обращение будет прямым образом доставлено непосредственному адресату. Если же Большаков не связан со спецслужбами, то он не применёт возможностью довести полученную информацию до зятя Хрущева А.И. Аджубея. Таким образом, Большаков представлялся братьям Кеннеди идеальной кандидатурой для выполнения подготовленной для него миссии.
Начальник ГРУ генерал армии И.А. Серов доложил столь необычное послание начальнику Генерального штаба Маршалу Советского Союза М.В. Захарову, тот — министру обороны, а Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский — Н.С. Хрущеву. И сообщение «Марка» из Вашингтона вызвало большой интерес Первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР. По предложению Хрущева возможность установления конфиденциального канала связи Хрущев — Большаков — Белый дом, рассматривалась на заседании Президиума ЦК КПСС 16 мая 1961 г.
Президиум ЦК рекомедовал Г.Н. Большакову передать Р. Кеннеди, что «его московским «друзьям» непонятно, что имел в виду Кеннеди, когда в предыдущей беседе назвал кубинскую проблему «мертвой». Если собеседник таким образом желал сообщить, что правительство США отказалось на будущее от агрессивных действий и вмешательства во внутренние дела Кубы, то, безусловно, такое решение только приветствовалось бы Советским Союзом».
Так же Большакову предписывалось строго придерживаться указаний, и «если Р. Кеннеди поставит другие вопросы, не предусмотренные данными указаниями, то ему следует, не давая ответа по существу, зарезервировать за собой право «обдумать вопросы» и обсудить их с Р. Кеннеди позднее. Если по каким-либо соображениям Р. Кеннеди будет уклоняться от встречи с т. Большаковым, не следует проявлять навязчивость в организации такой встречи»[560].
Решающая встреча «Марка» с Кеннеди-младшим произошла 21 мая в загородном доме министра юстиции. В ходе продолжавшейся более двух часов беседы, Роберт уточнил, что его брат-президент знает об их встрече и одобряет такой канал связи. В то же время он просил, чтобы, при необходимости Георгий Никитович звонил ему только из телефона-автомата и называл себя только двум сотрудникам — помощнику Кеннеди и его секретарю. Однако Кеннеди, как и при дальнейших контактах, уклонился от ответов на вопросы о политике США в отношении Кубы.
Ситуация была столь неординарна, что один из руководителей Большакова в Москве оставил на его сообщении об итогах этой встречи с Р. Кеннеди для сведения И.А. Серова следующую резолюцию: «Это беспрецедентный случай, когда член правительства США встречается с нашим работником, да еще конспиративно».
Всего Георгий Никитович встречался с братьями Кеннеди более сорока раз, в том числе и в сугубо неофициальной обстановке, не считая телефонных разговоров между ними.
Р. Кеннеди вспоминал, что встречался с Большаковым регулярно в среднем один раз в две недели. Иногда эти встречи происходили по инициативе министра юстиции, иногда по просьбе Большакова: «Он был представителем Хрущева… В любое время, когда у него или у Хрущева появлялось сообщение для президента или у президента появлялось сообщение для Хрущева, мы действовали через Георгия Большакова… Я встречался с ним по самым различным поводам»[561].
В контактах Большакова с братьями Кеннеди можно выделить три этапа. Первый из них связан с подготовкой первой встречи Н.С. Хрущева с новым президентом США Дж. Кеннеди. Она состоялась 4 июня 1961 г. в Вене и была посвящена как так называемому берлинскому вопросу, так и перспективам мирного сосуществования двух социально-экономических систем, возглавлявшихся СССР и США. Только за 14 дней, с 21 мая по 2 июня, Большаков встречался или говорил по телефону с Кеннеди пять раз, а однажды по просьбе последнего, даже срочно приехал к нему в министерство юстиции. Все просьбы американского президента относительно встречи своевременно передавались в Москву.
И хотя в ходе переговоров он назвал провалившуюся попытку высадки на Кубу 17–19 апреля ошибкой, однако, как показали последующие события, Дж. Кеннеди не «проделал работу над ошибками», наоборот, в 1961–1962 г. США предприняли ряд мер экономического и военного характера против правительства Ф. Кастро.
Второй этап интенсивных контактов Большакова с Кеннеди пришелся на период обострения так называемого «берлинского вопроса», связанного с нежеланием США, Великобритании и Франции пересмотреть оккупационный статус Западного Берлина. Ввиду того, что Западный Берлин фактически являлся плацдармом для проведения разведывательно-подрывной деятельности против Восточного Берлина, столицы Германской Демократической Республики, правительство ГДР приняло решение о введении пограничного пропуска между оккупационными зонами разделенного города. И в ночь на 13 августа 1961 г. для обеспечения пропускного режима меж